Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц

– Жесть, – многозначительно промолвила Маша.

– Она права, – согласилась Елена Алексеевна. – Это так. Мы все, что угодно, могли говорить, злились на него, раздражались, но в глубине души свято верили в его исключительность и незаменимость. Не то что в компании, которую он создал, даже в личной жизни. Посмотрите: я одна, хотя у меня и были вполне достойные предложения, но после Андрея мне все мужчины казались пресными и неинтересными.

– Надо было лучше приглядываться, – не удержалась Миркина. Она уже давно присутствовала в гостиной, но долгое время принимала несвойственное ей пассивное участие в разговоре, но тут не смогла смолчать.

– Кто бы говорил, что ж вы не пригляделись?

– А я до последнего дня была его законной женой, – с вызовом отрезала Алла.

– Числилась и держалась за это руками и ногами, – язвительно заметила Лариса Мартынова.

– Те, кто не числился, тоже особо не торопились, – спокойным голосом продолжала Елена Алексеевна. – И вы, Лариса, по сей день одна, и Алиса пыталась вырваться из этого порочного круга, аж в магию ударилась.

– Я? – Лисовская растерянно посмотрела по сторонам: слова хозяйки дома ни у кого не вызвали даже капли удивления. – Вы все знали об этом? Что я с Андреем…

– Тот еще секрет Полишинеля, – пробурчала Миркина. – Я даже рада, что ты нашла, наконец, выход из этого тупика, решила карьеру делать.

– Под девизом «заграница нам поможет», – не удержалась от колкости Мартынова.

– А ведь Елена права. Вольнов был гуманистом. Когда-то был так хорош, что себе не принадлежал. Все людям. Всех осчастливил, – миролюбиво заключила Миркина, глядя на готовую расплакаться Алису.

– Зато Матильда не одна, – вспомнила Маша.

– Это потому, что ей достались остатки былой роскоши, – рассудила Миркина.

– Вот так всегда и бывает, от чего бежишь, о то и спотыкнешься, – в никуда произнесла Елена Алексеевна, вспоминая о своем.

– Я ни от чего не бежала, – мгновенно отреагировала Алла.

– Это я о себе. На роскошь среагировала… – почему-то стала оправдываться Елена. – Вы правы, Лариса, Вольнов нас здесь всех объединил, но все мы очень разные, из разных жизней влились в океан его жизни. Ужас, как пафосно сказала, аж самой странно. Ну да ладно. Наверное, я многого не испытала, не знаю тягот, лишений, но это не значит, что я не могу понять, чего стоит жить, испытав все это. Я прекрасно понимаю и стремление жить красиво. У всех здесь свои критерии. Вы меня образом жизни попрекнули. Дескать, предел мечтаний, и стремиться ни к чему не надо. Но и у меня было стремление к красивой жизни в молодости. Только я ее понимала по-своему. Мне хотелось любви, как в романах, сказки, приключений, чтобы все слишком, все по высшему разряду. Блистательный Вольнов был из этой сказки, прекрасный принц. Небогатый, но красивый, веселый: куда ни придет, всегда в центре внимания, мне все завидовали, им восхищались. А маме моей он не нравился. Правда, он об этом даже не догадывался. Один раз она попыталась со мной поговорить. Была уверена, что у него кто-то был, что он кого-то обманул ради выгодной партии. Но я ничего не хотела слушать. Впрочем, это ничего не изменило бы. Я тогда ей сказала, что мне все равно, кто был у него до меня. Она не стала со мной спорить, только рассказала маленькую историю из своей жизни. Суть ее я тогда не поняла. По-настоящему, наверное, постигла ее только сегодня. А история такая.

