Был сын у женщины Надежды, одинокой женщины,Оставленной мужем, муж – с другой.И были всё-таки поэтому надеждыНа судьбы изменчивость,Что праздник будет и на улице её.И потому она вставала утром,А приходила вся уставшая и гордая.И мальчик узнавал про дни огромной трудности,Про тот завод с большими очень трубами,Дымящими так страшно там, за городом.А женщина морщины новые скрывалаИ некрасивой называлась всеми,И, беззащитна перед этими словами,Она в красивость сына очень верила…А сын из сорок третьего не вышел,В глубокой яме с каплями дождинок…Был белый ливень. Белый ливень вылилНеяркость окончательных сединок.И вот оно весомо горе этой женщиныВ
морщинах на щеках прозрачных невесомых.Как спит она тревожно и бессонноИ видит ближе старенького сына,Которого война для смерти уговаривала,Готовила, ночной сиреной воя.Седая голова его так плохо старилаВ последнюю секунду виденного боя.Они теперь ровесники.Мать тоже почему-то плохо держат ноги.И часто отдыхать приходится на лестницеИ очень долго отдыхать с дороги…Ей видится во сне, а наяву не видится,Что снова есть надежды, как у той Надежды,Как у Надежды – матери-кормилицы,Стирающей для мальчика одежды…Зима по полю собирает инейИ катит долго по равнине белой.Он матери-старушке вдруг напомнит сына,А с маленькой девчонкой поиграет в детство.
«Уж на работу дали бы им автобус побольше…»
Уж на работудали бы им автобуспобольше,дали бы автобус взрослым.И нам в школутоже далеко идти —огромное поле.А то толкаемся вместев автобусе-крошкекрошки и взрослые,взрослые и дети.Не гляжу в окошков автобусе толстом,маленьком и толстом.Он приходит поздно.Ждёшь, а ветер воет,срывает шапки.И так очень долгождёшь в огромном поле.Толкнёшь кого-то влево,толкнут направо.В автобусе тесном,толкаясь уверенно,каждый залезает.А кто-то не залезет,а кто-то останетсяв поле с плечами,которые он не пускал в ход,и ветры дальние,в лицо залетая,будут трепать по глазам его.В школу сегодня он не придёт.Если – взрослый, на работуопоздает.По дороге метёт.Уехал автобус.И только утро глаза раскрывает…На работу дали быавтобус побольшенам.А то на дороге дальнейкто-то стоит очень долго.И только утро продирает глаза.
Качели
Стихи, написанные в тридцатилетнем возрасте
Пора желаний и надежд
Уже выпущен из школы. Впервые познал женскую любовь. Окончил МФТИ. Поработал четыре года младшим научным сотрудником в Обнинском Физико-энергетическом институте и расстался с физикой ради поэзии.
Начал печататься в толстых столичных журналах. И сразу же за «круглым столом» «Литературной газеты» изруган в двух номерах подряд едва ли не всеми присяжными критиками Советского Союза.
Казалось бы, вот время – быть счастливым. Расцвет сил. Внешне укрепился, внутренне закалился. Да и выгляжу неплохо. Только и всех приобретений этих оказалось мало, ибо наступил черёд новым, ещё более трудным испытаниям и злейшим бедам. А всё желания страстные, необузданные.
И ума, ума по-прежнему не хватало. Ведь ум в молодости всегда задний, всегда плетётся вслед за опытом, а посему отстаёт. Уж больно мы торопливы в эту пору. Сначала сделаем, а потом подумаем, сначала набедокурим, а потом раскаемся.
И главной сутью моего тогдашнего существования, главным его содержанием были женщины. Не скажу, чтобы я был аморален, потому как вместе с печальным опытом уже приходило и первое осознание некоторых духовных истин и нравственных аксиом. Но путь познания не прекращался. А известно ещё из Екклесиаста, что «кто умножает познания, умножает скорбь…».
