Румянцевский сквер

— Слышу, — кивнул Саша.

Он стоял перед картой Кореи. Там черт-те что происходило: американцы высадили десант в Инчоне… Инчон — это тот самый Чемульпо?.. высадили десант, и северокорейские войска, дошедшие почти до крайней южной точки полуострова, покатились назад, на север…

— Наверное, можно на заочное отделение, — продолжала Майя. — Садись, Сашенька. Положить тебе в пшенку кусочек масла? Сегодня в продмаге давали масло, я в очереди выстояла… взяла двести грамм…

Молча ели кашу. Принялись за чай.

— Когда-то я училась на мехмате, — сказала Майя своим надтреснутым голосом. — О Господи! Даже не верится теперь.

— Расскажи про отца, — сказал Саша, отхлебнув из стакана. — Какой он был?

— Он был… — Майя полуприкрыла глаза. — Он был необычайный… Он с ходу мог сочинить песню на заданную тему… Ты похож на него, такой же способный…

— Я не сочиняю песен.

— И не надо! — с внезапной горячностью выпалила Майя. — Ничего не надо делать такого, что выделяет… бросается в глаза… Блаженны скромные, ибо их есть Царство Небесное…

— Мама, неужели ты вправду веришь, что есть Небесное Царство?

— Да! Да! Изгнанные за правду найдут награду в Царстве Небесном. Блаженны чистые сердцем, ибо Бога узрят! На земле много жестокости, неправды. Люди должны держаться Христовых заповедей, очищаться нравственно… в душе растить Царство Божье… Без этого жить невозможно!

Глаза Майи зажглись прежним, когдатошним блеском, вся ее тощая, почти бесплотная фигура как бы приподнялась над скудным столом, устремилась ввысь.

В конце августа возвратился с Кавказа Орлич — загорелый, веселый покоритель вершин. Узнав, что Сашу не приняли, Орлич послал за ним Алену. От Майи Алена узнала, что Саша все свободное от репетиторства время просиживает в библиотеке. Там, в читальном зале, она и разыскала его.

Саша сидел у окна, листал географический атлас.

— Что ты ищешь? — спросила Алена.

— Ох, здрасьте! — Саша изумленно-радостно воззрился на нее. — Ищу атолл Эниветок… Американцы там взорвали атомную…

— Саша, тебя хочет видеть Петр Илларионович.

Саша предстал перед Орличем в его институтском кабинете. Сухо, деловито Орлич поинтересовался, в какую комендатуру ходит он с матерью отмечаться и что у них за отношения с комендантом. Пояснил недоумевающему Саше:

— Был звонок из комендатуры в ректорат. Рекомендовали воздержаться от твоего приема в институт.

— За что они нас преследуют? — пробормотал Саша.

— Не задавай дурацких вопросов. Принеси свой аттестат и грамоты с олимпиад. Сейчас же.

Впоследствии Саша узнал от Алены, что Орлич ездил с его бумагами в комендатуру, имел разговор с оперуполномоченным, а потом еще с кем-то из областного начальства. Так или иначе, Сашу приняли на заочное отделение физмата. Он ходил на лекции вместе с очниками. После зимней сессии, которую сдал на пятерки, его зачислили на дневное.

10

Как-то раз в феврале Саша в институтской столовой оказался за одним столиком с Ларисой.

— Привет, Акуля, — улыбнулась она. На ней был облегающий белый свитер.

— Привет. Какие сегодня омерзительные котлеты.

— Не омерзительнее, чем обычно. А я слышала, в эн-со-о тебя хвали-или! За какой-то реферат.

— Что слышно о Валере? Приезжал он на каникулы?

— Приезжал. — Лариса поправила черный локон. Ее голубые глаза сияли.

— Вы виделись? — спросил Саша.

— Мы поженились, — сказала Лариса и засмеялась не то от счастливого самочувствия, не то от глуповато-удивленного Сашиного вида.

— Поздравляю, — сказал Саша.

Не доев твердую безвкусную котлету, он побрел было в аудиторию, но передумал и, развернувшись на сто восемьдесят, смылся с последней пары — с лекции по основам марксизма-ленинизма. Основы без меня не рухнут — эта мысль поддерживала его, пока он бродил по протоптанным в снегу тропинкам городского сада. Саша заставлял себя думать о назревшем в Иране конфликте Мосаддыка с английской нефтяной компанией, но непослушное воображение рисовало гибкую фигуру Валеры Трофимчука: соскочив с турника, Валера обнимал голубоглазую деву, стягивал с нее белый свитер…

Мороз пробирал сквозь плохонькое пальто до позвонков. Окоченевший, он дотащился до дома. Горячий чай растекся по жилам, вытесняя холод отчаяния. Саша отрезал длинную полоску бумаги и, перекрутив, склеил ее концы. Потом повел посредине бумажного кольца карандашом, ни разу не оторвав его кончика и не выйдя за края полоски, — линия привела в исходную точку, сомкнулась. Саша разрезал кольцо, ведя ножницы по этой линии, — кольцо не распалось, а оказалось дважды перекрученным. То был лист Мёбиуса, имеющий не две, как все листы, а одну поверхность, — математический парадокс. Саша размышлял над ним, все тут было странно, не укладывалось в обычный трехмерный мир.

Орлич посмеивался над новым его увлечением:

— Ищешь выход в четвертое измерение? — Он ткнул карандашом в одно из уравнений: — Тут, господин Мёбиус, изволили некорректно дифференцировать. Слабоваты, сударь, по части непрерывных групп.

Саша представил новый реферат на обсуждение в НСО — научное студенческое общество. Разговор был горячий, однако научный спор неожиданно перекинулся в комсомольский комитет факультета.

— Акулинич, твоя теория параллельного мира — явное отступление от материализма, — заявил секретарь комитета, молодой человек с острой ранней лысиной, сурово глядя на Сашу сквозь очки. — Объясни свои идеалистические шатания.

— Да нет никаких шатаний! — защищался Саша. — Это просто топологическое исследование… Никакой параллельный мир я не открывал…

— Но такова логика твоего реферата. Выход за пределы трехмерного мира — что это, как не попытка подвести теоретическое обоснование под поповщину?

— Да что вы, товарищи! — воскликнул Саша, растерянный, красный от волнения. — Топология исследует свойства различных фигур, их размерность… При чем тут поповщина?..

— Акулинич, ты нас не собьешь, — твердо сказал секретарь.

Большинством голосов комитет припаял Саше выговор с занесением в личное дело.

Орлич послал Сашин реферат в Москву университетскому профессору Понтрягину. Долго не было ответа. Орлич объяснил: Понтрягин слепой, надо ждать, пока ему, человеку занятому, секретарь прочтет реферат провинциального студента, — а может, реферат и вовсе не дойдет до него. К концу учебного года вдруг пришла в пединститут — для Саши — бандероль от Понтрягина, а в ней его книга «Основы комбинаторной топологии» и короткое письмо, в котором членкор одобрительно отозвался о реферате и пожелал способному студенту успеха в научной работе.