Рублевка: Player’s handbook

Но именно на этом настаивает ведущий вечера Игорь Верник: «Это их украшения. Они их носили. Они передали этим побрякушкам свое тепло. Уже только поэтому украшения должны стоить вдвое больше».

Итак, заметим: украшения растут в цене от того, что их носили модные дамы. А дамы приобретают в цене оттого, что способны поднимать цену побрякушек «своим теплом».

Так устроены реликвии и владельцы реликвий — повышают стоимость друг друга.

Делают друг друга ценностью, которую имеет смысл беречь и охранять.

12. И как охранять! По самым скромным подсчетам армия охранников на Рублевке измеряется тысячами. И функций у охранников две: с одной стороны, они и впрямь охраняют, а с другой — являются реликвией, атрибутом власти и могущества охраняемого лица. Одних только сотрудников Федеральной службы охраны, то есть людей, обеспечивающих безопасность высших государственных чиновников, тысяча человек на Рублевке, никак не меньше.

И не следует думать, будто всех охранников мы видим, когда премьер-министр или президент несутся по шоссе мимо нас, прижавшихся к обочине. На самом деле охрана разнообразна и эшелонирована.

Есть ближний круг — непосредственные телохранители, так называемые прикрепленные. К каждому высокому чиновнику прикреплено их человек по шесть-восемь. Работают сутки через трое. Знают про подопечного своего все на свете, потому что и в спальню к нему заходят (не только к жене, но и к любовнице), и туалет случается проверить, прежде чем воссядет там охраняемый. И видят, когда пьян, как проспал, как кричит, кого приласкал, с кем поссорился.

Многие безобидные предметы в руках прикрепленного могут оказаться оружием: чемоданчик, например, одним нажатием кнопки превращается в автомат. Шариковая ручка во внутреннем кармане пиджака нет-нет да и оказывается трехзарядным пистолетом, мелкокалиберным, но вполне убойным с небольшого расстояния (в существование таких пистолетов трудно поверить, пока не подержишь в руках). Охраняемые лица, как правило, круглосуточным присутствием прикрепленных бывают раздражены (так, Михаил Ходорковский настаивал, что к родителям будет ездить один. Ну и что? Только проблемы это создавало прикрепленным: все равно надо было следовать за Ходорковским, однако ж еще и скрытно). Их выгоняют, выставляют из комнаты, требуют отойти подальше во время конфиденциальной прогулки. Но потом привыкают, начинают использовать как слуг, просят захватить подарки после какого-нибудь банкета, цветы после юбилея, женину шубу понести, если вдруг стало жарко.

Парни обычно не ропщут. Не приучены роптать, да и не имеют возможности. Их набирают из Кремлевского полка или из спецподразделений по принципу отменного здоровья, хорошей реакции, подобающей боевой подготовки, небогатой фантазии и полного отсутствия интереса к чтению книг. Книги ведь сеют сомнения, а сомнений не должно возникать у прикрепленного в голове ни на минуту.

Биография прикрепленного должна быть прямой, как стрела, и прозрачной, как стекло: мама-папа, желательно из военного городка, средняя успеваемость в школе с пятеркой только по физкультуре, срочная служба в армии, сверхсрочная во внутренних войсках, жена (не имеющая никаких карьерных амбиций, а желающая сидеть дома и растить детей), дети (желательно двое, мальчик и девочка, здоровые, чтобы не понадобился вдруг миллион евро на лечение в Германии). Каждый день, каждый час жизни прикрепленного должен быть понятен: где был, чем занимался. И если есть хоть пара месяцев, о которых не ясно, где был человек, то в личную охрану уже нельзя, потому что — а вдруг проходил как раз в это время подготовку в террористическом лагере или уверовал в Аллаха в подпольном медресе. Ни во что не должен верить прикрепленный: ни в Бога, ни в демократию, ни в братство всех людей на земле — только в величие государства и в необходимость охраняемого лица для этого самого величия. И с другой стороны, страх, совершенная уверенность, что начальство знает наперечет всех его любимых — жену, детей, маму — и что часа они не проживут в том случае, если прикрепленный предаст. Только при таких условиях можно всерьез надеяться, что целым и невредимым доведет прикрепленный охраняемого от особняка до кортежа.

Да в какую еще машину посадит? В ту ли, на которой президентский флажок? Вовсе не обязательно. Тут уже начинается зона ответственности группы сопровождения. Для того и едет кортеж в несколько машин, чтобы неизвестно было, в какой сидит охраняемый. Иногда, когда имеется угроза, даже монетку кидают, чтобы выбрать машину. Сами до последнего мига готовы не знать, какой выбор. Для того и опустошают шоссе, чтобы гнать на большой скорости, ибо в быстро движущуюся мишень труднее попасть. Для того и не сбрасывают скорости на поворотах, и перекрывают Московскую кольцевую автодорогу в районе Рублевки на время проезда кортежа, ибо мост, под который ныряет Рублевка на въезде в Москву, — самое опасное место.

