Рука бога Му-га-ша

Они сидели в тени, бросаемой скалой, собираясь с силами, чтобы пуститься в путь.

— Когда-то всем людям жилось хорошо, и счастье заходило в каждый дом свободно, как заползает ящерица, — сказал негр. — Только это было очень давно…

После бессонной ночи Жак чувствовал, как слипаются его глаза. Он с наслаждением вытянулся на песке, который не колебался под ним и не качался, как этот несчастный пароход, остов которого все еще чернел на отмели. Жак стал глядеть на синее небо, потом закрыл глаза.

Когда он их открыл, над ним мерцали звезды, а негр тихо тряс его за плечо.

— Пойдем на ту скалу, — шепнул он, указывая наверх.

Они поднялись на ровную каменную площадку, причем Жак спросонья едва не полетел вниз.

Какой-то протяжный вой раздался в лесу, прокатился над всею окрестностью и замер вдали.

Жак с замираньем сердца посмотрел на негра.

— Пантера идет на ночную охоту, — произнес тот спокойно. — Но не мы будем ее дичью.

— Мы, значит, двинемся в путь только завтра? — спросил шопотом Жак.

— Люди не ходят ночью по лесам. Даже Черный Лев ночью сидит тихо, как пень, и ждет рассвета.

— А что такое черный лев? — спросил Жак.

— Я, — отвечал негр.

Жак покосился на него.

«Не оборотень ли это какой?» — подумал он со страхом, — еще, пожалуй, в самом деле обернется львом и слопает. И как на грех я не знаю ни одной молитвы».

Но негр в этот миг мало походил на льва.

Он ничем не отличался от тех жалких старых негров, которых так много на марсельской пристани.

Только когда он хмурился, в его лице появлялось что-то внушавшее жуть. Но сейчас он не хмурился.

Между тем в заросли продолжала пробуждаться ночная жизнь.

Завыл, словно заплакал, леопард, а где-то далеко захохотала гиена. Жаку на миг показалось, что какой-то черный зверь, с теленка величиною, пробежал по береговой опушке.

Негр на все это мало обращал внимания.

Он подложил себе под голову свой узелок и в ответ на беспокойный взгляд Жака сказал:

— Не бойся… Я не засну.

Звездная ночь была спокойна и величественна.

— Да, когда-то все люди были счастливы, — задумчиво произнес Черный Лев, — но это было очень давно. Это было еще в те дни, когда самый большой и толстый баобаб был едва заметным росточком, который мог сорвать и ребенок. Тогда люди были счастливы, потому что Му-га-ша молился за них, а они молились Му-га-ша… Тогда птицы приносили людям плоды, а человек спал, положив голову на лапу льва. Тогда дети играли в кольцах свернувшегося удава.

— Вы помните это? — спросил Жак.

— Или ты не знаешь, сколько живет баобаб? Баобаб так же стар, как море. Этого не помнит и дед мой, хотя борода его была белее полуденного облака. Когда я пришел на свет, белые люди уже рыскали по береговым лесам. А разве белые люди приносят счастье?

— Стало быть, в те времена мы могли бы итти сейчас по лесу, и нам было бы наплевать на пантер?

— Никто никого не трогал.

— Вот удобно было охотиться! — заметил Жак.

— Твои слова противны! — воскликнул негр. — Или ты полагаешь, что люди трогали животных, которые не нападали на них?

— Действительно… Я сболтнул чепуху, — сконфуженно пробормотал Жак.

— Только у белого человека три языка, из которых один всегда болтает. Тогда явился пророк, который, сказал, что счастье не покинет людей до тех пор, пока Му-га-ша будет молиться за них. Никто не смел обижать Му-га-ша.

— А кто такое Му-га-ша? — спросил Жак.

— Деревянный бог. Это он давал людям счастье.

— Вот что, — проговорил Жак таким убежденным тоном, словно в этом не было ничего удивительного.

— С годами менялись люди, менялось и счастье, — продолжал негр. — Птицы перестали носить плоды, и лев пожирал человека, вздумавшего уснуть рядом с ним. Но счастье не покидало людей. Кнут еще ни разу не свистал у них в ушах.

Только когда я нанизал много раковин себе на шею, стали бродить по лесам белые люди, обижать наших жен и детей, а нас заставлять работать.

И тогда пришел к нам самый хитрый из всех белых людей, и сказал нашему вождю Калу. «Калу, — сказал белый человек, — ты видишь, что Му-га-ша не спасает вас больше… Это дурной бог, который смеется над вами. Калу, ты любишь острые ножи и пестрые ткани. Я дам тебе очень много ножей и очень много тканей, если ты продашь мне правую руку Му-га-ша, ту, которая держит дощечку».

Калу был жаден. В темную ночь он провел белого человека на поляну, где стоял Му-га-ша, и отрубил богу правую руку. Он тогда не знал, что у росших вокруг кустов были в тот миг глаза. Белого человека очень боялись, ибо с ним было много слуг с длинными ружьями. Он уехал и взял с собою черного мальчика Милэ, который понравился ему своим веселым нравом. Отец мальчика очень любил своего сына. Все удивлялись, что он отпустил его, хотя отец и знал, что делает. «Милэ, — сказал он сыну, — когда ты вырастешь, привезешь опять сюда руку Му-га-ша».

Когда белый человек уехал, несчастья обрушились на людей. Белые люди появились там, где их никогда не было. Тогда негры сожгли Калу и отца Милэ сделали своим вождем. Он один не предал Му-га-ша и отправил своего сына в проклятые страны… Но годы шли, Милэ не возвращался. Тогда старый вождь сам поехал в проклятую страну.

Негр умолк и нахмурился.

— И что же? — спросил заинтересованный Жак. — Он нашел своего сына?

— Лучше бы он вовсе не находил его! Он остался черен только лицом, но сердце у него побелело.

— Что же сделал вождь?

Негр не ответил и мрачно задумался. Он словно вдруг забыл про Жака, отвернулся от него и стал смотреть в темную даль.

Жак быстро протянул руку и ощупал узелок.

Он нащупал деревянную руку.

XIV МУ-ГА-ША

Была опять ночь, и опять Алэ и Чатур не спали.

Бум! Бум! Бум! Доносилось из-за леса.

Алые зарницы вспыхивали теперь все ближе и ближе.