Руна
Шрифт:
Клод встал на середину поляны и протянул руки. Я смотрела ему в лицо и обостренным внутренним чутьем ждала. Что он сделает? Это был первый раз, когда мы стояли так близко друг другу. Рядом. Настолько, что легко можно коснуться носом его подбородка, разглядеть все морщинки на не выспавшемся, небритом лице. Он взял меня за руки, глядя в глаза.
— Смотри на меня, — прошелестел сухо.
А затем, на секунду, я не удержалась и не выполнила приказ. Моргнула. В следующий миг, словно переключилась на другой канал. Мы стояли на Красной площади у мавзолея Ленина. Ошалела в раз и выдохнула с возгласом дури. Внутри не справилась с хлынувшим вовсю душу восхищением. Детским, радостным, сносящим напрочь, всякую серьезность. Потрясающее чувство свободы окатило тело с головы до ног.
— Стоять, я сказал. Не дергайся. Смотри на меня. В глаза я сказал!
Следующий миг, мы на неизвестной улице в неизвестном городе. Это не я была, не я прыгала, а Клод со мной.
— Пойдем.
Улица узкая, старинная, камень и здания будто Питерские.
— Слышала, когда-нибудь о дельфийских оракулах?
— Что-то да, — отозвалась глухо, пока он сердито смотрел на меня, терпеливо ожидая, пока успокоюсь от восторгов.
— Изначально жрицы, что сидели на расщелине с ядовитыми газами были молодыми девушками, но затем их поменяли на старух. Знаешь почему?
Я сглотнула, леденея в душе.
— Нет.
— Потому, что становились объектом мужских домогательств. Имели их во всё. Мало получить совет, хочется выебать, — Клод кивнул на дверь. — Это называется бордель Ведьм.
Мы вошли в парадную, и прошли до лифта, поднялись на четвертый этаж. Внутри помещение старомодное, в лепнине, лифт добавили позже. Клод позвонил в массивную дверь без опознавательных знаков, отворил мужчина. По строгому черному пиджаку, по микрофону в ухе и по кобуре под мышкой, я решила, охранник.
Прошли в длинный коридор, покрытый красной дорожкой, белые стены украшали картины. В самом конце располагался стол администрации. За ним девушка. Она подняла голову, вопросительно взглянула.
— Покажи, — велел Клод.
Мы в ее сопровождении, пошли к первому номеру. Она открыла дверь. Там внутри в полумраке комнаты виднелась массивная кровать с балдахином, на полу ковер, сбоку диван, у зашторенного окна два кресла и столик. Напротив изножья кровати, кресло, в котором сидела женщина. Средних лет, обыкновенного телосложения. На ее голове широкополая шляпа, на руках перчатки, на длинных ногах черные шпильки. Это все что на ней одето.
Клод указал на кресло, я села, и попыталась рассмотреть лицо. И пока пыталась, поняла, номер наполняется водой. Будто не номер, а большой меблированный бассейн. Вода прибывала стремительно. Я вопросительно посмотрела на него, тот смотрел на женщину.
В следующее мгновение, когда все оказались по щиколотку в воде, нечто схватило за ногу. Я взвизгнула, завыла, так как оно походило на щупальца, тащило вниз. Руками я цеплялась в подлокотники. Не помогало.
Резкое движение и я под водой. Голая. Тонны воды сверху. Выхода нет. Паника в теле, в душе, в разуме, окутывает сумасбродностью отчаяния. И тишина. Мертвое безмолвие. Несколько ударов сердца, боль в легких от выгорания кислорода, и адреналина в венах, а затем давящий холод.
Дергаюсь, выпуская воздух пузырями. Закрыла глаза, перестала сопротивляться. Подумала, пусть будет, если это последний мой миг, фантазией. Пусть будет Клод. Его лицо я представляла лучше всего. И появился Клод, целующий меня между ног. И хотя в воде, удовольствия от этого мало, оно все равно ощущалось. Стало щекотно-приятно. Необычно хорошо, от того, как он посасывает там губами, двигает языком. Только после этого, сообразила, я в иллюзии. Напряженно за сопротивлялась реальности, силясь прекратить, вырваться из ненавистной. Вспомнила, что дышать нечем и отключилась.
Открыла глаза и поняла, что продолжаю сидеть в кресле. Клод сидит рядом и с любопытством смотрит на меня. Женщина тоже. Я вскочила, как ужаленная, выскользнула за дверь. Он вышел следом, положил руки на плечи, пока я сама себя обнимала, прижал к себе.
— Это иллюзии и только.