Мама моя была из тех, кого называют «золотой молодежью», папа ее, мой дедушка, с юности в десятке первых людей страны. Летом жили в этом самом доме, вокруг друзья того же круга. Одному из мальчиков подарили машину. Тогда – не наше время, машины были у считаных людей, героев труда, у тех, кого знала вся страна. И вот мальчик посадил друзей в машину, и поехали они кататься по всей округе. Это сейчас Рублевка – государство в государстве, а тогда стояли госдачи, вокруг деревни, проселочные дороги. И вот неслись они по этим проселкам, в деревнях все врассыпную, куры, истошно кудахтая, разлетаются так, что только перья повсюду, как снег. Такие кадры часто можно в кино увидеть. И вот веселые ребята с госдач чувствуют себя киногероями, хохочут, веселятся. Опять деревня, опять куры вразлет, а они мчатся дальше, пугать следующую деревню. И вот тут мама, сама не зная почему, обернулась и увидела, что осталось позади их замечательного автопробега. Стоят понурые люди, а на дороге лежат раздавленные куры, те самые, так весело, по-киношному, вылетавшие из-под колес. Когда увидела эту унылую картину, ей стало не по себе. С тех пор мама перестала участвовать в таких прогулках. Конечно, понимала, что в жизни всегда так: кто-то веселится, а через дорогу кто-то плачет. Сделать так, чтобы никто не плакал, невозможно. Но стремиться к тому, чтобы никто не плакал по твоей вине, надо обязательно.

Елена Алексеевна улыбнулась. Хотела еще что-то сказать, но передумала. Она почувствовала, что ее не очень поняли. Только Люси живо отреагировала:

– Да, это самая настоящая притча. О цене красивой жизни. Можно фильм снимать. Мне кажется, пришло время.

– Оно и не уходило, – вышел из задумчивости Борис. Он подошел к матери и поцеловал ей руку.

– Странно слышать от американки, что у нее есть желание делать такой некоммерческий проект, – пренебрежительно высказалась Лара Мартынова.

– Ну это как снять. Если есть талант и мастерство, то можно снять фильм о поисках доказательства теоремы Ферма, который будет смотреться лучше самого забойного блокбастера. Только это очень трудно сделать, повторяю, нужны талант и мастерство, – четко определил свою позицию сын Вольнова.

– Простите меня, но это прошлый век. Сейчас все, кто живет полнокровной жизнью, несутся по встречной полосе на бешеной скорости, и оглядываться нет ни времени, ни возможности, ни желания. Надо мчаться вперед в сжатом времени, на разрыве аорты, – не собиралась сдаваться Лариса. – Это сегодняшняя жизнь, и фильмы должны быть адекватны сегодняшнему дню. Американцы это умеют делать… – она сделала многозначительную паузу, – но, видимо, не все.

– Я русская, – с олимпийским спокойствием парировала Люси. – А об Америке у вас, уважаемая, явно превратные представления. У нас сейчас стараются вернуться на проторенные пути, к вечным ценностям. Вспомнили, что нет ничего дороже семьи. Правда, вы хотите сами пройти весь путь отказа от этих ценностей. Но мне кажется, нет смысла повторять чужие ошибки.

– Что же касается гонок по встречной полосе, то рано или поздно перед вами окажется КамАЗ, и разрыв аорты будет гарантирован, – в тон ей проговорила Маша.

– Ну дожили, всякие американки нас будут учить жить! – стала закипать Лара.

– Все, не будем сейчас уходить в концептуальные споры. Простите, что меня вдруг потянуло на воспоминания. Все люди разные, не всем интересны такие истории, – примирительным тоном решила прекратить надвигающуюся дискуссию Елена. – Борис, вы с Машей обещали рассказать о том, что узнали в результате своего расследования.

– Да, вот именно вы знаете все, а мы ничего, – поддержала ее Миркина. – Расскажите, наконец, о свидетеле и о роли Кардиналова.

– И о результатах экспертизы. Кстати, когда будут результаты генетической экспертизы?

– Собственно, она уже давно есть, – как само собой разумеющееся, сообщил Борис. – Эта была главная сенсация сегодняшнего вечера, которую мы приготовили для неожиданно выбывших его участников.

– О-о-о! Да не томи, – запричитала Миркина.

– Подождите, не все сразу. Маша здесь уже начала восстанавливать события того злосчастного дня. С кем отец разговаривал, какое у него было настроение, как ехал, кого подвозил.

– Вы знаете кого? – спросили Бориса сразу с нескольких сторон.

– Узнали, а теперь узнаете и вы.

Шла Саша по шоссе

Андрей притормозил машину, в открывающемся окне правой передней дверцы показалось миловидное личико сероглазой блондинки с пухлыми губками.

Вольнов даже не стал спрашивать, куда ей надо, открыл дверь и пригласил девушку сесть в машину.

– До Звенигорода подбросите?

– Я туда и еду, но, если бы нам было не по пути, все равно не смог бы отказать такой красавице и отвез бы вас в любую точку на карте.