Румянцев-Задунайский

Переговоры затягивались. Русские пока не угрожали. Они уговаривали. Они обещали хану молочные реки и кисельные берега, обещали сохранять гарем и даже умножить сей гарем юными красавицами, лишь бы тот согласился.

Развязку ускорили, сами того не подозревая, турки. Заподозрив в действиях русских подвох, Порта решила плюнуть на обязательства, взятые на последних переговорах, и высадила на Таманский полуостров, входивший во владения Шагин-Гирея, войска. Обеспокоенный хан послал туда своего человека узнать, что заставило турок пойти на такой шаг. Оттоманский паша, командовавший десантом, ответил хану тем, что приказал отрубить его посланцу голову на базарной площади.

Дерзкий, жестокий поступок паши был воспринят как вызов. Шагин-Гирей понял, что с турками ему не поладить, и покорился русским [38] . В Петербурге был тотчас составлен манифест. Российская императрица признала нужным дать силу тем правам на Крым, которые приобретены были оружием, и повелела упомянутую страну с землями, ей принадлежащими, взять окончательно под Российскую державу.

Когда весть о решении Петербурга дошла до Константинополя, здесь пришли в ярость. Горячие головы требовали объявить войну. Только силой оружия, говорили они, можно заставить русских отказаться от Крыма, уйти с Кавказа и из Северного Причерноморья.

38

После присоединения Крыма к России Шагин-Гирей некоторое время жил на пенсионе. Потом, вдруг заскучав, решил отправиться в Турцию. Однако там ему не простили сговора с русскими: по приказу султана он был удавлен.

Но одно дело возбуждать воинственные страсти и совсем другое — давать тем страстям ход. Имей Порта верных союзников, тогда бы еще можно было призвать мусульман под Магометово знамя. Но таких союзников у нее не было. Австрия давно изменила дружбе и сблизилась с Россией. Раньше была надежда на французов, но после того как Россия заключила с ними торговый договор, те тоже охладели к оттоманам. При таком положении идти на Россию новой войной было опасно, и Порта решилась на новые переговоры. Она признала власть России над Крымом. Россия в уплату за это отказалась в ее пользу от прав на некоторые земли, ранее принадлежавшие Крымскому ханству. Кроме того, она согласилась не требовать 4 500 000 рублей, назначенных ей по условиям Кайнарджийского мира.

Знаменательное событие отметили торжествами. А начались они, как обычно, с раздачи высочайших милостей. Главный герой торжеств светлейший князь Потемкин получил чин генерал-фельдмаршала и возведен на должность президента военной коллегии, освободившуюся после внезапной кончины князя Голицына. Он стал также шефом Кавалергардского полка. Государыня не обошла также и графа Румянцева, чьим именем пугала турок в споре за Тавриду: она возвела его в подполковники конной гвардии.

До самой масленицы и всю масленицу веселился двор. Затишье наступило только в дни великого поста. Повеселившись вволю, Потемкин выехал в свое наместничество. У него были новые планы, коими собирался вновь обратить на себя внимание России и всей Европы.

3

Вот уж правду говорят: счастье, что вешнее вёдро. Ненадежно оно: сегодня солнышко, а завтра, смотришь, уже хмурь над тобой… К середине 80-х годов в Константинополе снова забряцали оружием. Осмелела Порта! Она стала открыто требовать пересмотра подписанных обеими сторонами договоров, вывода русских войск из Крыма, возвращения «детей ислама» под покровительство великого султана.

Для устрашения турок в России были набраны тысячи рекрутов, созданы десятки новых полков. Но солдат надо было кормить, одевать. А где все взять? Из нищих деревень, где и без того не затихает ропот?

Екатерина обещала лично разобраться в причинах трудностей, возникших перед империей, разобраться и определить правительствующему сенату линию дальнейших действий. Ею был даже назначен день для «большого совета» в сенате. Но вдруг, никому ничего не сказав, она бросила все дела, уехала в Царское Село и более в столице не показывалась. Сенат встревожился. Фельдмаршал граф Чернышев помчался в Царское Село.

— Что с ее величеством? — обратился он к обер-камергеру графу Шереметеву.

— Разве не знаете? — удивился граф. — У государыни горе. Болен генерал Ланской.

Чернышев не стал задавать других вопросов и поехал обратно. Он, как и все сановники, окружавшие государыню, отлично знал, что значил для нее Ланской. Ланской был последним ее любовником, самым молодым и, может быть, самым любимым. Красивый, кроткий, вежливый в обращении, не выказывавший ни гордости, ни бахвальства, он избегал вмешиваться в дела управления государством, да государыня и не требовала от него этого. Государством управлять было кому и без него. Он нужен был ей как возлюбленный. Она пугалась приближающейся старости и бросилась в его объятия с отчаянной надеждой хоть на какое-то время испытать иллюзию молодости. Она была старше его в два с половиной раза.

Четыре года держала она его подле себя. Четыре года делился он с нею своей молодостью. Но в конце концов занемог. Ослаб. В последнее время он, уже больной, боясь лишиться того, что давало ему положение любовника, стал прибегать к искусственным возбуждающим средствам и этим окончательно подорвал свое здоровье. И, наконец, наступил момент, когда он уже не смог самостоятельно подняться с постели.

Встревожившись, государыня немедленно послала в Петербург за доктором. Тот приехал несколько часов спустя. Это был немец по имени Вейкард, грубоватый, с фигурой мясника, не привыкший к деликатному обращению. Сидя на краю постели, Екатерина с беспокойством следила, как он, этот доктор, неуклюже задирал больному рубаху, как прикладывал к его белой спине лохматое ухо с выступавшими жесткими белыми волосами, как долго после этого хмурил брови.

— Что с ним? — спросила она.

— Злокачественная лихорадка, ваше величество. — Брезгливо вытирая руки, доктор равнодушно добавил: — Он от нее умрет.

Екатерина посмотрела на притихшего возлюбленного, который вместе с нею слышал страшный приговор, затем уставилась на доктора широко открытыми глазами. В ее взгляде не было страха, а было возмущение, возмущение и требование, чтобы он, господин Вейкард, оставил свои неуместные шутки и дал больному то, что требуется по его болезни.

— Прошу удалиться, ваше величество, и больше к больному не заходить, — все тем же бесстрастным голосом сказал доктор. — Болезнь заразительна. — Так как императрица продолжала молчать, он, сделав паузу, заговорил снова, как бы оправдываясь: — Увы, помочь не могу. Впрочем, я буду рядом в комнате, которую, надеюсь, мне отведут. Если понадоблюсь, вызовете.

Ланской скончался через десять дней, скончался буквально на руках императрицы, все эти дни не отходившей от него.

Когда в Петербурге узнали о смерти фаворита, там пожалели: все-таки хороший был человек, царство ему небесное!.. А потом, поохав, стали ждать появления на сцене нового фаворита. Государственные бумаги стопами легли в глубокие ящики, в департаментах не желали иметь никаких дел. Если чиновники и усаживались за свои столы, то главным образом для того только, чтобы посудачить, погадать: на кого на сей раз падет выбор государыни?

В середине июля из «полуденных» краев приехал Потемкин, и главные чины облегченно вздохнули; наконец-то!.. Светлейший знает, как поступить, светлейший все сделает как надо.

Потемкин приехал не один с Федором Орловым. После смерти Григория Орлова (умер в 1783 году) отношение двора к его младшим братьям изменилось, они вновь продвинулись к первому ряду. Федор не отставал от светлейшего ни на шаг, и они поехали к императрице вдвоем.

Секретарь Храповицкий, увидев в дверях приемной нежданных гостей, обрадовался: