Румянцев-Задунайский

Желая успокоить главнокомандующего, Репнин сказал:

— Я не думаю, чтобы Квитковскому стала известна диспозиция. Самое многое, что он может сообщить туркам, это о готовящемся на лагерь наступлении.

Румянцев неодобрительно усмехнулся: как знать!.. В его памяти еще жива была история предательства Тотлебена в Прусскую войну. Русское командование с верой относилось к нему, а он, пользуясь этим, передавал нужные сведения противнику. Кто заручится, что в армии нет подобного Тотлебена, а сей презренный перебежчик не агент сего шпиона?

— Как бы то ни было, диспозицию менять поздно, — сказал Румянцев, — мы можем лишь изменить время выступления. Примите, граф, к исполнению: выступаем на два часа раньше.

Репнин не стал больше задерживаться. Проводив его, Румянцев приказал дежурному генералу известить старших командиров о переносе начала операции на два часа вперед, после чего решил пройтись по лагерю.

В лагере никто не спал. До сна ли теперь, когда до баталии оставались считанные часы! Солдаты толпились у костров, похрустывая сухарями и переговариваясь между собой. Кашу не варили уже два дня: кончилась крупа. Приходилось питаться всухомятку.

— Сейчас бы похлебки горячей да сальца русского!.. — слышался мечтательный голос.

— Эко чего выдумал! Про сало забудь, потому как чума.

— При чем тут чума?

— Разве не слышал, что говорил его благородие главный доктор Ореус? Его благородие говорил: если хочешь уберечься от чумы, ешь все кислое — щавель, капусту, бураки. Чем кислее, тем лучше. И питье надобно употреблять кислое, с уксусом. Мясо, сало, рыба, всякие солености и горячие напитки вредны.

— Смотри-ко! А я-то думаю, чего это заладили щавель да щавель! Аж весь прокислился. Хоть бы водочку дали. Водочку-то его благородие не запретил?

— А чего ее запрещать? Если по маленькой, водочка не вредит. Побьем турок, командующий непременно прикажет выдать.

Солдаты были настолько увлечены беседой, что не заметили ходившего рядом главнокомандующего. Румянцев был этому даже рад. Зачем будоражить людей? Пусть отдыхают.

Вернувшись к себе, он узнал, что Боур уже выступил и начал строить переправы через Ларгу.

— Добро, — удовлетворенно сказал Румянцев. — Скоро наступит и наш черед. Но подождем, пока от Боура не поступят новые известия.

По диспозиции Боур должен был, пользуясь темнотой, незаметно перейти с правого фланга на левый, выйти к реке и устроить на ней четыре моста. Затем ему надлежало по одному из наведенных мостов переправиться на противоположный берег и занять высоту в непосредственной близости от неприятельского лагеря.

Одновременно с ним на ту сторону переходили также корпуса Потемкина и Репнина. Четвертый мост предназначался для кавалерии. Главные силы армии переправлялись последними и занимали позицию позади ударных корпусов.

Дивизия Племянникова имела самостоятельную задачу. Ей предстояло, построившись в два каре, скрытно, не переходя Ларги, занять позицию на высоте против левого фланга противника и открыть по лагерю пушечный огонь. После того как неприятель отвлечет с этого фланга часть сил для защиты ретраншементов, кои подвергнутся атаке ударными корпусами и главными силами армии, должен последовать выход обоих каре из укрытых мест, быстрый переход через реку по старому деревянному мосту. При этом от Племянникова требовалось повести наступление таким образом, чтобы турки приняли его дивизию за главные силы армии.

…Еще не было и полуночи, когда Румянцеву доложили, что мосты Боуром построены и корпуса начали переправляться на ту сторону. Румянцев приказал Олицу и Брюсу, оставив у палаток горящие костры, построить дивизии в три колонны и идти к переправе. Движение войск началось.

Ночь выдалась без луны. Вокруг стояла такая темнота, что солдаты невольно дивились, как их офицеры умудрялись находить в ней дорогу. Собственно, дороги не было, а были бугры, какие-то лопухи, кусты, неожиданно появлявшиеся перед самым носом.

Но вот показалось что-то особенное, необычное. Вроде бы черное и не черное, с блеском каким-то. Ба, да это же Ларга! Заснула матушка. А вот и понтонные мосты, что ведут на тот берег. Слышно, как солдатские сапоги стучат по настилу. Настил сделан добротно, да и понтоны сами укреплены на совесть.

Слышится чей-то предупредительный голос;

— Осторожней, ребята. Не шуметь.

Ударные корпуса, переправившиеся первыми, уже успели выстроиться в боевой порядок. Три корпуса — три каре: на левом фланге — Боура, в середине — Потемкина, на правом фланге — Репнина. Главная армия, закончив переправу, построилась позади корпусов в каре с длинными боковыми фасами, что обещало им некоторые удобства при движении вперед. Регулярная кавалерия заняла позицию позади пехоты, казаки и арнауты выдвинулись к долине Бибикул, несколько левее корпуса Боура.

Впереди светились огни, разбросанные почти по Всей — высоте, темной громадой возвышавшейся над Ларгой. То были костры неприятельского лагеря. По всему, турки еще не ведали о нависшей угрозе.

— Ну, с Богом, — вместо команды вполголоса произнес Румянцев.

Передовые каре двинулись вперед. Вскоре послышались первые выстрелы. Оказалось, наступавшие наткнулись на вражеских пикетчиков. Турки разрядили свои ружья, не заботясь о цели, вскочили на коней и в тот же миг растаяли в темноте.

— Время скрытного движения кончилось, — определил Румянцев.

Как бы в подтверждение его слов в неприятельском лагере взвились ракеты, вспыхнули соломенные маяки. От маяков стало так светло, что суматоха, поднявшаяся в лагере, представилась как на сцене театра. Татары и турки метались между палатками, размахивая саблями, ружьями. Когда солома догорела и снова стало темно, лагерь вдруг покрылся всполохами от орудийных выстрелов: турки открыли огонь, еще не узнав толком, в какой стороне находится противник.

— Кажется, начинает светать, — оглядел небо Брюс, державшийся возле главнокомандующего.

Румянцев не ответил. Он был поглощен тем, что творилось в лагере. А творилось что-то подозрительное. Неприятельские пушки неожиданно смолкли, и тотчас перед ретраншементом стали сбиваться в кучу конники. Число конников росло с молниеносной быстротой, и вскоре они заняли собой все свободное пространство. Противник готовил кавалерийскую атаку.

— С ума сошли, — покачал головой Румянцев.

Противник допускал явную ошибку. Румянцев знал, что его передовые каре встретят неприятельскую конницу заградительным орудийным и ружейным огнем, и ей, лишенной огневого прикрытия своих войск, придется спасаться за пределами лагеря. Собственно, так оно и получилось. Понеся огромные потери и не причинив наступавшим войскам никакого вреда, конники отказались от атаки и умчались в долину Бибикул.