Руки вверх! или Враг №1

— Если ты избежал почётной слиртизации, значит, ты не выполнил приказа командования. Ты предатель.

— Ты предатель! Ты предатель! Ты предатель! — радостно повторили старые шпионы.

Фон Гадке уже разделался с третьей грудой сосисок, сглотал всю кислую тушёную капусту и яростно заговорил, чувствуя, что к нему вернулись все силёнки и ещё новых прибавилось:

— Это вопрос, кто предатель! А вы жалкие трусы и бездельники, это уж точно! Тунеядцы! Как вы можете спокойно есть сосиски с кислой тушёной капустой, когда в мире ещё смеются дети?! Скоро они подрастут и дадут нам жизни! Нельзя ждать, когда они подрастут и поумнеют! Дайте мне, дайте мне самолёт с бомбой, и я ахну её куда следует!

— Ты не выполнил приказа Центрхапштаба, — упрямо сказал самый старый шпион. — Ты должен храниться в банке со спиртом. Там в честь тебя стоит почётный караул из молодых кадров. А ты живой. Позор с безобразием! Живой ты больше никому не нужен.

— Хорошо, хорошо, очень гут! — рявкнул фон Гадке. — Не хотите мне помочь, не надо! Я сам достану самолёт с бомбой! Вы обо мне ещё услышите! Сосисочники вы склеротические! Капустники вы маразматические!

В дверях показались солдаты из охраны Центрхапштаба. Они расступились, и в зал вбежал барон Баран, закричал:

— Взять его!

Фон Гадке очень ловко выпрыгнул в окно.

Глава № 51 Офицер Лахит торгуется и около восьми часов рассказывает об операции «Братцы-тунеядцы»

— Поздравляю с полным выздоровлением, — сказал офицеру Лахиту полковник Егоров, — рассказывайте, что вы знаете о пребывании нашего агента Бокса-Мокса в «Гробе и молнии» и как ему удалось отправить вас к нам?

— Чего не знаю, того не знаю, — ответил офицер Лахит, судорожно обдумывая, как бы ему выкрутиться из этой в высшей степени неприятной истории. — Я выдал ему план операции «Братцы-тунеядцы», не полностью, правда, мы договорились об оплате, выпили по бокалу лёгкого вина, я захотел спать и больше ничегошеньки не помню. А если Бокс-Мокс не вернулся, значит, его уже подвесили к потолку за левую ногу.

— Сомневаюсь, — твёрдо сказал полковник Егоров. — Его не так легко разоблачить. Чтобы между нами не было недоразумений, чтобы не тянуть время, знайте, что Бокс-Мокс — это Фонди-Монди-Дунди-Пэк, бывший ЫХ-три нуля.

— Эт… эт… это! Непо… непос… непости… жимо! — заикаясь, воскликнул офицер Лахит. — Это невероятно! Недаром шефу его голос показался знакомым. Какая проницательность!

— Итак, не будем тратить время на уговоры. У нас находятся, как вам известно, Стрекоза и Муравей, вся диверсионная группа «Фрукты-овощи». Теперь к этой коллекции добавились и вы.

— А на что я могу рассчитывать? — испуганно, но деловито спросил офицер Лахит. — Свобода? Деньги?

— Ни свободы, ни денег вы не получите. У вас есть возможность лишь смягчить свою участь.

— Но мне уже обещали заплатить! Слово надо держать! Меня ещё никогда так подло не обманывали! В конце концов, это просто глупо — быть бесплатным предателем. Надо мной будет дико хохотать весь шпионский мир. Вы мне обязаны запла…

— Вы участник подлого и грязного дела, — перебил полковник Егоров. — Спасайте себе жизнь, а не торгуйтесь. Рассказывайте об операции «Братцы-тунеядцы».

— Это насилие, но я сдаюсь, — обиженно произнёс офицер Лахит и, вздохнув, начал рассказывать.

Надо сразу сказать, что с первых же слов, произнесённых офицером Лахитом, наступила такая тишина, что если бы в помещении была хотя бы одна муха, то все бы услышали, когда бы она полетела.

Жуткая стояла тишина, несмотря на то, что в кабинете собралось много людей.

И если бы существовало слово жутче, я бы написал, что с каждым словом офицера Лахита тишина жутчела…

Говорил он шесть часов восемь минут, а если учесть, что часто приходилось прибегать к услугам переводчика, то рассказ длился около восьми часов.

