Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая
Шрифт:

Наконец решение было принято:

– Умой его и уложи спать, – папа указал на кровать Кристапа, – и сама поспи. А я схожу в город, узнаю, как и что. Да, из дома – не выходить! – это относилось к послушно закивавшему мальчику.

Вечером за ужином было принято окончательное решение: Гершель остаётся в семье.

– Ни одного еврея в городе больше нет. Нельзя, чтобы кто-то догадался, что ты – еврей. Теперь тебя будут звать не Гершель, теперь ты – Гиртс, понял?

Мальчик согласно кивал. Чёрные волосы кучерявились на макушке.

– И я лично буду тебе каждую неделю брить голову. Будешь ходить

бритый. Вия, найди-ка, может какая от Кристапа кепка осталась.

Так в доме появился Гиртс, Для посторонних это был сын родственников, сосланных в Сибирь. А что в кепке – на нервной почве волосы выпадают.

16

С виду вроде бы всё было хорошо.

К осени в хлеву кроме коровы стояли ещё две тёлочки. Урожай был убран.

Эмилия вовсю бегала и что-то лопотала на своём детском языке. Мамой она теперь называла только Марту.

Гиртс оказался смышлёным парнишкой и работал наравне с взрослыми. Единственное, что обескураживало папу, так это то, что руки у мальчика оказались совершенно не заточены под топор. Зато смастерить, ловко управляясь с ножницами и иголкой, затейливые прихватки для кухни, а то и рубашонку для подраставшей малышки он умудрялся мгновенно. Папа только крякал, глядя, как мальчонка возится с женским инструментом.

После дня Микеля, по традиции отмечавшего конец уборки урожая, Густа снова принялась читать вслух для всей семьи.

Вот в такое вечернее время и вернулся Петерис.

В сенях застучали чужие сапоги, и вся семья с тревогой оглянулась на дверь. Марта на всякий случай тут же взяла Эмилию на руки, а Гиртс спрятался за Густу. Папа встал, чтобы встретить незваного гостя, который как раз входил в комнату. С темноты он щурился, привыкая к свету керосинки, и пахло от него потом и усталостью.

– Ну что, похоже, не рады мне?

Марта, узнав голос, охнула и, прижимая Эмилию к груди, вскочила с лавки:

– Петерис! Вернулся! – и побежала к нему.

Сделав шаг навстречу, он вместо объятия попридержал её рукой за плечо, вглядываясь в освещённое лампой лицо:

– Ждала…

И только потом, посмотрев на Эмилию:

– Дочка? Моя?

Потом были слезы и объятия. Плакала Марта, ревела, глядя на неё, малышка, фартуком утирала слезу мама, и даже папа подозрительно шмыгал носом. Ни у кого не хватило духу сказать правду. В итоге Эмилия окончательно стала дочкой Марты и Петериса. Не плакала только Густа. Она стояла у окна, глядя в ноябрьскую темноту невидящим взглядом.

За два года отсутствия Петерису тоже выпало немало. Он умудрился попасть не только в Филадельфию. Там пришлось поработать докером, чтобы выжить. А потом его взяли на судно, отплывающее в Англию. Как оттуда он добирался до Франции и как умудрился пройти пешком всю разорённую войной Европу – это была отдельная история, которую Петерис не спешил рассказывать. Густе же он сразу сказал:

– Прости, золовка, денег я не привёз. Но про долг помню, непременно отработаю.

Знал бы он, что кроме денег взял у неё ещё и дочь! Но говорить об этом Густа не стала.

Да и что тут можно сказать? Пусть уж всё идёт, как идёт.

17

Январь 1942 года начался совсем неспокойно.

Это

ожидание опасности доносилось даже до отдалённого, спрятавшегося в лесу одинокого хутора и тревожило его обитателей.

Было отчего тревожиться. Ходили слухи, что в лесах скрываются какие-то «защитники», которые вроде бы нападают на немецкие патрули. И слухи были, судя по всему, небеспочвенными. Что-то где-то происходило. Иначе с чего бы комендатура усилила охрану, с чего бы в городе введён комендантский час? Да и с чего бы вдруг в зимней ночи звучать выстрелам? Ни один охотник не выйдет на зверя в ночи. Не на зверя охотились ночные стрелки, их выстрелы предназначались другим мишеням.

После Рождества комендатура объявила набор в военизированную трудовую службу. Набирали вроде бы на работу. Но записавшихся вооружали и отправляли охотиться на тех самых «защитников». Выстрелы в лесу звучали чаще и чаще.

Нужно было подумать о безопасности.

Густа, запахнув полушубок и засунув ноги в большие серые валенки, вышла в сарай, где с утра уже махал топором Петерис.

За свою не слишком долгую жизнь она привыкла полагаться только на себя. Но одной ей в этот раз не справиться. Придётся довериться свояку. Вон какой здоровый мужик и не только топором махать горазд. Хоть он и не слишком вдавался в рассказы, но Густа представляла себе, через что пришлось пройти одинокому путнику по дороге домой. Наверняка приходилось защищаться не на жизнь, а на смерть. Да и потёртый парабеллум в кармане она тоже углядела. Именно поэтому и начался этот разговор.

– Послушай, свояк, поговорить надо.

И она рассказала, опустив ненужные подробности, через что пришлось пройти семье. О многом было не сказано, но и оставшегося оказалось достаточно, чтобы желваки на длинном лице мужчины заходили ходуном. Помолчав, он вдруг вогнал топор в подвернувшееся полено с такой силой, что оно буквально разлетелось на части. Помолчав и переведя дух, он сплюнул длинным тягучим плевком прямо в дверь сарая.

– Так вот оно что! Марта не сказала…

– А ты Марту не вини. Нелегко такое вспоминать. Лучше думай, как защитить семью.

Да, защищать семью было надо.

А за разговором должно было последовать дело.

Добывать оружие решили прямо в городе. А чего искать, когда вот они, бандиты, вооружённые, прямо по улицам ходят. Никого из домашних заговорщики посвящать в свои планы не стали. А зачем? Только напугаются, да отговаривать начнут. Всё произошло просто. Февраль – месяц метельный. Вот под завывание февральской вьюги вечером из дому куда-то пропала Густа. Вышла вроде на минуточку и не вернулась. А когда мама забеспокоилась, Петерис вызвался пойти поискать:

– А вы ложитесь, поздно уже, нечего полуночничать.

И, потеплее одевшись, вышел, плотно прикрыв дверь в сенях.

И только потом, перед самым сном, когда Гиртс спросил: «А зачем он с собой пистолет взял?», – семья забеспокоилась. Папа вышел во двор, по которому северный пронизывающий ветер гонял снежные вихри, не оставляя ни одного следа. Искать этих двоих было бесполезно. Пришлось, покряхтев и покрутив с досады седой головой, вернуться в дом.

– И впрямь, нечего тут по окнам висеть, ложитесь уже, – прикрикнул он на домашних. – И лампу гасите.

Поделиться с друзьями: