Рулетка судьбы

В ответ посыпались «адреса». Некий Семен в пятом ряду торгует дубленками. Другой, помоложе, занимается игральным бизнесом. Третий подвизается на ниве мясных продуктов… Четвертый… шестой… десятый. А вот тарасов нет ни одного, они все — на Киевском рынке.

Тренированная память позволила обойтись без блокнота и ручки.

Поглядывая на часы, Собков терпеливо обошел все упомянутые женщиной места.

Приценился к дубленкам, постоял возле табуретов с давным давно известными фокусническими стаканчиками, осмотрел мясную палатку и прилавок с выставленной обувью.

Бульбы нигде не оказалось.

Что же делать? Самый лучший вариант — броситься в Шереметьево, взять билет до Парижа и возвратиться на средиземноморскую виллу. Где его «отблагодарят» пулей, ударом ножа или отравленной таблеткой, растворенной в фужере с вином. Монах не прощает ни измен, ни неудач, расплата единственная: смерть!

Собков усилием воли подавил тревогу и растеряность. Решил: при крайней необходимости воспользуется услугами Андрея-Ахмета. Естественно, не посвящая его в суть задуманной акции. Кавказец поможет купить стволы, он должен знать продавцов оружия.

И тут же принялся изучать принятое решение, осматривать его со всех сторон, ощупывать.

Слежку он обнаружил сразу после беседы с приветливым кавказцем. Это — первое. Теперь — второе: пастухи спросили о Сокольническом рынке. Именно туда нацелил «кунака» Ахмет. Упоминание имени «Семена» — неуклюжая маскировка, рассчитанная на непроходимого глупца.

Значит, пастухов послал за ним не Некуда и, тем более, не Монах. Ахмет. Искать с ним встречи — заранее записываться в покойники.

Положения явно безвыходное…

Глава 4

Собков даже предположить не мог, что «лучший его друг», Ахмет — шестерка Ганса. И не простая шестерка — козырная. Ближайший помощник, доверенное лицо. Тем более, не знал, что Бульба — связник Монаха «переселился» с рынка в некий подвал, в котором гансовские костоломы пытают заложников.

Связанный по рукам и ногам, сидит потомок Хмельницкого на специальном седалище. Дни и ночи мучают его опытные палачи Ганса. Им не нужен дерьмовый выкуп, они не интересуются бизнесом хохла. Единственный вопрос: кто должен появиться на «явке»? И подсовывают фотку знакомого Бульбе человека… Не этот ли фрайер?

Тарас пока-что молчит. Не по причине удивительной в наше время верности. Знает: расколется — кранты. Если не залетит на пику черномазым, пустят под молотки такие же опытные шестерки Монаха. Пока молчит — живет. Молчать трудно и… легко, ибо он, действительно, ничего не знает. Монах передал один только набор парольных фраз, кто с ними придет — неизвестно. Вот Бульба и хрипит, плюется кровью, твердит: зря мучаете, кореши, ничего не знаю, обычный торговец, возьмите какой скажете выкуп, отпустите, ради Христа.

Ни ради Христа, ни ради Аллаха пиковые отпускать случайно попавшего в их руки «славянина» не собираются. В сотый раз звучит все тот же вопрос: кого ожидал на Люберецком? В десятый раз демонстрируется фотоизображение терминатора. И снова — изощренные пытки, ввергающие Тараса в желанное беспамятство…

В этот вечер офис удачливого коммерсанта, недавно возвратившегося в Москву после посещения дорогих его сердцу могил под Тбилиси, Виктора Ганошвили посетил Ахмет. Тот самый чернявый парнишка, который страдает язвой желудка, с любовью относится к «вождю всех народов», предложивший новому знакомцу вечную дружбу.

Ганс встретил помощника с распростертыми об"ятиями.

— По закону Кавказа, сначала отведай вина, закуси фруктами, поещь настоящий шашлык. Потом уж — серьезный разговор. До этого слушать не хочу. Видишь, уши заткнул, глаза закрыл… Не обижай хозяина, дорогой, очень прошу — не надо обижать.

Повадки Ганса давно изучены, спорить с ним — бесполезно. Никакая срочность, никакие опасности не застявят его нарушить традиционное гостеприимство. Поэтому Ахмет присел к столу, наполнил фужер вином, выпил, положил на тарелку гроздь крупного винограда, зубами стянул с шампура наперченный кусок мяса.

Хозяин ревниво следил за процессом насыщения. Хорошо ест, со вкусом — добрые принес вести, жует медленно, будто выполняя обязанность, — дурные. На этот раз аппетит помощника — средний, значит и разговор предстоит такой же. Не хороший, но и не плохой.

— Спасибо, дорогой, порадовал… Теперь внимательно слушаю — говори, пожалуйста. Рот мой закрыт, зато уши — врастопырку.

Ахмет положил локти на стол. Тихо, словно их подслушивают, проговорил.

— На Люберецком рынке один мужик искал Бульбу.

Вот тебе и аппетит! Ганс откинулся на спинку кресла, будто к голове поднесли ядовитую змею, высунувшую смертельное жало. Пашарил в ящике письменного стола, вытащил и положил перед помощником фото известного киллера.

— Он?

Ахмет, не глядя на многократно изученное изображение, отрицательно покачал головой.

— Нет, не он. Какой-то горбоносый, с прижатыми ушами. Молодой. Годков тридцати с хвостиком. Может быть, посланец киллера? Бульбу не раскололи?

— Молчит хохол. Кровью харкает и — ни словечка. Думаю, ничего он не знает, иначе мои умельцы выдрали бы имя посланца из кишок. Сам знаешь — специалисты.

— Может быть, отпустим? — нерешительно предложил Ахмет. — Пусть себе торгует. А рядом посадим своих людишек. Под видом торговцев.

Ганс подумал и разочарованно завздыхал.

— Хорошая мысль, дорогой, просто — замечательная. Да вот беда -

здорово поработали наши парни, долго придется лечиться Бульбе, чтобы мог

ходить.

— Ему не ходить придется — сидеть.

— С выдранными ногтями и порезанной мордой? Предложи другое, кунак, а? Очень прошу — подумай… Так и быть, потеряю дорогое время, погляжу на дерьмового хохла. Может подлечить его по скорому, подмазать, зашить. Сойдет за наживку. Что еще скажешь?

— Я уже подумал, — с оттенком похвальбы признался помощник. — Пустил

за горбоносым Дылду и Босяка. Ты их знаешь. Старательные парни, да?

— Правильно базаришь, кунак, хорошие. Вернулись, что цынканули?

Ахмет насупился. Несмотря на кавказское происхожденние, чисто русским манером запустил пятерню в затылок. Признаваться в неудачах одинаково неприятно представителям всех национальностей, кавказцам — тем более.

— Оглушил их горбоносый, связал. И слинял. Натолкнулся на парней один дедок, вызвал милицию. Пока распутали, пока парни пришли в разум — горбоносый исчез… Но на рынке все же нарисовался — баба одна призналась: спрашивал у нее о Семене и Тарасе…