Розыгрыш с летальным исходом

– И последнее.
– Он достал сигару взамен раздавленной.
– Главный клиент - лопух. Старый еврей. Богаче всех на свете. Но с ним будут еще двое…

– Охранники?

– В некотором роде. Опасные, крутые мужики. Не дай вам бог, девочки-лапочки, проколоться. Я бы посоветовал вам, вот тебе, Жанночка, и тебе, Мариночка, замкнуть их на себя. Взять на короткий поводок. Впрочем, все решите на месте. Работать творчески, с огоньком, с изюминкой. Ведь вы артисты, а не банщики. Возникающие по ходу проблемы разводим вместе - я буду все время рядом.
– Тут он встал, все его терпеливое добродушие исчезло. Будто его и не было. Морщинки вокруг глаз исчезли, сменились холодным пустым взглядом: - Если не сделаете, все там останетесь.

– Утопишь, что ли?
– криво усмехнулась Нинка.

– Зачем?
– Шеф сделал вид, что безмерно удивился.
– Оставлю без обеда. Месяца на два. И вы сами друг друга скушаете. Без следа.
– Закурил, пустил в потолок колечко за колечком.
– На этом все. Завтра в десять репетиция. Все свободны.
– Подозвал взглядом охранника: - Декоратора, костюмера, реквизитора. И этого… Как его? Хормейстера.

– Хореографа, - поправила в дверях вредная Нинка.

Выйдя из здания, Нинка села в машину и, отъехав квартал, не останавливаясь, включила мобильник, ласково заворковала с холодными тревожными глазами:

– Это Дина. Сгораю от любви. Где? Когда? Целую, милый.

Оперативная информация: «Источник сообщает, что туристическая фирма „Колумб“ (кругосветка для VIP-персон) ведет подготовку к организации на ряде островов Тихого и Атлантического океанов сети публичных домов. В этих целях интенсивно подбирается спецконтингент. Ник.»

ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ

Смеркалось. В ветвях старых берез среди листвы уже посверкивали ранние звезды. Небо за лесом начинало зеленовато светлеть - вставала луна. Замелькали над крышей дома, робко, чуть слышно попискивая, летучие мышки.

Тишина и прохлада заполнили всю пустоту мира.

Старина Нильс, сидя на корточках, покряхтывая, ладил на крыльце самовар, щипал лучину, пихал ее в пропахшую гарью трубу. Янка где-то в доме чем-то брякала, звенела, стучала и отчетливо ругалась - воевала по обычаю с посудой и другой утварью. Давняя, незатухающая вражда.

Из трубы самовара густо повалил белый дым, старик Нильс закашлялся и стал протирать заслезившиеся глаза.

– Кто-то едет, - сказал он, вставая и всматриваясь в конец аллеи.
– Похоже, к нам.

Свет фар становился все ярче и определеннее, метался по сторонам, чутко отзываясь на все неровности нашей дороги, прыгал по стволам и кронам берез. Они радостно вспыхивали в ответ ярко-белым и изумрудно-зеленым.

Я нащупал пистолет в кармане куртки.

– Кого это несет?
– недовольно проворчала Яна, выходя на крыльцо.
– Вот уж ни к чему. У нас и так бокалов всего два осталось.
– Янка настолько втянулась в деревенскую жизнь, что большие чайные чашки называла по-местному - бокалами.

– А сколько их было-то?
– невинно спросил я, закуривая.

– Ты на что намекаешь? Да они у тебя сами по себе на полке перелопались. От старости.
– Янка кинула пытливый взгляд на остановившуюся у калитки скромную «девятку».
– Семеныч приперся… Не сказочный принц, однако. Я не права?

Семеныч - мой старинный приятель, бывший офицер КГБ, порвавший со своей службой в эпоху перестройки. Мы немного дружили, несмотря на далеко не лучшие отношения наших ведомств. Но личных взаимных претензий у нас не было. Тем более сейчас. Когда мы оба - бывшие. Оба ли?

Семеныч вышел из машины, распахнул навстречу Янке обьятия.

– А у нас жрать нечего, - с откровенным гостеприимством предупредила его Яна.

– А выпить найдется?
– Он достал из машины сумку, широко зашагал к крыльцу.
– Кроме чая, разумеется, - опасливо обошел шумевший самовар.

– Смотря по тому - сколько, - уклончиво отозвалась Яна.
– Ты, вообще, надолго?

– Я, вообще, навсегда.
– Семеныч поклонился Нильсу, прижав руку к сердцу.
– Приветствую вас, низверженный крысиный король.
– И прямиком - на кухню.

– Э-э-э!
– Яна придержала его за рукав.
– Что значит - навсегда?

– Испугалась?

– Растерялась, - опять уклонилась Яна.
– У нас всего два чайных бокала осталось.

– А мне они ни к чему. Рюмки-то не все перебила?
– Семеныч стал разгружать на стол сумку.

Янка одобрительно следила за движениями его рук и прямо на глазах теплела.

– Все, что ль?
– вежливо спросила она.
– Негусто, Семеныч. Ежели навсегда.

Нильс, распахнув ногою дверь, внес самовар. Хорошо и уютно запахло дымком.

– Ты погоди, старина, с чаем, - распорядился Семеныч, выставляя бутылки.

За столом Янка трепетно ухаживала за ним, подкладывая лучшие куски с таким видом, будто все эти закуски она сама наготовила. Специально к его приезду. Три дня от плиты не отползала. Семеныч посмеивался.

– Серый, - сказал он, когда притормозили с водкой и Янка придвинула к нему один из уцелевших бокалов с чаем.
– Ты ведь сейчас в отстое? Надо кое-куда сходить.

– Сходи, - сказал я.
– Не заблудишься. За сараем. Будочка. Между рябинкой и кленом.

Семеныч хмыкнул. Янка с возмущением его поддержала:

– Ты что, Серый! Он в такую даль для этого, что ли, ехал? Да, Семеныч?

– Не под березку сходить, - объяснил Семеныч, - а на яхте. Кое-куда.

– А точнее?
– Мне чашки не хватило, и я налил себе, что же делать, еще рюмку водки.

Семеныч завистливо глянул и прямо спросил Янку:

– Ты мне нарочно чашку подсунула? Да еще с трещиной.

– Позаботилась, - вежливо, но как-то двусмысленно объяснил король в изгнании.
– Пока она еще цела.

– Так куда плыть-то?
– не выдержал я.

– На острова Общества.

– Какого еще общества? Книголюбов, что ли?

– Нет, совсем даже наоборот. Это где Таити. В Тихом океане.

– И не выдумывай!
– вспыхнула Яна.
– Куда ты его тащишь? Он только-только остепенился. Смотри - хозяйство какое.
– Она с гордостью повела рукой, указывая на старые стены.
– Посуду новую купим, небьющуюся. Козу скоро заведем. Нам Нильс Хольгерссонович обещал.

– Яков Ильич, - мягко поправил Нильс. И застенчиво подтянул к себе рюмку, до чая он тоже не велик был охотник.