Руины

Когда белый дракон набросился на её призрачного двойника, бард запела заклинание, и магия, таившаяся в камнях, ожила. Покорное одной лишь её воле, волшебство захватило в свои холодные объятия её, Бримстоуна, Рэруна и Тэгана, не затронув никого из врагов.

А затем Зетриндор сотворил волну тени. Летящая тьма измельчала камни в пыль, повредив источник сил, созданный для поддержания и управления заклинанием.

Поэтому оно не смогло перенести путников до конечной точки. Вместо этого, сбой заставил их зависнуть внутри самих врат, в вечной пустоте.

Их единственным шансом было заставить заклинание работать, как оно работало раньше, и, возможно, но только возможно, Кара могла бы справиться. Из всех драконов, певчие больше прочих любили странствия и имели природную склонность к соответствующей магии. К несчастью, Кара была сравнительно юной, и ей нужно было ещё учиться, чтобы уметь мастерски обращаться с подобными заклинаниями. Всё же, возможно, она могла добиться контроля над чарами, попав в ловушку. Бард прощупала плетение сил, окружавших её, пытаясь разобраться, где оно было нарушено, и как его залатать. Когда Каре показалось, что она поняла, драконица начала петь. У Кары не было лёгких, рта, или ушей, чтобы слышать, но песнь пролилась громко и ровно в ее воображении.

В ответ нарушенная часть плетения пронзила её бестелесное существо, разрывая его, ища способ сделать из неё нечто иное. Кара усиленно старалась всё время продолжать думать, цепляясь за своё сознание, за свою сущность, отстаивая то, кем она была на самом деле — личностью, а не безмозглой тварью. Наконец, угроза изменения ослабла.

Карасендриэт показалось, что она поняла, что случилось. Попав в прореху в паутине заклятия, бард была подобна человеку, похороненному под кучей упавших брёвен. Его единственным шансом выбраться было сдвинуть несколько брёвен, но таким образом, чтобы остальные не погребли его заживо.

Кара подумала о том, сколько раз она может ошибиться прежде, чем ей настанет конец.

Но хватит об этом. Не стоит не только думать о возможных ошибках, нельзя вообще допускать их возможности.

Попытавшись понять, в чём она допустила промах в первый раз, драконица заново исследовала структуру эльфийского заклинания и начала песнь.

ГЛАВА 7

8 число месяца Уктар, Год Неуправляемых Драконов

Дорн пытался передвигаться бесшумно, но не слишком беспокоился, когда шуршали складки одежды или тихо скрипела кожа. Он был уверен, что его измученные товарищи вряд ли проснутся от этого.

Дни подъёмов и переходов через ледяные перевалы, продуваемые жестоким северным ветром, на нестерпимом холоде, солнечном свете, оставлявшем ожоги на коже и слепившим глаза, глубокие расщелины и тонкий лёд — всё это собирало свою жатву. Вкупе с этим шли голод и болезни, драконы, великаны, тиричики, исполинские медведи и множество других местных хищников Великого Ледника. Но хуже всего было постоянное, лишавшее сил ощущение страха — ужаса, о котором не упоминалось вслух, но который, без сомнения, чувствовался каждым.

Но они выжили. Используя всё, чему учил их Рэрун, для преодоления подобных трудностей — и с помощью весьма пригодившейся сейчас способности Павла творить еду из воздуха, лечить от обморожения и болезней и укрывать от лютого мороза — они выбрались из восточных границ Ледника в землю, носившую, как слышал Дорн, название Соссал.

На первый взгляд Соссал казался немногим гостеприимнее ледяных пустошей, откуда пришли охотники на драконов: холмы, низины, леса, припорошенные ранним снегом. Но Дорн знал, что внешний вид обманчив. Страна не была ни особенно тёплой, ни безопасной, но всё же достаточно для того, чтобы Уилл и Павел смогли найти кров и вдоволь еды по пути на запад, в Дамару, где Гарет Драконобор со своими подданными помогут им.

