Руководство к Воскрешению: от А до Я

– Так что с пиджаком? – допытывался мистер М.

– Забыла.

– Вас отправить домой?

– Нет! – громче положенного, почти умоляюще выкрикнула Келен. Объясняться со своей матушкой, рабочий день которой начинался в одиннадцать, не шибко хотелось. – Я… Этого больше не повторится, сэр.

– Весьма надеюсь, – скупо откликнулся тот. – Раз уж с памятью у вас проблемы, напомню вам, что в прошлом семестре вы обещали приложить больше усилий к изучению всемирной истории. Оценка ниже среднего меня не устраивает, не должна устраивать и вас.

– Я это помню, сэр.

– Хорошо. На этом разбор полетов предлагаю закончить… пока что.

И вот так последующие учебные часы внезапно стали вовсе не такими, как планировалось изначально. Отвечая невпопад на вопросы, Келен сидела в самом конце класса и смотрела в пустоту оцепенелым рыбьим взглядом. Больше она ни с кем не старалась завязать беседу. Благодаря Оливеру, тупой, эгоистичной твари, она не приблизилась к своей цели ни на шаг. И самое удивительное: он даже не задумывался, что испортил человеку очередную попытку прийти в себя. Таким мог быть только бесконечно жестокий, злой и глупый человек. И все его друзья не могли далеко уйти. Келен не хотела иметь с ними ничего общего.

После школы у Келен было около четырех часов, которые она могла провести наедине с собой, не выслушивая мамины упреки и не просиживая штаны за партой среди ужасных сверстников. Вот только идти ей было некуда: курортный сезон в Брайтоне не закончился с наступлением сентября и потому его улицы, кафе и в особенности пляж были до отказа забиты приезжими, раздобревшими и обленившимися за время отпусков. Келен же, за день порядком утомленная присутствием вокруг себя других людей, мечтала забиться куда-нибудь в угол, где ее никто не мог бы достать.

Стоя в ожидании автобуса, она покопалась в карманах брюк и выудила из них несколько монет, оставшихся со сдачи ее унылого обеда. В груди что-то трепыхнулось – слабая попытка порадоваться.

Неподалеку от их дома на перекрестке дорог находился большой супермаркет. Келен нравилось это место, она часто заглядывала туда летом, когда особенно сильно хотелось удавиться. Аккуратно расставленные по полочкам товары в красивых ярких упаковках создавали ощущение успешности, определённости и домашнего уюта. Необязательно было что-то покупать, достаточно было знать, что это продается, а значит гипотетически могло стать твоим. Раньше Келен обожала ходить за продуктами. Что бы она ни положила в корзину, оно почти никогда не отправлялось обратно на полку. Но потом это, как и все в ее жизни изменилось. И все, что Келен могла себе нынче позволить – одна плитка молочного шоколада. Без этой сладости девочка теряла те жалкие остатки эндорфина, что поддерживали в ней жизнь, поэтому Келен готова была отдать свой обед и ужин, лишь бы скопить немного денег на шоколад. Миссис Фаэр не поддерживала дочкину страсть, утверждая, что от шоколада портились кожа и зубы, так что Келен приходилось съедать его тайком.

В магазине стояло тепло, приятное после мерзкого влажного ветра. Келен прошла мимо печенья, зефира, рулетов с кремовой начинкой и всего, на что у нее капала слюна, в быстром темпе. Денег у нее осталось исключительно на шоколад.

Пока девочка силилась сопоставить свои желания со своими финансовыми возможностями, из-за стеллажей выполз работник магазина. В одной руке он держал ведро с мыльной грязной водой, в другой – длинную швабру. Келен была с ним немножко знакома: звали его все Дени, просто Дени, лет ему стукнуло под пятьдесят, и все, чего он добился в жизни – должность поломойки в супермаркете. Девочка так и видела в нем неудачливую себя спустя долгие, мучительные годы. Дени выглядел потрепанным и ужасно одиноким. Он разругался с семьей, схватил воспаление легких на нервной почве и погряз в долгах – об этом Келен против воли слышала вскользь, стоя в очередях.

– Добрый день, – поздоровалась она с уборщиком.

– Привет, дочка. – Дени кивнул. Поставив ведро на пол, он потянулся, кряхтя и скрипя точно старая половица. – Как твое ничего?

