Рукопашная с Мендельсоном

В «Содружестве» был широкий выбор национальных ресторанов, кафе и закусочных. Сначала Лайме захотелось отведать японских деликатесов. Но вспомнив сегодняшнее приключение с фейерверком, она содрогнулась и сделала выбор в пользу итальянской кухни. На ее беду, в ресторане кроме итальянских блюд находилось десятка полтора собственно итальянцев. То ли это был один большой музыкальный коллектив в полном составе, то ли два или три небольших, Лайма так и не поняла. Но горячие южане не дали ей посидеть спокойно. Сначала были огненные взгляды, которыми они обжигали одинокую красивую блондинку за столиком в углу зала, потом – бутылки вина, переданные через официанта, и букетики скромных чисторецких цветов, принесенные лично. Когда дело дошло до плюшевых игрушек величиной с дирижабль и активных приглашений потанцевать, Лайма поняла, что настало время покинуть заведение. Проклиная сгинувшего куда-то Корнеева, который мог бы своим присутствием оградить ее от назойливого внимания, она спросила официанта, можно ли принести для нее еду в номер. Получив утвердительный ответ и мило улыбнувшись в пространство, Лайма так стремительно рванула к лифтам, что не оставила воздыхателем ни малейшего шанса проводить ее до дверей номера.

Через двадцать минут раздался вежливый стук, и громкий голос сообщил, что принесли заказанную еду. Приоткрыв дверь, Лайма осторожно выглянула в коридор, но никого, кроме официанта с тележкой, не увидела. Видимо, ценители северных красавиц утешились с девушками из скандинавской фолк-рок-группы, которые входили в ресторан, когда Лайма оттуда вылетала. Девушек этих Лайма отметила еще во время общего собрания – они были с длинными белыми волосами до плеч, в белых сапогах выше колена, неприлично длинноногие, и каждая – почти двухметрового роста. В итальянцах они должны были пробудить неукротимые чувства покорителей Джомолунгмы.

Возвратившись в номер, Лайма устроилась перед телевизором и принялась за ужин. Время шло как в раю – она наслаждалась вкусной едой, одновременно просматривая знакомую до кадра, но по-прежнему милую ее сердцу романтическую комедию. В фильме все заканчивалось свадьбой, и на последних минутах Лайма всплакнула, вспомнив о печальном финале своего собственного несостоявшегося замужества. Слезы были такими едкими, что вполне могли бы прожечь обивку дивана. Однако они не перешли в бурные девичьи рыдания. Конечно, обидно, что мужчина твоей мечты оказался слабаком и приспособленцем. Спасибо еще, что она узнала об этом до того, как обменялась с ним кольцами.

Когда еда и фильм закончились, Лайма снова озаботилась судьбой своего подчиненного. Поэтому спустилась вниз и мило улыбнулась дежурному администратору, щеголявшему в зеленом пиджаке, сшитом будто бы из того самого материала, которым обтягивают столы в казино.

– Дайте мне ключ от триста двадцать пятого. Мои музыканты загуляли где-то, а в их номере – ноты и концертные костюмы, мне надо срочно их проверить.

Администратор мгновенно выдал ей ключ, пробормотав что-то относительно того, как ему приятно оказать ей эту маленькую любезность. Лайма немного пококетничала с ним, решив, что впоследствии это может оказаться полезным, и отправилась восвояси. Итак, Корнеев где-то шляется и даже не соизволил доложить, куда и зачем отправился. Зайдя в «мужской» полулюкс и включив свет, Лайма уселась в кресло, взяла со столика увесистый глянцевый журнал и принялась его листать. Через пять минут ее замутило от роскоши, а в голову полезли мысли о бесцельности жизни, не украшенной сумочкой от Blumarine.

Отшвырнув журнал, Лайма набрала номер Ивана. Тот откликнулся мгновенно.

– Привет, – обрадовалась она. – Как дежурство?

– Все отлично, – шепотом ответил тот. – Вживаюсь в образ, отрабатываю легенду.

– Ты там не один, что ли?

– Так точно, не один. Напарник, правда, дрыхнет. Потом я буду отдыхать. Это у них так заведено, неофициально.