По моим щекам расползались пятна стыда, тело трясет от случившегося. Все казалось реальным. Настоящим. Настолько, что в реале, даже сейчас меж
ног все смущающие не правильно. И стыдно, безумно стыдно.— Ты все видел, — подняла голову, ощущая, как невыносимо горит лицо.
— Это называется перекресток функционалов. Ты ее иллюзию перекрыла своей и меня втянула, — мужских губ коснулась насмешливая усмешка, пока я заглядывала в его бессовестные глаза.
Так значит целовал? Целовал туда, потому что хотел. От возмущения, зашатало. А Клод, на минуточку, наставник и старший по званию. И он знает, да что там знает, поучаствовал. Я же, как дура, сама подставилась, буквально.
— Пошли, посмотрим других, — велел он.
Мне хотелось выплюнуть лишь одно. Большое НЕТ. Нет, и все. Не хочу я ничего больше смотреть. Не хочу я видеть подобное. А уж как позорится не хочу, словами не выразить.
— С первого раза поняла, — пробормотала, рдяная как свекла, с бешено колотящимся сердцем.
— Нужно, Лиза.
Было унизительно и познавательно. Настолько поучительно, что когда мы сели в машину на опушке леса, мои щеки вовсе уже не горели от стыда и непристойностей, а запеклись и подгорели в пирожок из фантазий, несуразностей и пошлостей.
Бордель ведьм полон чудес на любое извращенное желание клиента, любой каприз и вкус. В нем, точно под гипнозом, внушались разные выдумки. Но за этим стояли женщины. Иллюзионистки, день за днем реализующие чьи-то горячие вымыслы. Много ли в этом счастья? Бордели ведьм отличались по классам, по уровню мастерства. И в них тоже работали свои агенты, осведомители, шпионы. Для такой как я, неудачницы, поздно обнаруженной отделом 81, государство могло предоставить только это.
Глава 7
Клод
Я смотрел на ее костюм, блузку, на лицо, ставшее зрелым и еще более дорогим, и сожалел. Глаза зеркало души, ее стали осознанней, ныне не отражали, что внутри. А тогда, в глазах плескался девичий внутренний мир. Наивный, добрый, почти детский, полный страхов и ненависти. Все чувства разом, что рождались и умирали в ней. Она ненавидела быть функционалом.
Я сам в функционалы пришел поздно. Дар не проявлялся. Рос обычным деревенским мальчишкой, матери по хозяйству помогал. Когда отец уходил в плавание, знал, я за старшего. Больше нам не на кого положится. Мать вышла замуж против воли семьи и высокомерного папаши генерала. Мой дед ненавидел отца, драл глотку матерками, стоило заговорить о нем. Но тогда я не знал всего этого. Мечтал стать, как отец моряком-подводником. А в тринадцать лет детство закончилось, одним звонком. А потом посыпались новости из телевизионных передач. Подлодка, на которой служил отец, затонула. Некоторое время мать и я метались от надежды к горю, нам пришлось его похоронить. Тогда дар и проявился.
Лиза бесконечно напоминала мне себя. Птенец не знающий, что может летать, ей нужно было учиться.
— А как учиться, когда думаешь только, что прыгая, будешь неизвестно где. Эти доли секунд, мы где? — спрашивала она.
— Да, нигде. Ты двигаешься быстрее скорости света и только. Кончай вопросы задавать. Делай.
Девчонка не прыгала. И наседать, на нее запрещалось из-за ошибки Вадима. Хотя я не считал случившееся ошибкой. Если бы не надавил, быть ей простой иллюзионисткой. А это 97 процентов, всех функционалов. Хотя нас мало, а иллюзионисты хороши в своем деле. Терять жалко. Сорвался с катушек. Показал бордель Ведьм. Меня вело с этого момента. Я ощутил себя слепцом, идиотом, как пропустил момент, когда она влюбилась, когда девичьи фантазии наполнились моими образами? Романтичными, полными чувственных ласк. Вело от одного ее присутствия, от взгляда. Трудно смотреть на нее и не думать о поцелуях под водой, в кровати, в других местах. Ее иллюзии помноженные на иллюзии порочных ведьм, пылающее ощущение полной власти над ее телом и душой. Стоило протянуть руку, коснутся в реальности и по кончикам пальцев, в теле распускалось желание. Хотелось утащить в комнату и любить. Целовать в губы, гладить по спине, по крепкой попе, вдыхать аромат волос. Захотел так, что сил терпеть не было. Скоро в Энгельсе буду знать всех шлюх наперечет.