Едва ли не последняя пора моей беспутной жизни. И качало меня, и укачивало – то боль, то радость; то радость, то боль. И всё летело кувырком. И душа моя – то ликовала, то плакала, и тело моё – то замирало в высшей точке блаженства, то изнывало от мук. И всего-то года полтора-два оставалось до женитьбы.
«Одинокого любила…»
Одинокого любила,Потому что ейРодственность всегда претилаУзостью своей.Некрасив? И не жалела.Ладно, что простой.Только бы лучилось телоВстречной чистотой.Каждой клеточкой любила,Не боялась мук,Только бы ему хватилоГуб её и рук.Только бы ему хватилоБренного тепла…И бессмертье подарила,Сына
родила!
«Тот, кто застал вчерашнее число…»
Тот, кто застал вчерашнее числоВ календаре, кто пробудился рано,Увидел мир в предчувствии туманаИ суть проник. Ему не повезло.Он подглядел – сгустилась тишина,Соединился мрак с глухим рассветом,И плоским распечатанным конвертомВ дом проскользнула мужняя жена.По мостовой прокрался браконьер,Унылым костылём трамбуя камни;Из рюкзака просачивались капли,Осётр под парусиною кипел.На поиски неумной, пошлой славыСын уходил, едва простясь с отцом.А пьяница, очнувшийся в канаве,Грустил помятым, заячьим лицом.
«Чтобы немыслимо пелось…»
Чтобы немыслимо пелось,Чтобы в тоске не пропасть,Гордая женская верностьНеобходимей, чем страсть.Или подкуплен любовью,Пойман неправдой твоей,Только и вспомню, что больюРадость обманутых дней?И нестерпимая ревностьНаши разлуки предаст,Раз у тебя заимеласьНежности утренней власть?Плачешь. Размазана ретушь.Молча стоим у стены…Милая, если изменишь,Чувству сперва измени.
«Ко мне за нежностью придёшь…»
Ко мне за нежностью придёшьМоей любви, быть может, ради,А я расчётливую ложьПрочту в ласкающемся взгляде.Заплачешь, брошенная мной,Озябнешь, горькая, до дрожи,А я подумаю – слезойМеня разжалобить не сможешь.Больна неверием моим,Вдруг встретишься в аллее сада —Грустна, раздавлена, с другим,А я подумаю – неправда.Но после долгой пустоты,Сам не оправясь от потери,Узнаю, что несчастна ты,И пожалею – вдруг поверив.
«Душа оттаяла весною…»
Душа оттаяла весною,Как резеда, как чернобыл,И кудри, вымытые хною,За локон медный полюбил.Тут не было твоей заслуги,Как, вероятно, и моей.Весна гуляла по округе,Мы только подчинились ей.
«Вежливо-ласков и бережно-нежен…»
Вежливо-ласков и бережно-нежен,Я только с самою глупою не жил,В сумерках вечнозелёного часаС грубою самою лишь не встречался.Так её плечи сдавила сутулость,Что без желания мне улыбнуласьИ, прикусив затаённое жало,Рук моих, губ моих не пожелала.Только она и была исключеньем,В лес не ходила со мною к качелям —Ссылки на дождь, на мигрень, на усталость…Может, любила, да нет, не призналась.Больше такой не встречал я ни разу.Чтоб не явилась ко мне по приказу,Чтобы, со мной поигравши немного,Вдруг полюбила мужчину другого.Где эта женщина, с кем её плечи?Кроме неё мне никто не перечилИ не ершился в смешной обороне,Кроме любимой, единственной кроме…
Рояль
Грузовиком – в пределах города,Потом контейнер – гулок, ржав…Переезжали. Было молодо.А с нами он переезжал.Как, впрочем, и другие вещи:Кровати, стулья, стол и шкаф.Но был рояль – краснодеревщик,Среди древесной черни – граф.Хоть и подтачивала сыростьЕго детали, был – герой;Медали дружно золотились,Клавиатуру лишь открой.Аристократ! Не ровня прочим.Поднимешь крышку – вид и стать.Хоть моль разъела молоточкиИ нечем музыку жевать.Он был, как мамонт, уникален;Что генеральский дуб в обхват;Сначала – недруг чутких спален,