Рукописи господина С.

В один из дней, когда русалка в очередной раз повествовала о красоте одного из замечательных кораллов, который она видела рядом с затонувшим когда-то очень давно пиратским кораблём, Ленция не смогла сдержать своих чувств и поцеловала радостную Гизель в её светло-розовые губы. Русалка не знала, что это значит, но ей очень сильно понравилось такое прикосновение подруги, поэтому в следующий раз она первая подарила Ленции свой поцелуй. Так длилось много дней, они знали, что теперь между ними есть что-то большее, чем просто дружба. Но, увы, несчастные возлюбленные ничего не могли с этим поделать.

— Почему мы не можем быть вместе, как все люди? — спросила Гизель. — Ведь я так люблю тебя!

— О, милая Гизель, — улыбнулась Ленция, — но как же мы сможем быть вместе, если ты русалка, а я человек? Люди женятся, рожают детей и живут вместе всю жизнь, а нам с тобой не суждено даже покинуть это место.

— Но сможем ли мы родить дитя, любовь моя? — синие глаза русалки вновь наполнились слезами.

— Увы, Гизель, — тяжело вздохнула Ленция, — ты даже не имеешь ног, что уж говорить о чреве, где несколько тяжёлых месяцев подряд мать выносит своё дитя.

— Я знаю, Ленция! Я знаю! — радостно закричала Гизель и, махнув хвостом, ушла под воду.

Она плыла всё дальше и дальше, пока не нашла обломок деревянного весла, что застрял между рифов и никак не мог проплыть дальше. Обхватив его худенькими ручками, русалка замахнулась и со всей силы ударила себя ниже пояса, проткнув широкую дыру в своём прекрасном хвосте. Изнемогая от боли, она плыла обратно к своей любимой. Ленция сидела под мостом и уже начинала скучать, когда вдруг из-под воды показались знакомые волосы Гизель. Она ласково улыбалась, и медленно приближалась к берегу. Ленция в ужасе закрыла рот руками и широко раскрыла глаза, когда русалка указала рукой на зияющее кровавое отверстие у себя в хвосте. Захлёбываясь слезами и целуя ничего не понимающую Гизель, Ленция вдруг схватилась за грудь и упала на песок. Русалка до смерти перепугалась и, жалобно скуля от невыносимой боли, загребая руками песок и неуклюже зажимая кровоточащую рану, ползла к недвижимой возлюбленной.

Солнце жгло её всё сильнее и сильнее, а Гизель никак не могла пошевелиться. С огромным трудом она перевернулась на спину и взяла Ленцию за руку. Горячая солёная слеза скатилась по её белой щеке, русалка закрыла глаза и так и не смогла их открыть. Лишь спустя месяц, когда безутешные родственники Ленции уже потеряют надежду на её возвращение, один путешественник найдёт под мостом и сделает зарисовку двух гниющих тел, некогда принадлежавших прекрасным влюблённым.

Я закрыл книжку и дрожащей рукой положил её на комод рядом с кроватью. Такое наивное повествование необъяснимым образом произвело на меня огромное впечатление. Дождь почти закончился, лишь редкие капли отбивали на оконном стекле свою причудливую мелодию. Я потушил свечу и лег в кровать, укрывшись тёплым шерстяным одеялом. Долго я думал обо всём написанном, поэтому так и не смог заснуть. Ранним утром, бродя по знакомым местам, я вдруг бросил взгляд на лавку того старика, что дал мне эту рукопись. Решительно шагая по мокрой мостовой, в надежде разузнать как можно больше об авторе этой истории, я то и дело поглядывал на лавку, репетируя про себя наш с её владельцем разговор. Но когда я рывком открыл дверь, передо мной предстала жуткая женщина с красным лицом, залитым слезами. Она представилась дочерью старика и сообщила, что её отец скончался при загадочных обстоятельствах этой ночью. Его тело лежало под кроватью, а лицо выражало такой нечеловеческий ужас, что не поддаётся никакому описанию.

Я покинул тот город, думаю, что больше никогда туда не вернусь. Книжонку оставил на вилле, надеюсь, мистер Хендербрук — хозяин моего временного жилища — найдёт ей достойное применение.

2019

Поместье генерала Эпила

Я пишу эти строки дрожащими руками, находясь в состоянии полнейшего душевного истощения. Дело в том, что пережитое мной за последние три дня не поддаётся никакому логическому объяснению. Всё произошедшее теперь навечно отпечаталось в моей памяти. Каждую минуту я вспоминаю об этом, стоит мне только прикрыть глаза, и теперь каждую ночь всё это точь-в-точь будет повторяться в моих снах, не позволяя мне ни на миг отвлечься от сжигающего меня изнутри вечно пылающего ужаса. Липкие мысли никак не покидают головы, вновь и вновь иллюстрируя мне гостиную проклятого поместья.

Всё началось с того, как мой близкий друг сэр Родриг представил меня своему старому знакомому генералу Аттеру Эпилу на одном из многочисленных летних раутов. Генерал Эпил сразу поразил меня своими глубокими познаниями в истории, археологии и географии, особенно углублённо он изучал неофициальную историю, выкупая у монастырей и вольных торговцев древние фолианты, старые дневники путешественников и ветхие рукописи никому не известных авторов минувших столетий. Стоит ли говорить, что столь интересная личность сразу же привлекла всё моё внимание и вскоре стала одним из самых близких мне друзей.