– Вот как вы охраняете государственные секреты!

– Ты не подумай, мы бдим, – испугался Медведь. – А как там у вас, в мире искусства?

– В мире искусства малолюдно. Тебе Корнеев не звонил, случайно?

– Нет, а должен был?

– Он думает, что никому ничего не должен. Или вообще ни о чем не думает, – сердито ответила Лайма. – Я сижу в вашем с ним номере. Ни записки, ни письма… Вот волноваться за него или нет?

– А телефон? – спросил Иван.

– Вне доступа.

– Эх, ненадежное это дело – техника. Какая-нибудь помеха – и каюк связи. И куда же Женька мог деться?

– Понятия не имею. Отправила его на фуршет – и с концами. Ладно, буду ждать, а тебе – спокойного дежурства. Завтра с утра, как вернешься в гостиницу, – милости прошу на совещание.

– Слушаюсь, командир!

Время шло, а Корнеева все не было. Наконец в первом часу ночи за дверью послышался сначала топот, потом дикий смех, после чего раздался страшный грохот. Лайма вскочила и с опаской прислушалась. Именно в этот миг дверь распахнулась, и на пороге возник долгожданный Корнеев. Точнее, тело Корнеева, которое стоять без посторонней помощи не могло и норовило свалиться на пол. По-видимому, только что в коридоре ему это блестяще удалось, судя по услышанному Лаймой грохоту. Слева и справа от Корнеева, держа его под руки, стояли два парня: один темнокожий в ярко-желтом берете, другой – здоровенный блондин со светлыми усами и затуманенным взором.

Сделав несколько неуверенных шагов, троица застыла посреди номера, тихо раскачиваясь из стороны в сторону. Вероятно, готовилась к следующему падению. Иногда угол наклона тел достигал критических отметок, и тогда эти кретины начинали громко хохотать. При этом Корнеев неудержимо рушился вниз, но его спутники каким-то чудом успевали подхватить его на лету.

Лайма обошла громоздкую композицию кругом и увидела позади Корнеева еще одного человека. Человек был в расшитом драконами халате и с тюрбаном на голове. Он упирался руками в спину компьютерщика, видимо, с целью придать тому большую устойчивость. Из-под халата виднелись тонкие босые ноги, которыми он очень быстро перебирал, не находя на скользком паркете точки опоры.

– Что все это значит? – грозно спросила Лайма, обращаясь неизвестно к кому – берет, тюрбан и усы вряд ли понимали по-русски, а Корнеев как пить дать не понимал вообще ни по какому.

Тогда она перешла на английский и не без труда выяснила, что ей посчастливилось наблюдать последствия дружеской вечеринки музыкантов, в которую плавно перетек дневной фуршет в Летнем саду.

– Женья – замечательный человек и музыкант! – заявил мужчина в тюрбане и халате, оказавшийся посланцем далекой Индии. – Он утверждал, что выше всего почитает ситар и людей, которые могут на нем играть.

– И виски, – заплетающимся языком промолвил тот, у которого были светлые усы. – Хотя потом заставлял нас пить водку.

– И называл ее огненной водой. А меня – папуасом. Хотя я из Конго, – добавил желтый берет, хватаясь рукой за угол шкафа, чтобы не упасть.

Лайма решила, что праздник пора заканчивать, и строгим голосом велела:

– Кладите «Женью» на кровать, а сами – по домам, то есть – по номерам. И быстро!

Гости покорно выслушали приказ и точно его исполнили. Непонятно, пошли они в свои номера или нет, но через пару минут их уже и след простыл.

Корнеев продолжал пребывать в бессознательном состоянии, при этом по лицу его скользила блаженная улыбка.

Лайма наклонилась к нему, немного потрясла за воротник рубахи и даже слегка шлепнула по щеке:

– Очнись, чудовище, ты должен мне объяснить, что все это значит!

Корнеев на секунду приоткрыл один глаз, мутно глянул на нее и, вяло махнув рукой, пробормотал:

– Мы женщин не заказывали!

После чего громко захрапел.

Лайма скрипнула зубами и была вынуждена отправиться в свой номер: вести воспитательную работу с бесчувственным телом – занятие глупое и бессмысленное.