Проверено. Просчитано. Из автомобилей в устроенной на МКАД пробке могут ведь заблаговременно (с точным расчетом времени) по сигналу наблюдателя, сидящего гденибудь в Жуковке, побежать к мосту сразу несколько гранатометчиков. Остановить их будет трудно.

Это уж дело снайперов. Задолго до проезда кортежа движется по Рублевке машина специальная или автобус и высаживает людей. В особо опасных местах, заранее обследованных, куда сами засели бы, если бы были не охранниками, а диверсантами. И главное — у моста. Работа этих людей — осмотреть окрестности, увидеть, не спрятался ли кто, притвориться кустом и держать под прицелом проклятый мост.

Что же касается заборов, которые во многих местах подступают к шоссе вплотную, и домов, которые во многих местах на шоссе смотрят, то их не особо обследуют и не особо боятся — это работа агентурная.

Если вы живете на Рублевке, если ваш забор, ваши окна или хотя бы сосна какая-нибудь в саду смотрит на шоссе — приглядитесь к своим гостям. Сосед зашел к вам на день рождения выпить водки — или сотрудник ФСО, проверяющий, не просверлили ли вы в заборе бойницу? Нового бойфренда привела знакомить с вами взрослая дочь — или сотрудника ФСО, желающего проверить вашу лояльность? А инженер из дачного кооператива, пришедший сообщить, что на общем собрании постановлено строить вокруг поселка новый шестиметровый забор, — он правда инженер? Или сотрудник ФСО? И правда ли забор строить в дачном кооперативе постановлено? Не в Кремле ли, дом 9?

Да, и поосторожней с фейерверками. За шумом фейерверков легко ведь спрятать и нешуточные взрывы. ФСО беспокоится. Вот сенатор Изместьев любил на дни рождения сына Марика устраивать фейерверки, больше похожие на артподготовку. Так и посадили сенатора Изместьева. Формально, разумеется, не за шуточные взрывы на Рублевке. Нашли за что. Но вся Рублевка знает: Изместьев сидит за фейерверки. И целый квартал вокруг расселили, чтобы никому не повадно было.

13. Сами сотрудники ФСО в свободное от работы время и в дружественной обстановке рассказывают про себя вот какую байку. Дескать, однажды поехал Владимир Путин в бытность свою премьером к тогдашнему министру по чрезвычайным ситуациям Сергею Шойгу на родину в Тыву. В отпуск. Порыбачить, поохотиться, искупаться в холодных речках, у костра посидеть… Эта поездка памятна российскому электорату женского пола. Во время этой поездки премьер, готовясь стать президентом в третий раз, мужественно позировал фотографам: с голым торсом, верхом на лошади, в волнах, выгребая мощным баттерфляем… Поплавал, порыбачил, попозировал фотокамерам, да и уехал, оставив несколько сотрудников ФСО собирать по окрестным кустам специальную аппаратуру и сворачивать закамуфлированные под скальную породу наблюдательные пункты.

Разумеется, сворачивать аппаратуру сотрудники ФСО не спешили. Место путинского пикника и впрямь было хорошее, река и впрямь рыбная, шашлыка заготовленного осталось на целую роту, да и напитков — на взвод. Любуясь родным пейзажем, фэсэошники сидели, жарили шашлык и выпивали водку, как вдруг из тайги вышел к ним охотник. По виду судя, профессиональный: хорошая амуниция, полный ягдташ дичи, а за плечами — очень приличная винтовка с оптическим прицелом. Думали уж пригласить к костру, но тот с ходу спросил:

— Мужики, тут что, Путин, что ль, был?

— Какой Путин? — принялись темнить фэсэошники по профессиональному обыкновению. — Ты что? Какой Путин? Здесь?

— Ну да, — не унимался охотник. — Я же вижу! Путин!

— Как это ты видишь? Откуда? — рассмеялись парни, представляющие себе диаметр оцепления.

— Ну, — охотник снял винтовку с плеча. — В прицел! Я же вижу — Путин!

И тут повисла пауза. Говорят, потом целый месяц происходили в ФСО «разборы полетов» о том, кто виноват да как получилось, что допустили к Путину на расстояние выстрела человека, который, слава богу, оказался не террористом, не анархистом и не диверсантом, а добропорядочным и законопослушным охотником, использовавшим оптический прицел исключительно с целью поглазеть издали на главу государства.

Эта байка вполне может показаться неправдоподобной. Но совершеннейший факт тот, что фэсэошники эту байку о себе рассказывают. Зачем рассказывают?

Легко предположить, что профессиональные эти телохранители повествуют о курьезной своей ошибке именно по причине уязвленной профессиональной гордости. Именно потому, что на Рублевке принято использовать ФСО не столько для охраны, сколько как атрибут могущества и власти охраняемого лица — ради понтов, одним словом, а не безопасности. Если говорить всерьез, то дыра на дыре у нас в охране первых лиц государства, проблема на проблеме. У миллиардеров же и так называемых олигархов — только одно слово, что охрана. Нету охраны, чистая профанация.