Русь (Часть 2)
Шрифт:
– И я, знаете ли, пришел к заключению, что хозяйством сейчас заниматься нельзя.
– Нельзя-с!
– коротко, но убежденно отозвался Житников.
– Что это только сплошное испытание и мученье.
– Мученье-с!
– повторил Житников.
– Мне даже пришла мысль все бросить и уехать на новые места.
Житников сразу замолчал и с каким-то иным, насторожившимся выражением, уже без неопределенной предупредительной любезности ждал более определенного выражения гостем своей мысли.
Митенька обрадовался тому духовному единению, которое образовалось между ним и Житниковым, и совсем забыл, что не в его интересах обрисовывать
– Я ищу покупателя...
– сказал он с другим выражением, уже без прежней приподнятой искренности, как будто внезапная перемена в Житникове грубо разбила тот мостик душевного отношения, который перекинулся было между ними вначале.
– Вы не порекомендуете мне кого-нибудь?
Он смотрел на Житникова и ждал, что тот скажет с дружеской готовностью: "Taк я куплю у вас, чем вам продавать какому-нибудь жулику, который усидит, что мы в тяжелом положении, и спустит цену".
Но Житников этого не сказал. Он пожал плечами и, разведя руками, несколько времени соображал, наклонив немного набок голову, потом сказал, вздохнув:
– Время плохое очень, кто же теперь купит?
– Ах, как досадно... как же быть?
– сказал Митенька.
Житников уже смотрел на гостя без прежней улыбки и без готовности. И даже зачем-то посмотрел на его брюки и башмаки. Митенька невольно при этом подобрал ноги под стул, так как вспомнил, что башмаки не чищены.
От внезапной перемены тона Житникова он вдруг почувствовал обиду и жалость к себе, а от своей неуместной искренности - позднюю досаду. Нужно было продолжать вести разговор, перебросив его на другой безразличный предмет. Но Митенька поднялся и стал прощаться, отка-завшись от чая, с таким убитым видом, как будто его поразило, что после его тона искренности, почти любви, ему отплатили совсем иным. Кроме того, еще рухнула надежда покрыть долг при продаже - и ему оставалось или промолчать про свой позорный долг, или, не хуже прошлого раза, сказать, что он сейчас не захватил мелких денег, а вечером пришлет их с Митрофаном, чему, конечно, Житников ни минуты не поверил бы.
Но в том, что после отказа Житникова сейчас же стал прощаться, ему вдруг показалось еще худшее: Житников, наверное, увидел теперь ясно, что ему, Митеньке, нужно было: искреннос-тью только замазать глаза, а тут же, будто невзначай, всучить ему никуда не годное имение.
После ухода Воейкова из спальни вышла старуха, помолилась молча перед иконами, повер-нулась к мужу и, подняв палец, сказала:
– Гляди в оба.
IX
После того, как до мужиков дошел слух, что на них подано в суд, они совершенно отказа-лись от посягательств на помещичью землю. Весь подъем, с каким было взялись за это дело, вдруг пропал.
Те, кто громче всех кричал об этом деле, притихли, замолчали и не выступали вперед, а держались сзади, в тени, как держатся люди, внезапно потерявшие симпатии и влияние над массами. Как будто им даже стыдно за себя и они предпочитают быть незаметными.
До покоса оставалось еще много времени, и продолжать ждать его, ничего не делая, было неловко перед людьми. А на очереди стояли общественные работы. И когда, по обыкновению, однажды собрались вечерком поболтать о делах, кто-то сказал, что нужно бы приняться за общественные дела; мостик бы наконец осилить как-нибудь, ведь не заговоренный он. Да лужу замостить, что посередке села.
– Ты ее замостишь, а она в другом месте пробьет, - сказал кто-то.
– Это непременно, - сейчас же отозвалось
еще несколько голосов.– Жила что ли там подземная?
– вопросительно сказал Фома Короткий.
– Жила... черт ее знает, что там!
– Тут не о мостике надо толковать, - сказал коновал, - а о том, что скоро жрать будет нечего. С землей бы удумать, как быть, а не мостик городить да лужи мостить.
Все замолчали.
– Это правильно, - сказал Федор, всегда находивший правильным все, что говорилось последним.
О луже с мостиком бросили говорить и перешли к разговору о переделе земли.
– Чтобы долго не разговаривать, - переделяться и все, - сказал нетерпеливо кузнец.
– Верно, верно, а то прямо конец подходит. У Андрея Горюна почесть вся земля рвами да промоинами пошла. Что ж плохой-то все время пользоваться, надо ему и хорошенькой получить.
– Это верно, - сказал Федор, - человек, можно сказать, потерпел.
– И он оглянулся на сидевшего на бревне босиком Андрея.
Тот глядел уныло в сторону и ничего не ответил, как бы молчанием подчеркивай свое бедс-твенное положение, о котором все знают и самому прибавлять нечего. Он покорно предоставлял себя в полное распоряжение общества, которое обратило на него свое справедливое внимание.
Начали сейчас же, чтобы не упускать времени, говорить о том, как переделять землю.
Степан вспомнил о своих хороших местах и сказал, что там, кто сколько осилит обрабо-тать, столько ему и дают. Бедным дают получше, богатым похуже.
И все, бросив говорить о своей земле, заговорили о хороших местах.
– А кто ж там землю-то определяет?
– спросил Фома Короткий стоя с палочкой перед Степаном.
– Кто?.. Люди, значит, такие поставлены...
– ответил Степан не сразу.
– Какие-то люди у нас тут определяли, что нам достались рвы да кочки, а господам залив-ные луга, - сказал Захар Кривой.
– Люди были поставлены на основании существующей власти, - сказал строго лавочник, не взглянув на Захара, но отвечая ему.
Все испуганно оглянулись на лавочника, которого не заметили, и замолчали.
– Да это что там считать, не наше дело.
– Верно, верно! Что получил, тем и пользуйся, - сказали все.
– Да... считать не считать, а едешь на базар мимо левашевского барина, поглядишь, - то-то земля вольная! И чего только не настроено!
– А что ж он спину, что ль, сам гнет?
– сказал один голос.
– Попало в руки, вот и богат, - раздалось уже несколько голосов.
– Определили дюже хорошо, - подсказал Сенька, подмигнув.
– Ежели бы нам попала такая штука, чего бы тут настроить можно было! сказал Никол-ка-сапожник, бросив с досадой об землю свой картуз.
– Подожди, придет время...
– сказал зловеще Захар Кривой, - по-своему определим...
О хороших местах бросили говорить и стали балакать о том, что было бы, если бы левашев-ское имение им досталось.
– Вот то-то и не по-божески: один человек, можно сказать, всем завладел, а тысяча около него без всего сидит, - сказал Степан кротко.
– А тут и на тысячу человек пришлось бы по хорошему куску, ежели бы разделить.
– Да опять же еще коровы и лошади; тоже по чем-нибудь придется.
– На кажного по корове не придется, - заметил Иван Никитич, некоторое время что-то прикидывавший в уме.
– У кого есть, тем не надо, - сказал Степан.
– Вот, вот! Обойдутся как-нибудь, - подтвердил, сейчас же согласившись, Федор.