Руна смерти
Шрифт:
– Пейте чай и ешьте. Что вы там уставились на какую-то бумажку? – голос Ротманна вернул Антона к реальности. На столе к тому времени появились стаканы с чаем, бутерброды и две тарелки с котлетами и картошкой.
– У вас не найдется клочка бумаги и карандаша? – Ротманн молча вырвал из записной книжки чистый лист и протянул Антону свое вечное перо.
– Благодарю. Прошлый год был високосным, не помните?
– По-моему, да.
Прихлебывая чай и жуя бутерброд, Антон стал производить некие вычисления. Помянув вздохом свой калькулятор, он выписал на листок колонку чисел: 31, 29, 31, 30, 31, 30, 31, 31, 30
Антон перестал жевать и даже на какое-то время дышать. Он вычислил порядковый номер дня своего прибытия, то есть тринадцатое октября, и обнаружил его перед номером года. Получалось, что 28744 – это дата его появления у решетки мюрвикского парка! Осталось разобраться с числом 25092.
Антон стал лихорадочно делить его на 60. Получилось 418, 2. Что это значит? Ах да! Это 418 минут и… 12 секунд. Он снова разделил 418 на 60. Получилось 6, 96 и 6 в периоде. Черт! Хотя нет. Если на 6 часов приходится 360 минут, то на остаток – 58. И получается окончательно: 6 часов 58 минут 12 секунд. Когда же он впервые посмотрел на башенные часы в то утро, на них было что-то около пяти минут восьмого утра. Сомнений быть не могло – на этом клочке бумаги было записано точное время в секундах, дата и примерное место его появления в этом проклятом мире!
– Какого черта вы там вычисляете?
Наспех проглотив остатки бутерброда и допив чай, Дворжак спрятал обе бумажки в карман и вернул перо.
Вскоре они снова подошли к госпиталю на перекрестке. Теперь Антон получше разглядел это здание. Оно имело форму буквы «П», во всяком случае с этой стороны улицы. Между боковых крыльев находился небольшой парк, отгороженный от тротуара высокой металлической решеткой. Там был парадный вход, к которому вела короткая широкая аллея. Типичная архитектура школьного типа.
В вестибюле им предложили подняться на второй этаж, где сопровождавшая их медсестра провела обоих в кабинет заведующего отделением. Пожилой врач с торчащим из бокового кармана халата фонендоскопом выслушал Ротманна и предложил им снять верхнюю одежду. Сестра принесла белые халаты, и их провели в одну из расположенных тут же палат.
Это оказался обычный школьный класс с висящей на стене черной классной доской. Доска была аккуратно разлинована на десяток участков, в каждом из которых мелом записывались назначенные данному больному процедуры и лекарства. Всё помещение занимали десять кроватей и стол, за которым сидела еще одна сестра.
– Вот ваш больной, – указал врач на вторую от входа кровать.
Ротманн с Антоном увидели забинтованного человека. На его плотно обмотанной голове виднелась только прорезь для рта и отверстие в районе ноздрей. Из-под одеяла высовывалась часть руки, кисть которой была также полностью скрыта бинтами.
– Господин Ротманн, – обратился к раненому доктор, постучав по металлической спинке кровати, – к вам пришли. Вы можете разговаривать?
Раненый пошевелил головой.
– Кто? Кто пришел?
Отто Ротманн, дернув Антона за рукав, сделал ему знак поговорить с лежащим на кровати. Антон растерялся от неожиданности.
Он кашлянул и сказал:– Скажите, у вас есть брат?
Голова в бинтах опять несколько раз повернулась из стороны в сторону, как бы пытаясь определить направление звука.
– У вас есть брат? – повторил Антон. – Ведь вы Зигфрид Ротманн, не так ли?
– Да… У меня есть брат. – Голос звучал настолько нерешительно, что было непонятно: это утвердительный ответ или слабо акцентированный вопрос.
Антон посмотрел на Ротманна, не зная, что делать дальше. Тот в ответ кивнул, требуя продолжения.
– Ваш брат приехал в Дрезден. Скоро он будет здесь, – продолжил разговор Антон.
– Пусть приходит завтра. Утром с моих глаз снимут повязку. Сегодня пускай не приходит. Сегодня не надо приходить, – дойдя до последней фразы, голос раненого стал совсем плаксивым.
Ротманн, тронув Антона за руку, сделал знак: уходим. Когда все вышли в коридор, он остановился в некоторой растерянности и молчал.
– Его состояние не столь тяжелое, как это может показаться… – начал было успокаивать врач.
– Скажите, у вас есть документы и личные вещи этого человека? Могу я на них взглянуть? – прервал его Ротманн.
– К сожалению, ничего нет.
– Как так нет?
– Его и нескольких других раненых привезли к нам из другой больницы только вчера. Документы будут сегодня вечером или завтра. – Доктор повел их в свой кабинет. – У нас неплохое ожоговое отделение, и к нам направляют как раз таких…
– Этот человек не тот, за кого себя выдает, – снова не дал договорить ему Ротманн.
– То есть как? – удивился врач и переглянулся со стоявшей тут же медсестрой.
– Он выдает себя за моего брата, – Ротманн полез в карман. – Вот, можете посмотреть мое удостоверение. Я получил письмо о том, что мой брат Зигфрид находится в Дрездене, и потому приехал.
– Может быть, он просто однофамилец?
– В письме было написано, что в его вещах нашли мой адрес и что он Зигфрид Ротманн, оберштурмбаннфюрер СС.
Врач совсем растерялся.
– Как же так? Зачем кому-то из тяжело раненных называться чужим именем? Вы полагаете, что он мог найти документы…
– Не знаю. Самое неприятное в этой истории то, что мой настоящий брат сгорел в танке еще в июле прошлого года. – Ротманн вдруг обратился к сестре: – У него забинтована вся левая рука?
– Нет, – удивилась та, – примерно до локтя.
– Отлично! Тогда сходите и посмотрите на его левое плечо. Там должна быть особая примета – татуировка.
– Татуировка? Но я сама вчера перед сном делала ему укол в левое плечо над локтем. Успокоительное, – пояснила она врачу. – Там нет никакой татуировки.
– И всё-таки посмотрите, Ева, – мягко попросил доктор. – Садитесь, господа, – предложил он, когда медсестра вышла из кабинета. – Ну и дела творятся на белом свете! Что же нам делать, если это действительно не он?
– Сейчас узнаем, – сказал Ротманн решительным голосом.
Минуты через две вернулась сестра. Она была совершенно растеряна. Оказывается, татуировка действительно имелась.
– Не может быть! Как она выглядит?
– Череп и какие-то буквы под ним… – Ротманн вдруг стал расстегивать свой китель.