Неделю назад во время нашей прогулки в парке недалеко от городской ратуши, генерал Эпил пригласил меня на приём в поместье на севере графства, доставшееся ему от недавно почившего дядюшки — очень известного в своё время генерала личной гвардии герцога — сира Рональда Эпила. Само собой я без раздумий согласился. По ранее обговоренному плану, мы с генералом Эпилом должны прибыть в пустующее поместье за три дня до официально назначенной даты приёма вместе со слугами и двумя обозами с необходимой провизией. Помимо прочего, генерал решил отправить с нами отдельную карету, забитую массивными сундуками с его коллекцией фолиантов и редкой древней литературы. Позже, на полпути к поместью, Эпил разоткровенничался и признался, что до вступления в наследство, ему приходилось ютиться в съёмной каморке на окраине города, переживая тяжёлые времена, связанные с потерей родового замка в соседнем графстве после ужасного пожара.

Мы прибыли в поместье к обеду, расположились в небольшой столовой, совмещённой с кухней, за маленьким столом из тёмного дуба, пока верные слуги разгружали обозы, перенося продукты в холодный подвал, и ценную карету, бережно транспортируя её содержимое в большую библиотеку на втором этаже.

Само мрачное строение казалось ещё более пугающим, утопая в серых цветах поздней осени. Светлый кирпич, которым была выложена большая часть дома, уже давно потерял былую белизну, уступив место жёлтоватому налёту, плесени и тёмно-зелёному мху в швах между блоками. Около самого фундамента валялось множество кусочков облупившейся краски с деревянных рам, окружавших помутневшие стёкла. Чудесные витражи на втором этаже были испачканы пылью до неузнаваемости, а несколько из них вообще были скрыты от глаз сухими побегами винограда, ползущими по углам дома. Вдоль первого этажа тянулся широкий коридор с пятью арками-дверями. Те, что были по правую руку от входа, вели в столовую и к лестнице в подвал; другие — по левую руку — к двум лестницам наверх: в библиотеку и к спальням; массивная резная деревянная дверь в конце коридора, та, что напротив входа, вела в большую гостиную, где и должен был проводиться приём, сейчас же она была заперта на ключ. Генерал Эпил сообщил, что после смерти Рональда, все украшения, редкие полотна, изысканные гобелены и прочие драгоценности, принадлежавшие покойному, во избежание грабежа были снесены в эту запертую комнату с одной единственной, но очень крепкой, дверью. А замок, врезанный в неё, — по словам бывшего ключника поместья, — был крайне надёжен и вряд ли бы поддался взлому.

На втором этаже располагались три спальни — хозяйская, гостевая и для прислуги, огромная библиотека с почти такой же, как и в гостиной, дверью, а также маленькая лесенка на чердак, где за тонкой дверкой находился небольшой кабинет хозяина поместья, ныне совершенно пустой.

Мой друг любезно предложил мне занять гостевую спальню, где я с удовольствием обосновался, приказав оставить вещи около письменного стола.

Генерал рассчитался с тремя служащими транспортной компании, что привели сюда два обоза с каретой, и отпустил их обратно в город. Вместе с нами в доме остались лишь кучер и личный камердинер Аттера, которого тот совсем недавно нанял себе на службу. По словам моего друга, дворецкий должен был прибыть в поместье сегодня же вечером вместе с садовником и двумя служанками, что работали здесь при жизни покойного Рональда, и через три дня вновь намеривались вернуться, чтобы обслуживать дорогих гостей на приёме.

Ветер за окном усиливался, а тяжёлые тучи заволокли серое небо тёмной пеленой, предвещая скорый дождь. Я переоделся в своей спальне и уже намеривался спуститься вниз, как вдруг услышал звук быстрых, приближающихся ко мне шагов. В дверь несколько раз громко постучали, и из-за неё послышался знакомый голос генерала.

— Друг мой, прошу вас! Несчастье! — кричал он, не переставая стучать.

Я тут же открыл дверь и в недоумении уставился на Аттера, тот тяжело дышал, будучи красным на лицо от быстрого подъёма по крутой лестнице. Запинаясь и проглатывая слова, он всё-таки смог донести до меня причину своего столь необычного поведения: как оказалось, сразу после нашего отъезда в доме, где бедный генерал снимал каморку, случился пожар. Напуганный хозяин направил в поместье срочную депешу, в которой обвинил во всём нечастного Аттера, списав это происшествие на его неблагоприятную ауру, поначалу спалившую его собственный замок, а затем принявшуюся и за другие дома. В постскриптуме он пригрозил генералу, что непременно даст этому делу ход и добьётся ареста прокажённого жильца. Само собой, честный Аттер никак не мог допустить такого развития событий и, дабы защитить свою репутацию, он принял решение немедленно отбыть в город для урегулирования проблемы. Меня генерал упросил остаться в поместье: моей задачей было охранять ценные сундуки в библиотеке, а также проконтролировать вечернее прибытие прислуги. Сам же Аттер, получив моё согласие, немедля запрыгнул в дилижанс с камердинером и приказал кучеру нестись в город.

В отсутствие хозяина находиться в поместье стало совсем невыносимо. В одиночестве мне стало мерещиться, что ужасные человеческие фигуры, изуродованные неведомым инструментом, сидят в тёмных углах коридора; что мерзкие потусторонние твари шепчут проклятия на своём языке, отсиживаясь в подвале, а рогатые чудовища, вылезшие из леса, окружающего поместье, уже облепили собой все окна и двери, перекрыв мне все пути к бегству.

Громкий раскат грома, разрядивший обстановку гнетущей тишины, заставил меня вскрикнуть от неожиданности. Всё небо заволокли тёмно-синие тучи, погрузив все окрестности в непроглядный мрак. Я проверил, заперта ли парадная дверь, убедился в целостности всех окон и, окончательно успокоившись, закурил папиросу, развалившись на своей кровати.