Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
Лифт. Так называли это страшное изобретение драконы. Единственное, что после войны уцелело в Дейрдре от их знаний и даров человечеству, не считая сыворотки против сахарной болезни и тех стеклянных факелов в Столице.
Когда факел мигнул от порыва ледяного воздуха, а лифт достиг самого дна замка, я тут же вылетела наружу, едва не снеся решётку. Пускай в катакомбах и стоял бальзамический запах, а из стен на меня глядели пустые черепа несчастных пленников, служащие частью фундамента, здесь всяко было безопаснее, чем в прыгающей туда-сюда коробке!
Повесив факел на стену в ровный ряд таких же, освещающих путь в глубину катакомб, я проследовала по этой тропе из огня, вслушиваясь в капанье воды со стен. Это место
– Драгоценная госпожа! Чем обязан вашему визиту?
Я помнила, что темница находится дальше зала королевского сейдмана, иронично называемого «Безмолвным павильоном», поэтому знала, что встречи с Ллеу мне не избежать, если только он до сих пор не прикладывает различные припарки к язвам отца. Увы, тот уже отпустил его: Ллеу стоял у круглого белого стола из цельного мрамора, похожего на жертвенник, поверхность которого была усеяна чёрными свечами и загадочными приспособлениями из голубого стекла. На соседнем столе валялась целая гора перьев и фолиантов с мятыми страницами, а позади Ллеу, между колоннами, горела костровая чаша. Несмотря на пламя высотой с человеческий рост, она совсем не дымила. В Безмолвном павильоне было полно и других загадок, например алтари: так как сам зал был круглым и не имел углов, все они стояли в один ряд возле стены, но почему-то их было пять. Пятый – чёрно-красный монолит с рогатым оленьим черепом, подле которого лежали незнакомые мне подношения: одна золотая монета, перстень с прямоугольным чёрным кристаллом, пирамидка из еловых ветвей и кусок заветренной плоти, похожий на орган какого-то животного.
Тогда, в тронном зале, я не успела толком рассмотреть самого Ллеу, поэтому не заметила, как плохо он выглядит. На его лице не было ни намёка на привычную улыбку, а под хитрыми прищуренными глазами пролегли глубокие синяки. Больше он не был похож ни на Матти, ни просто на женщину – скорее на старика. Может, Ллеу и мнил о себе слишком много, но действительно работал на износ. Даже одежда под его лиловым плащом была той же самой, что и на пиру, словно он никак не успевал переодеться.
Зато узоры, выведенные хной на выбритой части головы Ллеу, изменились – то были уже не руны, а зигзагообразные знаки, отдалённо похожие на древние сигилы. Остальные волосы с несколькими мелкими косичками свободно лежали у него на плече, такие же чёрные, как тот сейд, который Ллеу практиковал, судя по слухам… И судя по тому, что я видела сейчас.
В левой руке он сжимал нож, а в правой – всё ещё трепещущую тушку освежёванного кролика.
– Я пришла, чтобы спросить тебя о склянке с туманом, – ловко соврала я, вспомнив о её существовании совершенно случайно. Передав свою находку из Лофорта Ллеу на совете, я больше ни разу не заговаривала с ним об этом. – Тебе удалось что-нибудь выяснить? Мне было бы приятно узнать, что мы с Солярисом не зря рисковали жизнями, черпая проклятый туман.
– Неужели вы решили не бросать своё расследование? – удивился Ллеу, кладя тушку на плоское деревянное блюдо с выжженными на нём кольцами звёздного неба. – После того, что произошло в тронном зале, любой бы пал духом, но только не вы, моя госпожа. Я восхищён вашей несгибаемой волей! К слову, хочу выразить соболезнования насчёт Соляриса. Надеюсь, вы не вините меня, господина Мидира или господина Гвидиона, что мы никак не воспрепятствовали решению истинного господина? Боюсь, с вашим отцом бесполезно спорить, особенно когда он… в таком состоянии.
