Рука Кассандры (сборник)
Шрифт:
Но сегодня, как и последние несколько дней, он не улыбался. То, что происходило в секторе да и во всем институте, раздражало его. Троянец, подумаешь, велико дело… Да и что это за бесконечные расспросы: не знаете ли вы того, не видели ли вы этого? Тоже свидетель истории… Не-ет, уважаемые коллеги, история — не судебный процесс, ей не нужны свидетели и адвокаты. Свидетели! Мало ли кто что видел и кто что готов засвидетельствовать. Один — одно, другой — другое, а ведь историк не следователь, чтобы сравнивать протоколы дознания. Не-ет, уважаемые коллеги, историк не следователь, а каменщик,
Мирон Иванович ощутил некоторое раздражение, и даже жужжание бритвы стало каким-то язвительным и неприятным. Недовольно морщась, он кое-как добрился, оделся и сел к столу завтракать, но, к своему величайшему удивлению, обнаружил перед собой вместо двух яиц всмятку омлет.
— Екатерина… — поднял он глаза на жену.
— Да, Мирончик, — отозвалась та, не отрывая глаз от кухонного шкафа, который она протирала фланелевой тряпкой.
— Во-первых, ты знаешь, что я не выношу этой дурацкой клички Мирончик. Во-вторых, ты знаешь, что я предпочитаю яйца всмятку.
— Прости, Мирончик, я подумала…
— Ты, очевидно, решила вывести меня из равновесия?
— Нет, Мирончик, что ты! — Она испуганно бросила тряпку и посмотрела на мужа.
— Екатерина, у нас в доме нет никаких Мирончиков, поняла? Если ты еще раз так меня назовешь, я… я…
Мирон Иванович махнул в сердцах рукой, встал из-за стола и направился к двери.
— Ми…рон, ты бы хоть чаю выпил, — сказала жена.
— Мирончики могут обходиться без чая. — С жертвенным видом он надел пальто и шляпу и вышел на улицу.
«И эта Тиберман, — раздраженно думал он, — смотрит на Абнеоса как на свою собственность. А собственность-то жената. Жената уже три тысячи лет. Впрочем, нашу Машеньку возрастом не остановишь… Да… впрочем, нужно будет все-таки посоветоваться с ним. Уверен, что он подтвердит мои факты.»
Придя в институт. Мирон Иванович отыскал Абнеоса, который, казалось, кого-то ждал.
— Здравствуй, Абнеос, — поздоровался с ним Мирон Иванович.
— Здравствуй. — Абнеос вскочил на ноги и неумело, но старательно пожал руку старшего научного сотрудника.
Мирон Иванович слегка поморщился. Отсутствие «вы» в древнегреческом его всегда шокировало.
— Если ты не возражаешь, я хотел бы немножко поговорить с тобой.
— Готов служить тебе.
— Абнеос, ты ведь работал в Трое?
— Ну конечно же, господин.
— И тебе приходилось видеть греков?
— Еще бы! — Абнеос даже улыбнулся наивности вопроса.
— И то, как они вели осаду?
— Еще бы!
— Понимаешь, впоследствии стали распространяться легенды о том, что Троя была взята греками якобы при помощи деревянного коня, пустого изнутри, в котором притаились воины.
— Не слышал про такого, господин.
— Не называй меня господином, Абнеос. Как ты думаешь, могли бы троянцы оказаться настолько глупы, чтобы втащить эдакое деревянное чудище в город, да еще разрушив для этого стену?
— Думаю, что нет. Да как же можно сначала не посмотреть, что внутри?
— Вот
и я так думаю. А легенды о деревянном коне сложились потому, что греки использовали деревянные стенобитные осадные машины, которые из-за их величины называли конями.— Стенобитные машины? Что такое машина?
— Это… это… ну, такое приспособление, которое мечет огромные камни.
— Нет, господин, злокозненная Афина Паллада не дала ахейцам такой мудрости. Не было у них этих… махин…
— Машин…
— Машин…
— Но они были, Абнеос, — мягко и терпеливо сказал Мирон Иванович, глядя троянцу прямо в глаза.
— Как же они были, господин, когда с наших стен виден весь лагерь греков на все тридцать стадий до самого Геллеспонта? Верно, какую-нибудь мелкую вещь можно, конечно, и не увидеть, хотя глаза у меня острые, но больших деревянных коней… Нет…
— Эти деревянные кони не обязательно были похожи на настоящих коней, — еще более мягко и терпеливо объяснил Мирон Иванович.
— О боги! — простонал Абнеос. — Не было у них таких… машин. Я бы их видел. Я бы видел, как они швыряют камни в наши крепостные стены. Да и как можно камнем разбить стены? Ты видел стены Илиона?
— Ты ведь был шорником?
— Да, я говорил об этом.
— Значит, ты работал в своей мастерской?
— Да, когда была работа.
— Значит, в то время когда ты сидел в своей мастерской, греки вполне могли бы выкатить осадные машины, и ты бы их не заметил.
— А когда я вышел бы, греки их тут же спрятали? — насмешливо спросил Абнеос. — Я и не знал, что был таким важным человеком.
— Ты не совсем понимаешь, что такое история, мой друг. Тебе кажется, что важно только то, что ты видел своими глазами.
— Так ведь никто не видел этих… коней и не слышал про них.
«Дети, настоящие дети, — подумал Мирон Иванович, умиляясь собственному долготерпению. — Заря человечества, как говорил великий Маркс».
Он нисколько не сомневался в существовании осадных машин у греков, поскольку выдвинул эту идею сам, а в свои идеи Мирон Иванович верил твердо и непоколебимо. Его даже не сердило, когда другие оспаривали его утверждения, приводя сотни разнообразнейших доводов. Его просто удивляло, как люди не видят всю глубину его мыслей. Он снова и снова повторял свей тезисы, жалея непонятливость оппонентов, и говорил себе, что в сущности все оригинальные мысли принимаются не сразу.
Теперь, разговаривая с Абнеосом, он жалел и его. Слепец, как он мог не видеть осадных машин, когда он, Мирон Иванович Геродюк, с высоты трехтысячелетнего опыта человечества уверяет, что они были и он, Абнеос, их видел.
— Осадные машины были, потому что они были, Абнеос, — спокойно сказал Мирон Иванович и твердо посмотрел троянцу в глаза.
Абнеос почувствовал, как вспотела у него спина. Кони, машины, и этот тихий, спокойный голос. А может быть, действительно они были? Да нет же, слыхом о них никто не слыхивал. Но раз человек так уверенно говорит… Голова у шорника пошла кругом.
— Я не знаю… — жалобно сказал он. — Ты ученый человек, мудрый…
— Я хочу, Абнеос, чтобы ты не просто поверил мне, а увидел эти машины, вспомнил их.