Всё это означало, что Дорн больше им был не нужен. Он сдержал слово, целыми и невредимыми провёл через Ледник и теперь мог уйти.

Кинув последний взгляд на смуглые лица друзей, худые от лишений и усталости, он испугался, что когда они проснутся и обнаружат, что он ушел, то подумают, что в действительности он никогда не ценил их дружбу, в частности, потому, что никогда не показывал ее. Ему оставалось лишь надеяться, что они поймут его.

Они были так же дороги его сердцу, как, по каким-то необъяснимым причинам, и он им. Отчасти поэтому Дорн и уходил. Никчёмный урод, позволивший Каре умереть, не был достоин таких друзей. Полуголем заслуживал лишь одиночества, равно как и они заслуживали избавления от него прежде, чем Дорн приведёт их к смерти, как это было с Рэруном.

Он уходил, возвращался на Ледник. Когда его товарищи проснутся, они будут беспокоиться, но, в конце концов, не последуют за ним — попасть в Тентию важнее. Сделают всё возможное для спасения драконов от безумия.

Дорн понял, что ему тяжело отвести от них взгляд. Почему он медлил? Надеялся, что кто-нибудь проснётся и помешает его плану? Подобная мысль вызвала очередной приступ презрения к самому себе и каким-то образом дала ему сил повернуться и зашагать прочь.

Грейбрук запретил себе оборачиваться и выполнял своё решение до тех пор, пока первый слабый проблеск серебристого света Латандера не осветил небо на востоке. Тогда, достигнув вершины холма, полуголем поддался соблазну и разрешил себе кинуть единственный взгляд на впадину, где оставил друзей.

Дорн прищурился, стараясь разглядеть их в слабом сумрачном свете, и застыл от ужаса.

* * *

Наконец, Стайвэл Шергоба дождался настоящей, естественной осени, с обильной жатвой и роскошным праздником урожая. Последний был просто великолепен: Стайвэл с жадностью поглощал жареную свинину, запечёную форель, яблочные пироги, свежеиспечённый хлеб и мёд. Налегал он и на эль с вином из вороники и танцевал с самыми привлекательными девушками и вдовами.

Единственной проблемой была надоедливая девица, повторявшая его имя. Интуиция подсказывала, что обращать на нее внимание было бы ошибкой, но, в конце концов, она стала слишком навязчивым, чтобы просто игнорировать. Шергоба обернулся, чтобы велеть ей заткнуться — такое простое действие положило конец его сладкой дрёме. Вокруг был разлит тусклый свет — ещё не полноценный рассвет, а лишь предвестник Латандера. Стайвэл понял, что он — голодный и усталый следопыт из патруля, а его тело растянулось на холодной, густо покрытой снегом земле.

Его обнаружила Натали Дорметск. Натали — чрезвычайно быстрая и меткая лучница — обладала способностью превращаться в сову. Иногда, возвращаясь в человеческий облик, её стройное тело ещё некоторое время избавлялось от остатков птичьего обличья. В этот момент её ноги были слишком короткими, а туловище — слишком длинным. Несколько полосок коричневого оперения темнело на щеках и ладонях, а глаза были огромными блестящими жёлтыми овалами.

— Зачем ты разбудила меня? — проворчал Стайвэл, садясь и отбрасывая одеяло. — Лучше бы причина оказалась веской.

Скорее всего, так оно и было. Натали слыла одним из самых талантливых и рассудительных бойцов его команды. С трудом верилось, что до войны, которая сделала бойцом каждого, девушка не была солдатом.

— Я видела дракона, — сказала она.

Очевидно, следопыт, следуя его приказу, была тогда на разведке.

— Проклятье!

Разделённая на несколько отрядов армия Соссримов готовилась к наступлению на юг, и было жизненно важно, чтобы враг пока не заметил их преждевременно. Полководцы использовали для прикрытия каждое преимущество, которое могла дать им местность, пока друиды и маги делали всё возможное, чтобы спрятать своих товарищей под пологом невидимости. Но даже при этом каждый понимал, что дракон подберется слишком близко, то, скорее всего, заметит их.