Рука герцога

Все было кончено буквально за пару минут. Разгоряченные боем кони еще яростно хрипели, отдельные всадники еще рубили уже опустивших руки и оружие пехотинцев, когда над всем этим взлетел хриплый голос Гетца фон Вольфсбурга.

– Стоять!

И стали слышны стоны и крики раненых и умирающих, вопли "Мы сдаемся!" живых. Риттеры чуть тронули коней и разъехались в стороны, окружая от силы десяток людей, оставшихся на ногах.

– Живых связать, раненых перевязать, умирающих добить!
– отдал приказ герцог. Развернув коня поехал к воротам. Рыцари же остались живым караулом, направив на пленников острия клинков и копий. Со стен стали спускаться герцогские мушкетеры, чтобы выполнить приказ своего господина.

– Вот так мы тут и живем!
– каркнул фон Вольфсбур, спустившись на землю с коня. Ручейки пота на его лице создавали узоры на полотне грязи и свежей крови. В крови и грязи были латы тайлтийского владетеля от воротника горжета до забранных в железо ног.

Спустя пару минут во двор въехали и стали спешиваться его рыцари. И, с видом совершенно обыденным, принялись стаскивать друг с друга доспехи. Ни дать ни взять - уставшие, вернувшиеся с покоса мужики. Они шутили, смеялись, демонстрировали друг другу свои трофеи и вмятины на доспехах. Кто-то уже жадно жевал кусок хлеба, кто-то пил пиво из кувшина, а один всадник, едва дождавшись, пока ему помогут снять часть доспехов, поливал внутреннюю часть стены мочой. Все они вели себя так, словно бы только что не отправили на суд Единого несколько десятков людей.

А вот герцогская пехота (ясное дело, куда ей до элиты фон Вольфсбурга!) сновала туда-сюда с деловым видом: солдаты таскали раненых и убитых, избавляли убитых врагов от ненужных им уже вещей, пятеро с телегой отправились на место битвы кавалерии за ранеными и рыцарскими трофеями. И несла караулы, разумеется.

– Надо поговорить.
– сообщил Гетц фон Вольфсбург дознавателям.
– Я тут пока суть да дело, думал... Дайте мне умыться и подходите к погребу.

Сказав это, герцог, пошел к дому-штабу-казарме.

– Подумал он!
– присвистнул Мерино, неспеша шагая к погребу.
– Когда это?

У входа в погреб, как и вчера, стоял караульный, глянувший на приближающихся дознавателей недобро. Те ответили ему взглядами невинными и расположились метрах в десяти от утопленного в землю сруба, усевшись прямо на траву.

– План тот же, как считаешь?
– спросил Мерино у напарника негромким голосом.
– Ты здесь, я в Веале?

– Послушаем герцога, - мотнул головой Бельк.
– Если ничего нового, то да. План тот же.

– О чем он там мог подумать? Последний час он только скакал и рубил! Когда там думать?

Ответить Бельк не успел.

– Гетц сильный!
– раздался за спинами дознавателей высокий, на границе с писклявым, голос.
– И смелый!

Мужчины обернулись.

Крупный и высокий молодой мужчина в добротной, но простой одежде: штаны, да рубаха навыпуск. Довольно грязной. Лицо его, с пушком на щеках, которое никогда не знало бритвы и тоже изрядно измазанное грязью, было по детски простым и открытым. И совершенным дружелюбием светились чистые голубые глаза. Которого просто не могло быть у селянина в его возрасте - лет двадцати на вид. Довершала образ густая копна светлых, выгоревших на солнце волос, стриженных под горшок, из которой торчали соломки и веточки.

– Здрасти!
– сказал мужчина. И с дивной непосредственностью уселся рядом с Мерино. Тот краем мысли отметил, что на ногах у незнакомца хорошие новые сапоги. Правда грязные, как и он сам.

Дознаватели вежливо кивнули в ответ, поскольку вбитые в них предписания говорили блюсти дружелюбие и вежливость с представителем любого сословия. Даже такого невысокого, как конюх или чернорабочий с замкового подворья. Но насторожились.

– Меня Хансом зовут.
– представился он.
– Хансом Троттелем.

После названного имени и прозвища, поскольку Троттель не могло быть фамилией, для Мерино многое в облике и поведении мужчины стало более понятным. Местный дурачок, причем дурачок безобидный и полезный. Был бы опасным - назвали бы Штизилем.

– Я Мерино, а его зовут Бельк.
– сказал дознаватель по возможности дружелюбно и замолчал. Как вести себя со скорбными умом он не очень понимал.

– Вы друзья Гетца? - спросил Ханс. И не ожидая ответа продолжил: Видели как он рубится с врагами? Он так рубится! Прям герой! Мечом так - вжих! Его никто не победит!

И закончил полной гордости фразой, которая окончательно ввела Мерино в ступор.

– Гетц мой брат!

Дознаватели переглянулись. Глянули на герцога, который сейчас, оставшись в одних лишь штанах и сапогах, фыркал и разбрызгивал воду, сноровисто умываясь одной рукой. И, видимо, рассказывал что-то смешное - воин, поливавший своего командира из ведра, периодически хохотал. Глянули на Ханса, жующего травинку с безмятежным видом. В них и вправду было семейное сходство, как могут быть похожи принадлежащие к одному помету злобный, порченный шрамами кобель и ласковый любимец семьи, живущий в доме.

– Хм.
– многозначительно сказал Бельк.

Нет, так-то было понятно, почему фон Вольфсбург ничего не говорил о своем брате, - как правило люди, а особенно знатные, стыдятся такого родства. И при малейшей возможности дистанцируются от него. Однако почему герцогский брат одет как конюх, выглядит как конюх и называется Троттелем, а не Вольфсбургом?

– Ты здесь живешь?
– наконец смог выговорить Мерино. Бельк утратив интерес к брату герцога вернулся к наблюдению за округой. Предоставив разговаривать своему напарнику.

– Ага. С коняками вожусь!
– жизнерадостно откликнулся Ханс.
– Коняки меня любят, даже Шварц Гетца! Его все боятся, а я не боюсь! Шварц хороший, ласковый!

Мерино кивнул, подумав про себя, что назвать здоровенную черную зверюгу - боевого жеребца фон Вольфсбурга, хорошим и ласковым, мог только чистый душой и помыслами дурачок, который зла не ведает и не творит. А животные такие вещи чувствуют.

– Гетц мне тоже меч сделал!
– похвастался знатный конюх.
– Деревянный, чтоб я не поранился. Буду им тренироваться и он мне потом настоящий даст! И я ему потом буду помогать с врагами биться!

Дознаватель кинул тоскливый взгляд на Белька, который с присущим ему безразличием просто самоустранился из общения с герцогским братом, перевел глаза на самого герцога, заканчивающего с мытьем. Еле слышно вздохнул.

Он не умел себя вести с детьми. И со скорбными разумом тоже не умел. Как вообще строить разговор со здоровенным, крупнее тебя, мужиком, лицо которого больше подходит семилетнему ребенку? Похвалить за желание научиться владеть мечом? Поговорить о коняках? Или просто игнорировать? И вроде тот не был так уж навязчив, болтает и болтает, можно же просто не вслушиваться, порой кивать и улыбаться. Так вроде бы делают при общении с ребенком?