Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики)

А нашёл он свой посох прямо на грунтовой лесной дороге. Новенький, блестящий, как отполированный. Он лежал неподалёку от выступающих наружу корней у самого основания крепкого, не обхватить и втроём, высокого дуба с раскидистой узорчатой кроной. Этот старый, мощный дуб был, будто из сказки про лукоморье.

Могло показаться, что кто-то специально для него приготовил и положил сюда разыскиваемый им и нужный ему сейчас посох. И находка показалась ему не случайной, знаковой. "Будущему хозяину дома Господь посылает топор, счастливым - подкову на счастье, а странствующему путнику - посох",- пробормотал он вслух внезапно родившуюся в голове фразу.

Затем трижды перекрестил посох и поднял его с земли. Присел под дубом, на быстро высохшую после дождя траву. Да и был ли в этом месте дождь? Или же, он прошел над горами, изливаясь над одним местом, но не задевая других?

Так или иначе, сидя на сухой траве, Андрей вынул из холщовой походной сумки кусок холстины, нитки и иголку, и быстро сшил простой длинный и узкий чехол. В его отверстие он, наметав по краю холстину крупными стежками, вставил средней толщины верёвку. Затем Андрей зачем-то зачехлил посох и понёс его, надев верёвку нового чехла себе на плечо. Он знал, что вскоре этот посох ему пригодится. И не просто для того, чтобы форсировать мутные ручьи, измеряя их глубину. Посох - инструмент загадочный и даже таинственный. Хороший мастер, владеющий посохом, многое им сотворить может...

И возвращался он совсем другой дорогой, описав большой круг по лесу.

Глава 3 . Василь и Виктор. Заезд.

Василь уставился в окно. В почти непроглядную тьму. Под стук колес поезда, он всматривался в очертания деревьев, в проносящиеся мимо столбы с фонарями. Думал о том, что нужно не пропустить, когда начнется поселок. Чтобы приготовиться к выходу. Настроение его упало ниже отметки нуль. Просто жесть.

"Духовный поиск, блин, - подумал он.
– Вечно меня тянет на странные приключения. Я - идиот. Какой такой духовный поиск? Где, здесь? Ладно бы, Крым. Альпинисты, Сидерский... Вот то были семинары! А тут... Что может быть тут? Тоже мне, Гималаи... Типичная российская глубинка. Тут о духовности надо забыть: слишком её что-то все полюбили. Впрочем, не буду думать о политике, социуме и прочей муре.... И все ж, сейчас и здесь - это не самое приятное место и время. Духовный поиск здесь смешон и не нужен в принципе. Почти все обходятся без него. Даже слов таких не знают. Впрочем, не скажи: в последнее время все стали такими умными... Скажешь "карма", скажут - читали, скажешь "аура" - скажут, слышали. Ага...". Сумбурные размышления Василя в поезде, среди ночи и вынужденного бдения, радостными не были.

Поезд тем временем подъезжал к незнакомой станции, о которой Василь абсолютно ничего не знал, кроме её названия. Вернее, он медленно подползал к ней. Вот-вот собираясь остановиться. Но в вагоне по-прежнему было темно и все спали, в том числе проводница, хватившая вчера лишку. Василь решился и гневно пнул дверь проводницкой каптерки. Впрочем, никакой реакции не последовало. Тогда он пнул её вторично, еще решительней. И, в конце концов, постучал по двери кулаком изо всей силы. Наконец, дверь купе проводников отъехала в сторону. Показалась сонная проводница со свежим синяком под правым глазом. Она высунулась наружу и спросила зло:

– Тебе - чего?

– Подъезжаем, - мрачно ответил ей Василь, - а мне выходить.

Проводница, матерясь, приняла постельное белье и где-то надолго закопалась среди чистых и грязных наволочек и простынь.

– Приперся так рано, твою мать! Разбудил, - слышалось оттуда.
– А мы еще и не подъехали.

"Стоянка поезда - две минуты", - припомнилось Василю, из расписания. Его рюкзак занимал сейчас всё свободное место в проходе. То, что осталось среди сваленных кучами огромных тюков с каким-то барахлом. Из проводницкой каптерки, теперь слегка приоткрытой, несло куревом и водкой, а по радио звучала песенка про толстый-толстый слой шоколада, который только и нужен кому-то от жизни.