Келен кисло улыбнулась, ей было противно, когда тот называл ее «дочкой». Но Дени всегда здоровался с ней, несмотря на степень собственной занятости и настроение.

– Нормально, – ответила Келен.

– Ну, вот и славно. – Дени задумчиво почесал нос, еще раз кивнул девочке и отправился в молочный отдел отмывать от пола вишневый йогурт.

Погода на улице испортилась, поднялся ветер, а небо заволокло тучами, и Келен была вынуждена отправиться домой. По правде сказать, свой дом она не желала видеть так же сильно, как и маму. Не потому, что она ее не любила. Но укорительные взгляды, которые без конца напоминали девочке о собственной ущербности, не сглаживали конфликты и не способствовали ее исцелению. Миссис Фаэр была суровой, уставшей женщиной с тягой к тирании и считала, что в критических ситуациях клин клином вышибают.

В доме было тихо и прохладно. В спальне на столе под невесомым слоем белесой пыли покоился огромный ноутбук, которым при желании можно было серьезно покалечить. Келен сдернула с незаправленной кровати плед, обмоталась им наподобие халата и забралась с ногами на стул.

Ноутбук просыпался медленно, шумел, будто самолет, приготовившийся к взлету, а старый зачахший в грязи и пыли вентилятор едва справлялся с нагрузкой. Келен с отупелым терпением ждала, потихоньку обгрызая шоколадку.

Около года назад она основательно подвисла в социальных сетях и примерно в то же время познакомилась с неким парнем, записанным как Дэвид Ливингстон. Точного его возраста Келен не знала, фотографий тоже не видела, переписка их завязалась случайно, а вскоре, набрав обороты, стала катиться по наклонной. Дэвид был не бог весть каким собеседником, но его из рук вон пессимистический настрой совпадал с мироощущениями Келен. Иногда она жаловалась ему на жизнь, правда, без особого успеха: Дэвид утверждал, что терпеть не мог нытиков, и любые ее попытки выплакаться воспринимал как грубое покушение на свою свободу. Однако Келен было трудно молчать, она нуждалась в ком-то, кто позволил бы ей распустить сопли и не корил за это, поэтому вредная привычка заглядывать на популярный сайт изо дня в день не исчезала. По правде говоря, Дэвид приходился ей единственным, каким-никаким, а другом, и без него становилось еще горше.

– Есть. – Келен расплылась в нездоровой улыбке: Дэвид был онлайн. – Поговори со мной… пожалуйста.

– Привет.

– хай

– Что нового?

– сходил в кино. новый фильм полный отстой.

Келен закатила глаза. По их переписке складывалось впечатление, будто бы Ливингстон дни напролет проводил в кинозале. Его не интересовало ничего, кроме этих движущихся громких картинок, и неважно, какой в них вкладывался смысл, лишь бы они были напичканы впечатляющими спецэффектами.

– А что так?

– спецэффекты дерьмо.

– Ясно. Ну как ты в целом?

– я-то в порядке

Да. Вот оно. Келен сбивчиво застучала по клавишам, поправляя за собой каждое второе слово. Кажется, разговор поворачивал в необходимое ей русло.

– Это хорошо. А у меня вот первый день занятий прошел. Полный отстой.

– ммм

– Помнишь, я рассказывала тебе про Оливера Карта? Мой одноклассник. Этот *censored* сегодня…

Келен долго ждала ответа на это неожиданно длинное и развернутое сообщение, в котором появилось вдруг всё: горечь, обида, безысходность. Она не ждала многого, простого «Не переживай, все будет хорошо» было бы достаточно.

– слушай, я кажется доходчиво все объяснил в прошлый раз. меня не интересуют твои однообразные проблемы. может, интересовали раньше, но сейчас нет. у меня своих забот по горло, хочешь верь, а хочешь не верь. мне между прочим ничуть не лучше чем тебе, но я же не плачусь об этом ежесекундно? забудь о своем оливере и перестань делать и себе и мне мозги. сто раз я уже слышал о твоем папаше. мне его жаль, и тебя жаль, но пора уже придумать что-то новое. ненавижу, когда мое внимание используют в целях самоподдержки, я не жилетка для нытья. или я тебе друг, с которым есть о чем поговорить, о фильмах например, или тебе лучше мне не писать.