Ручей любви

Ее ключицы были ровными, без всяких выступов, которые означали бы перелом. Он внимательно наблюдал за лицом Ди, чтобы обнаружить любые признаки боли. Но ее лицо не исказилось, и она не вздрогнула от его прикосновения. Он ощупал ее шею и велел повращать головой из стороны в сторону, что она сделала с некоторой осторожностью, но без особых усилий. Потом он поднял тяжелую копну волос, которые достигали ее ягодиц, и перекинул их вперед. Он тихо выругался сквозь зубы.

— Наверное, там синяки, — произнесла Ди, уставившись на огонь. — Я приземлилась на спину.

Похоже, что основной удар пришелся на плечи, поскольку огромное багрово-черное пятно распространялось от одной лопатки до другой. Нижняя часть спины тоже была покрыта синяками, которые доходили до впадины между ягодицами. Он осторожно проверил ребра и выяснил, что они не сломаны. Закончив осмотр и убедившись, что переломов нет, он сказал:

— Я приготовлю вам завтрак. Вы ляжете в постель или будете сидеть у огня?

— Я не могу сидеть здесь в таком виде, — сердито посмотрев на него, ответила она.

— А я бы не возражал. Картина мне нравится, только цвета странные. — Он слегка похлопал ее по заду, стараясь не задеть синяки.

Она рванулась от него, и Лукас сразу же почувствовал стыд за то, что пристал к ней, зная о ее беззащитности. Он пошел в спальню и стащил одеяло с кровати, потом вернулся и аккуратно обернул его вокруг Ди. Она прижала одеяло к себе с видом глубочайшего облегчения и признательности, и он понял, как трудно было для нее оставаться перед ним обнаженной. Ему хотелось поцеловать ее и сказать, что все будет хорошо, что она скоро привыкнет к нему. Но было бы неверной тактикой сообщать свои планы противнику.

Он подвел ее к большому мягкому креслу у очага. И когда она наконец устроилась настолько удобно, насколько смогла, он занялся дровяной плитой. Готовить Лукас научился по необходимости и был знаком с основами этого дела. Поставив на плиту кофейник, он проворно наделал лепешек и нарезал бекон для жарки. Убедившись, что плита не перегрелась, он вышел на двор и собрал яиц для завтрака. Перед тем как выехать, он поел лепешек и холодного мяса, но теперь его желудок требовал добавки.

Когда он вернулся в дом, Ди находилась точно в том положении, в котором он оставил ее. Одеяло соскользнуло с ее обнаженных ног. Он подошел, нагнулся и более тщательно укутал их.

— Спасибо, — произнесла она. Отчаяние ясно читалось в ее глазах.

Лукас похлопал ее по колену. Он знал, как болезнь или травма раздражающе действуют на нервы. В тех нескольких случаях в его жизни, когда Лукас был прикован к постели, даже ребенком он устраивал такие сцены, что все окружавшие его испускали вздох облегчения, когда он начинал поправляться.

Приготовив завтрак, он расставил на столе все необходимое и вернулся к креслу.

— Я подниму вас, не бойтесь, я сделаю это осторожно, — сказал он.

— Я должна одеться, — раздраженно ответила она. — Я не могу есть завернутой в это одеяло.

Он просунул одну руку ей под бедра, другой охватил спину и легко поднял ее. Его мускулистая спина и руки почти не испытывали напряжения.

— Я позабочусь об одеяле. Не беспокойтесь.

Ее щеки снова стали пунцовыми, поскольку необходимость по-новому завернуть одеяло вынудила ее опять обнажить грудь. Когда он закончил, она оказалась одетой в грубое подобие тоги, причем ее правая рука и плечо были полностью обнажены. Ди обнаружила, что, соблюдая осторожность, она могла брать пищу, передвигая часть руки, расположенную ниже локтя. Именно движения в области плеча вызывали страдания.

— У вас есть ванна? — спросил он, щедро накладывая себе еду.

— Я пользуюсь корытом.

«Корыто тоже подойдет», — подумал Лукас. Ей не будет удобно в нем, как в ванне, в которой она могла бы лежать, но он как-нибудь справится.

Когда они поели, он возвратил Ди в кресло перед огнем, вымыл посуду и принес ведра с водой, чтобы нагреть ее на плите.

— Я покормлю животных, пока вода будет нагреваться, — сказал он и вышел из дома.

Ди попыталась устроиться поудобнее. Слезы отчаяния щипали ее веки, и она с раздражением зажмурилась. Несмотря на свое тяжелое состояние, она запретила себе реветь, подобно ребенку. Но не столько боль, сколько ее беспомощность и беззащитность огорчали Ди. Конечно, Лукас Кохран оказал ей неоценимую помощь, но его присутствие и необходимость быть перед ним обнаженной ужасно волновали ее.

Прошел час, прежде чем Лукас вернулся в дом. Он подбросил в огонь дров, потом втащил в помещение большое корыто и установил его перед очагом. Ди наблюдала за тем, как он приносил воду и наполнял корыто, потом добавлял горячую воду до тех пор, пока не начал идти пар.

— Отлично, теперь забирайтесь, — сказал он, закатывая рукава.

Она крепко сжала в руке одеяло, не отводя взгляд от корыта, над которым поднимался пар. Продолжительная горячая ванна была бы райским наслаждением для ее больных мышц, как раз тем, в чем она нуждалась, но ее нервы были вымотаны почти до предела.

— Думаю, что справлюсь сама, — произнесла она. Вместо ответа Лукас стащил с нее одеяло и отбросил его в сторону.

— Черт бы вас побрал, — процедила она сквозь сжатые зубы, когда он поднял ее.

— Вы хотя бы один раз можете помолчать и позволить мне позаботиться о вас?

Ее упорное нежелание принимать его помощь снова и снова злило его, но он осторожно опустился на колено и погрузил ее в воду. Вода была горячей, и Ди шумно втянула в себя воздух, но больше не протестовала.

Затем он разыскал два полотенца и одно сложил и поместил на край корыта за ее головой.

— Лягте так, чтобы голова оказалась на нем, — велел он. — Нужно, чтобы ваши плечи были под водой.

Она осторожно вытянулась, морщась при каждом движении. Он положил второе полотенце на противоположный край корыта и опустил на него ее ноги. Потом принес еще горячей воды и медленно выливал ее до тех пор, пока уровень почти не достиг краев. Ди закрыла глаза, представив себе, как она выглядит, лежа абсолютно голой в прозрачной воде, подобно распутнице.

И хотя Лукас не мог видеть выражения ее глаз, поскольку они были закрыты, он знал, что ее щеки были красными не только из-за горячей воды. Он провел рукой по ее волосам, свисавшим с края корыта и падавшим на пол.

— Не смущайтесь, — прошептал он. — Вы слишком красивы, чтобы стыдиться своей наготы.

Ди судорожно вздохнула, но не открыла глаза.

— Вы не должны были видеть меня в таком положении.

— Несмотря на то, что вы получили травму? Не будьте глупой. Если бы меня ранили в ногу, разве вы не сняли бы с меня брюки, чтобы оказать помощь? — Он продолжал нежно гладить ее по волосам. — Вам чертовски повезло, что я приехал сегодня. Что бы вы сделали одна? Что было бы с животными?

— Не знаю, — ответила она, но потом призналась: