Розы на снегу
Шрифт:
— Начальник тайной полевой — мастер на провокации. Теперь они пытаются заслать в отряд своих людей, — сказал Ковалев. — Но почему они обратились к Федорову? Случайность это или проверка? А за предупреждение спасибо. Теперь устройте нас где-нибудь на отдых. Устали страшно.
— В бане придется. Она натоплена.
— Что ж, хорошо.
Мария Ивановна собрала кое-какую одежонку, и они тихонько прошли через двор в баню. Она стояла в конце огорода почти у самого кустарника, за которым здесь начинался лес.
— Без меня из бани не показывайтесь, — предупредила хозяйка гостей.
Ночью Яковлевой
— Открывай, — раздался злой голос.
В дом ввалилось несколько полицаев.
— Очень прошу, потише… Дети спят, больные.
— Смотри какие нежные. — Чернявый парень зло сверкнул глазами. — Небось партизан не останавливаешь. Может, об их сне заботишься?
Яковлева уже пришла в себя и теперь была почти спокойна.
— Ищи, коли хочешь, — кинула она полицаю.
Чернявый вышел из дома, осмотрел двор и направился к соседнему дому. В этот момент его и увидел Алексеев. Он только что проснулся и, нагнувшись к окошечку, решил посмотреть, что делается в деревне. Алексеев толкнул Ковалева и, когда тот открыл глаза, тихо сказал:
— Сам начальник волостной полиции Владимир Трель пожаловал.
— Приготовь автомат и гранаты, — распорядился Ковалев. — Как бы нам не пришлось с ними стукнуться.
Но все обошлось благополучно. Полицаи в баню не заглянули.
Вскоре пришла Яковлева с охапкой дров.
— Пусть думают, что собираюсь стирать, — объяснила она. — Сейчас я еще узел белья сюда принесу.
Но, видать, судьба отвела этот день на испытание ее нервов. Только вернулась она в избу, как услышала на дворе новый шум. На этот раз речь была немецкой… «Теперь-то вряд ли обойдется», — подумала Мария Ивановна и устало опустилась на стул. Из этого состояния ее вывел очкастый немец, который, с трудом ворочая языком, пояснил, протягивая двух кур:
— Печка… жарийт… скоро.
Яковлева машинально обдала кур кипятком, быстро приготовила их для жарки. Час пребывания гитлеровцев в доме показался Марии Ивановне вечностью. И как же она была рада, когда фашисты, уложив поджаренных кур, в мешок, уехали дальше. Долго она смотрела им вслед, пока не затих гул их машин.
Только партизаны вошли в деревню Липо и расположились там на привал, как им сообщили: по пятам идут каратели. Пришлось, не трогая заранее спрятанной здесь взрывчатки, уходить в сторону от намеченного маршрута. Лишь вечером партизаны вернулись в село, забрали все боеприпасы и ночью двинулись вперед. На рассвете отряд был уже у моста.
То ли оккупанты считали этот участок дороги в безопасности, то ли до него у них не дошли руки, во всяком случае, здесь даже у самого моста лес не был вырублен так, как это делалось повсеместно. Правда, мост усиленно охранялся — посты стояли с обоих его концов, на каждом из них — пулеметы.
Но идти на мост лобовой атакой партизаны и не собирались. Иван Алексеев знал здесь каждый кустик и был уверен, что пройдет к мосту незамеченным. Кроме него в группу подрывников вошли Николай Мудров, пулеметчик Лукин. Командиром
группы был парторг отряда Яков Моисеенко. Все остальные партизаны заняли позицию на случай, если группа будет обнаружена и придется вести бой.Подрывники подождали, пока сменятся часовые, а потом вслед за Алексеевым бесшумно поползли к мосту. Скурдинский и Ковалев пристально наблюдали из укрытия за их движением. Вот они показались из-за кустарника. Подождали, пока часовой пройдет на другую сторону и быстро, по-кошачьи, прыгнули под кручу. Конец длинного шнура, который тянул Моисеенко, остался в кустах. Потом Скурдинский увидел только двоих — Мудрова и Алексеева. Они прилаживали к ферме бруски тола. Скурдинскому казалось, что они непростительно медлят.
— Хоть бы все обошлось, — прошептал он.
Но подрывники не медлили. Еще минута, и раздался взрыв. Мост заволокло облако пыли и дыма. Ковалев и Скурдинский оставили свой наблюдательный пункт и бросились бегом в глубь леса.
Возвращаясь в лагерь, у деревни Сватково партизаны встретили Ивана Андреевича Федорова. Он всегда появлялся неожиданно и в разных местах. Сели на поваленную ветром сосну. Федоров пожаловался:
— Что-то комендант стал ко мне плохо относиться. На днях накричал без всякой причины. Вчера вечером у своего дома я заметил того агента, что за бежавшего из лагеря себя выдавал.
— Может, вам уйти в лес, Иван Андреевич? — предложил Скурдинский.
— А кто же останется? У меня все старосты «друзья». Не от коменданта, так от них все буду знать. Да, может, оно и обойдется…
Не обошлось. Вскоре гестапо арестовало Федорова. Казнить «партизанского старосту» привезли в родную деревню Сватково. На околицу согнали всех жителей. Желая унизить Федорова перед односельчанами, комендант Осьмина Ганс Рат приказал осужденному стать на колени.
— На колени? — Федоров с усмешкой посмотрел на Рата и громко, так, чтобы все слышали, крикнул: — Дурак! Да я и перед твоим чумным Гитлером не стану на колени! Советские люди умирают стоя…
В землянку Скурдинский вернулся уже в темноте. Ковалев еще не спал, ждал комиссара. Они всегда по вечерам обсуждали планы на завтрашний день.
— Где был? — спросил Ковалев.
— Да так… Прошелся немного.
— Моисеенко вернулся.
— Что-нибудь интересное сообщил?
— Да. Федю Евдокимова из деревни Рели помнишь? Ну так вот, он по заданию подпольной группы заминировал участок дороги Рель — Ликша. Вчера там подорвались две машины. Восемь фашистов убито и около десятка ранено. Вот и ответ на казнь Федорова.
— Нет, дорогой мой командир, за Федорова и сотни фашистских жизней мало.
— Смело действовали наши подрывники в Лужицах, — продолжал Ковалев. — Туда, в волостное управление, гитлеровцы привезли заложников из соседней деревни. Закрыли их в бане и заявили, что, если до утра не сообщат, кто расклеил в селе листовки, все они будут расстреляны. Подпольщики решили освободить заложников. Вечером подожгли в другом конце села какую-то бесхозную постройку. Опасаясь, что это не просто пожар, а какой-то маневр партизан, солдаты похватали автоматы и бегом туда. А в это время Сергей Филиппов снял часового у бани и выпустил арестованных. Те не мешкая в лес бросились.