— Незаурядная гениальность генерала Шито-Крыто, — так заканчивал он, — заключается в том, что в плане операции «Братцы-тунеядцы» удачно сочетаются самые разнообразные способы испорчивания детей. Их, этих способов, в плане более четырёхсот семидесяти. Бороться против нашей операции бессмысленно. Она неуязвима. Какой ребёнок, например, догадается, что, перестав мыть руки перед едой, он действует нам на руку? А у какого ученика, скажите на милость, хватит ума понять, что мы всячески добиваемся, чтобы он стал двоечником или хотя бы троечником? И уж никакая сверхзаботливая бабушка не узнает, что, балуя внука, она фактически выполняет задание шпионской организации «Гроб и молния».

Мы незаметно научим ваших детей не уважать старших, обижать младших, слоняться целыми днями без дела, мучить кошек и собак, стрелять птиц из рогаток, ездить зайцами на всех видах городского транспорта, ковырять в носу большим пальцем и так далее и тому подобное. Дети подсознательно примерно уже знают, чего мы от них требуем. Задача наша и способы её реализации настолько просты и естественны, что никто ничего и не заметит, — хвастливо продолжал рассказывать офицер Лахит. — Даже если вы развернёте самую широкую пропаганду, углубите разъяснительную работу, призовёте на помощь все виды искусства, всех лекторов… Короче говоря, что бы вы ни предприняли, победа за нами. Поймите это и не суетитесь. Отпустите меня и подумайте о себе. Дети ваши, внуки и внучки, считайте, уже погибли. Сматывайтесь от них, пока они не бросились на вас. Спасайте себя! — С огромным удовлетворением оглядев присутствующих, офицер Лахит самодовольно и громко высморкался и возобновил свою речь: — Наша сила в том, что мы ничего не требуем от ребёнка. Делай всё, что хочешь. А что хочет делать нормальный ребёнок? Хулиганить, пакостить, никого не слушаться, дразниться и так далее и тому подобное, всем известное. Вы говорите в таких случаях ребёнку: ай-я-яй. Мы говорим: молодец! И ребёнок пойдёт за нами, а не за вами. Дети хотят делать глупости. И мы разрешаем им это. Операция «Братцы-тунеядцы» продиктована такой ненавистью к мальчишкам и девчонкам, что в мире не найдётся столько любви, чтобы спасти их от нас. Наша операция — плод огромной работы учёных, врачей, педагогов, военных и прочих, прочих очень крупных специалистов. Она будет выполнена во что бы то ни стало. Мы убеждены, что детям с их детским умом не устоять против соблазна вырасти тунеядцами и тунеядками. Мы абсолютно убеждены, что каждый ребёнок — в душе лодырь. Мы поможем ему в этом важном для нас деле — полностью раскрыть свою ленивость. Поможет нам и то, что ещё никто в мире, за редким исключением, толком не представляет подлинного значения детей. Тем более не подозревают об этом сами дети. Неоценимую услугу окажет нам и человеческое невежество, заключающееся, в частности, в том, что человечество недооценивает опасности, которую несёт лень. Мы первыми взяли её на вооружение. Всё.

— А у вас у самого есть дети? — спросил полковник Егоров.

— Что вы?! Что вы?! — Офицер Лахит весь брезгливо передёрнулся. — Мы их не перевариваем. У нашего шпионского гимна припев такой:

Мы мальчишек и девчонокИзуродуем с пелёнок!Уничтожим всех детей,Жить нам станет веселей!

— Моим бы оболтусам это послушать, — шепнул полковнику Егорову седой майор. — Избалованы так, что уже сейчас сойдут за иностранных агентов.

— Давно вы начали производство балдина?

— Об этом я мало что знаю, — ответил офицер Лахит. — Его производство находится в страшной тайне. Пока он стоит невероятно дорого. — Он оглядел присутствующих, усмехнулся высокомерно и закончил свою речь тоном приказа: — Я рассчитываю на то, что меня поняли правильно.

Когда его увели, полковник Егоров сказал:

— Мы всегда знали, товарищи, что враг не дремлет. Мы всегда знали, что враг жесток и коварен. Но каждый раз поражались его жестокости и коварству. Вот как сейчас. Медлить нельзя. Нам предстоит работа невиданной трудности. Наши дети в опасности.

Глава № 52 Бокс-Мокс идёт на рискованнейший шаг и попадает в ещё более безвыходное положение

Положение Бокса-Мокса было крайне опасным и безвыходным. До тех пор, пока генерал Шито-Крыто не вылечится, бывшему ЫХ-000 ничего не грозило, кроме встречи с врачом Супостатом.

За эти дни Бокс-Мокс ловко пользовался балдином, и более трёх десятков сотрудников обленились и храпели прямо в своих служебных креслах.

Врачи, как говорится, в поте лица уже не переливали, а прямо-таки перекачивали кровь больным ленью. Самому генералу Шито-Крыто кровь перекачивали уже восемь раз.