– Я всё понимаю, Ллеу, и не держу ни на кого из советников зла, как и на своего отца, – быстро отмахнулась я. Разговоры о Солярисе не только бередили свежие раны, но и грозили разоблачить меня. Ведь пускай я и владела искусством притворства,
как подобает владеть им королевской особе, но и Ллеу тоже был непрост. – Я всего лишь хочу быть полезной. Веселиться на пиру, когда вокруг происходит такое, не по мне. Если я могу сделать хоть что-то…– Надеетесь успеть докопаться до правды и доказать отцу, что Солярис ни при чём, до того, как его казнят? – догадался Ллеу, но это больше звучало так, будто он сам подкидывает мне отговорки. Я ничем себя не выдала – только кивнула, будто и впрямь верила, что могу разгадать природу исторического феномена всего за одни сутки.
Ллеу улыбнулся одним уголком губ и, отложив нож, обтёр окровавленные руки льняными тряпками. Колокольчики на его плетёном браслете снова зазвенели, и я с удивлением поняла: вот почему их пять – алтарей в Безмолвном павильоне ведь тоже пять. Выходит, Ллеу всерьёз молится не четырём, а пяти богам.
– Я искренне хотел бы помочь вам, но последние дни я только и делаю, что пытаюсь выиграть истинному господину ещё немного времени. У меня толком не было возможности изучить привезённую вами склянку, но… Почему бы нам не сделать это прямо сейчас? Тем более что после вашего заявления в тронном зале у меня появилась любопытная теория!
Я снова кивнула, изображая надежду и воодушевление, хотя внутри зашлась истерическим воплем. Уж чего-чего, а времени на какие-то склянки у меня точно не было! И всё-таки я осталась терпеливо ждать, пока Ллеу обходил соседние столы и копошился в сваленных на них вещах, что-то бормоча себе под нос. Стараясь не смотреть на тот стол, на котором всё ещё трепыхалась окровавленная тушка, я посмотрела на другой, пребывающий в неменьшем беспорядке из-за кучи свитков. Все они пожелтели от времени, а выглядывающая с краёв разноцветная краска пошла мелкими трещинками.
Приблизившись к столу, я осторожно подтащила к себе один из свитков и аккуратно развернула его.
– Это портрет Неры?
На нём мама выглядела точно так же, как и на украденной Солом картине, – женщина с рыжими волосами, зелёными глазами и круглым лицом. Но, в отличие от той картины, на этой она была изображена не одна.
– И дядя Оберон?..
Младшего принца я так быстро признала по другой причине – его портретов и статуй в замке всегда было в изобилии. Как брат Оникса, он очень походил на моего отца – те же васильковые глаза и те же красивые, благородные черты. Только волосы другие – цвета ольхи, отливающие червонным золотом. Оберон был примерно такого же роста, как и Нера, а стояли они плечом друг к другу, но не соприкасались. На обоих красовались стёганые плащи сливового цвета, и оба выглядели не столько серьёзно, сколько игриво, будто едва сдерживали улыбку в тот момент, когда живописец просил их стоять неподвижно и не отвлекаться.
– Ох, похоже, вы нашли один из самых ранних портретов госпожи с принцем! – подал голос Ллеу откуда-то из завалов барахла в углу, и я пригляделась к холсту получше: да, действительно очень старый портрет. Краски выцвели и загрязнились, отчего белая кожа матери стала серой, а волосы дяди отливали зеленью по углам. – Когда истинный господин узнал, что Солярис украл один из портретов королевы, он приказал найти и собрать все остальные. Полагаю, истинный господин хочет перепрятать их…
– Почему они вместе? – спросила я, продолжая разглядывать картину. – Нера и Оберон.
– Слышал, они были очень дружны. Оба любили истории о сидах, имели добродушный нрав и чтили искусство, словно богов. Вдобавок истинный господин часто брал принца вместе с собой и Нерой в походы, поскольку тот не любил бремени власти, когда оставался в замке за главного. Из-за этого ходили слухи, будто принц влюблён в королеву, вот и сопровождает её с мужем повсюду… Ой, г-хм, простите. Последнее явно было лишним. Я, кстати, уже нашёл склянку!
Я встрепенулась и, поколебавшись всего секунду, быстро свернула портрет, а затем просунула его в широкий рукав, пока Ллеу захлопывал ящики. Воровать было недостойно принцессы, но почему-то мне очень хотелось забрать этот холст с собой.