Руна смерти

Первого октября, когда сопротивление повсюду почти полностью прекратилось и только изредка слышались автоматные и пулеметные очереди расстрельных команд, Крайновски проезжал по пустынным улицам Варшавы. Кроме него и шофера, в машине находился офицер гарнизонного штаба и еще один сотрудник местного гестапо. За два месяца город сильно пострадал. Пришлось применить даже авиацию, не говоря уже об артиллерии и танках. Проезжая мимо одного из дворов, окруженных выгоревшими зданиями, они были вынуждены остановиться – на дороге лежало несколько трупов.

Пока шофер оттаскивал тела в сторону, остальные вышли покурить. В это время они услышали какой-то странный звук, доносившийся из глухого двора, в который вел сводчатый проезд. Все трое, доставая на ходу пистолеты, направились туда.

Сначала они не поняли, что здесь происходит. Небольшой двор был заполнен людьми. Их было не меньше сотни. Одни лежали, многие сидели, привалившись спинами к стенам. И те и другие прижимали окровавленные руки к лицам. Десятка полтора человек бродили вдоль стен, ощупывая их ладонями, и они спотыкались о сидящих и лежащих и тогда отходили на свободное пространство, вытянув одну или обе руки вперед, отовсюду раздавался стон и плач.

Сбоку, у самого выхода из подворотни, стояли три человека: двое мужчин и женщина. Они испуганно смотрели на немцев.

– Что здесь такое? Кто эти люди? – спросил Крайновски.

– Мы не знаем.

– А вы кто такие?

– Мы услышали крики…

Крайновски засунул пистолет в кобуру и подошел к одному из стоящих поблизости. Это был молодой парень. Он комкал в руках какую-то тряпку, прислушиваясь к голосам пришедших. По тому, как ввалились его веки, было ясно, что глаза парня выколоты.

Крайновски прошел дальше, оглядывая остальных. Среди них было много женщин и даже дети. В одном месте он увидел сидящую на земле женщину с окровавленным лицом. На руках у нее был ребенок лет трех. Судя по длинным шелковистым волосам, это была девочка. Крайновски нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо, но она уткнулась в шею матери, и он услышал лишь монотонный стон, похожий на нытье обессиленного капризами ребенка. Сама женщина, откинув голову назад, смотрела пустыми глазницами куда-то вверх на черные стены домов. Она сидела совершенно неподвижно и только по тому, как подрагивала ее рука, прижимавшая девочку, было видно, что она жива. Ей было не более тридцати. Ее пышные каштановые волосы были точь-в-точь такими же, что и у дочери.

Крайновски распрямился и тоже поднял голову. Он провел взглядом по рядам пустых оконных проемов. Дома, как и люди, были слепы, но в отличие от домов люди были слепы безвозвратно.

– Оставайтесь здесь, – сказал он двоим мужчинам и женщине, когда вернулся назад. – Я пришлю кого-нибудь, и этим людям помогут. Проследите, чтобы никто не уходил. Для их же безопасности.

Когда немцы вышли из-под мрачного закопченного свода подворотни, он, придержав своего подчиненного, сказал офицеру из гарнизона:

– Идите к машине, майор. Мы сейчас.

Когда майор отошел, он повернулся к оберштурмфюреру.

– Останься здесь и никого не выпускай. Если что – стреляй. Я пришлю людей. Придется прибирать за этой обезьяной. Сегодня их отправили на фронт, и напоследок они, видимо, развлекались.

Он немного помолчал.

– Пришлю также десяток поляков из числа арестованных. И бензин. Сложите всех тут же, включая помощников.

– А что делать с теми тремя?

– Пусть тоже поработают. Потом всех…

Он понимающе тронул эсэсовца за плечо, кивнул и направился к машине. В тот день пришлось послать людей по всему городу – проверить, нет ли где еще сюрпризов этой бригады сумасшедших. Позже Крайновски прочел в списках новых рыцарских кавалеров имя Дирлевангера, который за подавление восстания был еще и повышен в звании до оберфюрера. Крайновски представил себе обезьяноподобного сморчка в генеральской шинели со светло-серыми отворотами и крестом на худой морщинистой шее.

Через несколько дней после этих событий Эрнст Крайновски навестил своего приятеля гауптштурмфюрера Гетха, коменданта концентрационного лагеря в Плашкове, что под Краковом. Гетх организовал в своем большом лагерном доме шумную трехдневную попойку с участием проституток и каких-то дельцов из штатских. Однажды, в одну из ночей, к ним привели заключенного. Охранник втащил за шиворот старика и поставил перед лагерфюрером.

– Вот, Эрнст, познакомься – вычислитель судьбы, как он себя сам называет. – Гетх с бутылкой в руке стал обходить вокруг заключенного. – Знаешь, что этот старик предсказал мне на днях? Что меня уже в следующем году ждет веревка! Ха! Ха! Впрочем, я ему верю.

Старик стоял, комкая обеими руками свой лагерный колпак. Он растерянно улыбался.

– Кто хочет узнать, когда за ним придет костлявая, а? – обратился к публике полупьяный гауптштурмфюрер. – Эрнст! Давай, пока есть возможность. Завтра всех доходяг отправляют в Собибор. И этого тоже. Другого случая не будет.

Чтобы потрафить остальным, Крайновски дал свое согласие. Присутствующие оживились, на пол полетели пробки с новых бутылок, радостно завизжали женщины. Старика посадили за стол и дали бумагу с карандашом. Тогда он вынул из кармана кожаный ремешок и протянул оберштурмбаннфюреру.

– Это нужно надеть на левую руку, герр офицер.

– Еще чего! Амон, ты хочешь, чтобы я подцепил тут заразу?

– Надевай, надевай, – веселился Гетх. – У меня здесь каждый жид продезинфицирован, можешь не волноваться. Они сами следят за своим здоровьем, зная, что малейшую экзему или вошь я вывожу в крематории.

Под аплодисменты окружающих Крайновски позволил надеть себе на руку ремешок с плоскими черными камушками, и старик приступил к исследованиям линий его ладоней. Затем, подслеповато щурясь, осмотрел его глаза и сделал на листках записи.

– Это всё, герр офицер. Результат будет готов утром. Но как я уже говорил, – старик повернулся к начальнику лагеря, – без моих книг и таблиц я мало что смогу.

Гетх махнул рукой, и охранник потащил старика к выходу. Несколько женщин закричали, что тоже хотят узнать свое будущее, но хозяин вечеринки пообещал им продолжить сеанс завтра.

Утром с раскалывающейся головой Крайновски усаживался в машину. Изрядно похмелившийся Гетх уговаривал его остаться. Вдруг он замахал рукой, и к машине подвели вчерашнего предсказателя.

– Ну?

Старик протянул начальнику лагеря листок бумаги с каллиграфически написанным текстом. Тот прочитал, рассмеялся и передал бумажку в окно машины. Крайновски сунул ее, не глядя, в карман, махнул рукой и приказал водителю ехать. Пару раз проблевавшись по дороге и уже подъезжая к Варшаве, он вспомнил про старика и прочел его записку: «Человек со шрамами умрет весной. Через минуту после того, как это случится, часы на башне замка Шарлоттенборг пробьют полдень». Он скомкал листок и вышвырнул его в окно.