Рукопись Чейма
Шрифт:
— Пожалуйста, мистер Скотт. Дело очень важное. Мне нужно поговорить с вами. Кое-что произошло.
— И что же?
— Ну… это касается мистера Джелликоу. Так вы приедете?
Я произнес любимое ругательство Маккиффера. Но розыск Джелликоу как-никак был моей главной задачей в этом осложнившемся деле.
— Вы знаете, где он? — спросил я Чейма.
— Нет… но речь идет о нем.
В тот момент я находился в нескольких кварталах от поворота на Пасадину.
— Буду минут через пятнадцать — двадцать. Но смотрите, если дело не столь важное, как вы утверждаете…
— Важное.
На первый взгляд в палате номер 16 все было так, как и в предыдущие мои визиты. Но я быстро заметил разницу. Чейм, видимо, здорово ворочался в постели, потому что одеяло было скомкано, а в углу палаты валялся вдребезги разбитый стакан. Чейм сидел, выпрямившись, стиснув челюсти. Нахмуренные крылатые брови почти закрывали глаза. Он нервно тер руки.
— Приятно видеть, что вы разрядились, — заметил я. — Так что же такого ужасного произошло?
— Меня шантажируют.
Должен признаться, новость меня заинтересовала.
— Вы не шутите? Кто вас шантажирует?
— Уилфред Джелликоу. Кто ж еще, черт возьми!
— Могут и другие найтись. Почему вы решили, что это Джелликоу?
— Он мне звонил. Потребовал сто тысяч долларов. Сто тысяч!
— И когда вы должны подготовить эти сто тысяч? И как будете их передавать?
— Он дал мне два дня, чтобы подготовить деньги. А как их передать, разговора пока не было. Через два дня Джелликоу позвонит. Подлец! Мерзкий, неблагодарный…
— Успокойтесь. Вы все твердите: Джелликоу да Джелликоу. А звонивший сказал, что он Джелликоу?
— Нет, конечно. Голос был приглушенный, но… кто, кроме него, это мог быть? Он — единственный, у кого есть доступ… — Чейм осекся.
Я улыбнулся:
— Кажется, я понимаю. Доступ к чему?
— Он знал… знает… некоторые факты, которые я… которые нельзя разглашать. И чтобы сохранить их в тайне, мне придется ему платить. — Гидеон выругался. — И, наверное, регулярно. Если только вы не избавите меня от этого сукиного сына.
Я продолжал улыбаться:
— А как он обнаружил эти ужасные факты про вас, мистер Чейм?
— Да из рукописи, конечно, будь она неладна! Поэтому я и уверен, что звонил Уилфред.
— Вы говорите о рукописи «Я»? Об автобиографии Гидеона Чейма?
— Конечно. О чем же еще?
— И фактическом материале, о котором вы упоминали?
— Ну да, черт возьми! Но главное — сама рукопись. Эти сведения он взял из нее.
— Забавно.
— Вы что, не понимаете, кретин? Рукопись должна быть опубликована посмертно. Никто не должен пока ее читать, и уж, конечно, не публика. — Он судорожно глотнул воздух, положив руку на сердце.
— А это может случиться в любой момент, — любезно заметил я, — если вы немного не остынете. Так что… успокойтесь, мистер Чейм, и продолжайте.
— Мне пришлось включить в рукопись факты, эпизоды, касающиеся меня, чтобы читатели поверили, что и все остальное — правда. Но я, разумеется, не хочу, чтобы о них стало известно сейчас.
— Все остальное! То есть нелестные откровения о других людях. О мужчинах, с которыми вы хотели свести счеты. О женщинах, которых вы домогались. О тех, кого вы хотели
погубить.Он ничего не сказал. Но в черных глазах опять полыхнули уже знакомые красноватые отблески. Складки вокруг глаз сбежались, образовав мелкую сетку морщин.
— Воистину вы — сама добродетель. Говорите, близость смерти меняет человека, а? Заставляет осознать свои ошибки? Пробуждает желание исправить все зло, все плохое, что сделано за жизнь. — Я помолчал. — Ладно. Теперь вы — жертва вымогательства. Проблемы с деньгами будут?
— Нет. Дома в сейфе найдется нужная сумма.
— Итак, все, чем мы располагаем, — это голос по телефону. Возможно, это был Уилфред, возможно, нет. Ведь его уже может не быть в живых.
Чейм при этих словах так сильно вздрогнул, что я продолжал чуть ли не веселым тоном:
— Но это всего лишь предположение. Может, он здоров, как никогда. Загвоздка в том, что мы не знаем, кто звонил. Так ведь?
— Да… верно. Голос был тихий и приглушенный.
— Звонивший привел какие-то доказательства, что владеет столь важными для вас материалами, что вы готовы скорее выполнить его требования, чем допустить, чтобы они получили огласку?
— Да, несколько фактов он упомянул.
— В какое время он звонил?
Чейм поднял руку и взглянул на часы:
— Сейчас двенадцать двадцать пять. Я позвонил вам сразу после его звонка. Значит, с полчаса назад.
— Ну, скажем, в двенадцать. Почему в такое странное время? Как вы думаете?
— Не знаю.
— А если это не Джелликоу, кто еще мог вам звонить?
Чейм покачал головой:
— Не представляю. Никто.
— Раньше вас когда-нибудь шантажировали?
— Раньше… Господи! Нет, конечно!
— Каких-нибудь особенностей не заметили? Может, слышалась музыка, голоса? Звонок был местный или междугородный? Не было ли шума, гудков, жужжания, может быть, плохая слышимость?
— Нет, ничего такого. Звонок, как мне кажется, был не междугородный. Обычный звонок, ничем не примечательный.
— Голос мужской?
— Да. В этом я совершенно уверен.
— Ну ладно. Вы меня снова вызвали. На этот раз из-за того, что с вас требуют сотню тысяч долларов. Чего именно вы ожидаете от меня?
— Избавьте меня от этого вымогателя. И конечно, найдите рукопись и фактические материалы.
— Мистер Чейм, со времени моего утреннего визита ничего не изменилось. Вам удивительно трудно это втолковать. Поручение моего клиента — разыскать Джелликоу — по-прежнему моя первоочередная задача.
Чейм запротестовал, лицо его покраснело.
— Тем не менее, — продолжал я, — постараюсь сделать все возможное, чтобы найти вашу злополучную автобиографию. А когда обнаружу Джелликоу, незамедлительно вам сообщу. Если вы не передумали, я буду рассматривать вас как своего клиента и сделаю все, что смогу.
— Этого мне достаточно, — сказал Чейм. Но радости в его голосе не чувствовалось.
— Может быть, обе задачи по сути окажутся одной. Найду Джелликоу — значит, решу и вашу проблему. А может быть, и нет. Но предположим, я удачно выполню ваше поручение. Что я буду от этого иметь?