В общем, Василь теперь, одиноко болтаясь у выхода в тамбур в громыхающем железном вагоне, а поезд почему-то снова набрал скорость, всерьез подумывал, не зря ли он затеял эту поездку. И перспектива проехать эту чертову станцию, когда уже показались первые дома по краям железной дороги, не была радостной.

К тому же, он сам толком не знал, зачем втянулся в это приключение. Вышло как-то само собой... Вот потянуло - и всё тут. Как это, впрочем, нередко с ним бывало. Один знакомый предложил присоединиться к группе. Ну, и мысль съездить куда-нибудь и развеяться появлялась и раньше. Лето ведь. Пыль, жара... Раскаленный Ростов... Тем более, он ожидал деньги. Вскоре должны были привалить, за одну "шабашку". А вот новой работы пока что не наклёвывалось. Не особенно хотелось так и оставаться всё лето в пыльном и душном городе, постоянно квася в общаге пиво с Олегом и зависая в его компьютере. Катька, девушка Василя, уехала в Крым ещё в начале лета - и с тех пор поминай, как звали, ни письма ни привета. "Ладно, буду избавляться от чувства собственной важности и стирать личную историю," - подумал тогда Василь, подведя общие итоги своего положения.

К тому же, как только он решился собраться в путь, всё стало складываться просто наперекосяк. Ему везло, как утопленнику. В этот же день, как оказалось, Олег уже успел отдать свою палатку, на которую рассчитывал Василь, какому-то Тушканчику, который тоже неожиданно намылился в горы и по дружбе одолжился палаткой. Кто успел, тот и съел! Пришлось Василю созваниваться с Алёнкой и срочно к ней ехать, чтобы успеть "выцепить" хотя бы спальник.

Алёнка была его бывшей однокурсницей, и у неё были гости. И все какие-то странные: обкуренные, что ли... Пока Василь пил из вежливости некий "чаёк" подозрительной консистенции, Алёнкин младший братишка "засандалил", как он выразился, один кроссовок Василя в унитаз. Пришлось взять у Алёнки предложенные ею взамен теннисные тапочки её папы, а выловленный кроссовок отмыли и повесили сушить.

"Мелкий даун, уши некому надрать", - мысленно обругал Василь Алёнкиного брата, чья конопатая мордашка сразу же исчезла в комнате Алёнкиной бабки.

Обещанный "спальный мешок", который Алёнка пообещала по телефону, на проверку оказался старым, видавшим виды замшелым одеялом в цветочек, сбоку которого была вшита "молния". На немой укор Василя, хозяйка спальника отвечала, что он ничего не понимает в спальниках, тот - просто чудесный. Культовая вещь. Её сестра бывала с ним на Грушинском фестивале бардов и на толкинистских игрищах.

"Ну, теперь уж я из принципа поеду, - решил Василь.
– Очень уж хреново всё складывается". Он был упертым, как та злополучная ворона из анекдота, которая отправилась в полет с гусями, как "птица гордая, птица упертая, но...шибзданутая..." Он, можно сказать, просто обожал трудности. Должно быть, они не напрягали, а, наоборот, вдохновляли его на подвиги.

Итак, Василю пришлось пить с Алёнкиными гостями чай. Не уходить же так, сразу. Все сидели с кислыми рожами за круглым, обшарпанным столом. Одна длинноволосая девушка, похожая на хиппи семидесятых, с фенечками из бисера, пыталась что-то бренчать на гитаре. Получалось плохо.

Про свой "чаек" Алёнка сказала друзьям и подружкам, что намешала туда всякого-разного из попавшихся под руку пакетиков, и вроде бы пургена в нем не присутствует, в чем она точно не уверена, а конопля случайно попасть могла. Одним из её гостей был Виталик. Видимо, как и Василь, он попал на эту хату совершенно случайно. Кажется, хотел забрать, увести отсюда Анечку, которая уже хватила лишку. Культурный, интеллигентный парень в галстуке, он, хлебнув "чайка", услышал подобный комментарий и весьма переменился в лице. Даже слегка позеленел. Василь решил, на него глядя, что пурген в "чайке" всё же присутствует.