Русь нордическая

И все это была всего лишь обыденная реальность, а не пригрезившаяся фантастика, ибо Орден располагал наидревнейшими картами, найденными крестоносцами на Храмовой горе в Иерусалиме при раскопках подвалов разрушенного еще древними римлянами храма Соломона. Карты (а кроме них — и другие бесценные документы) считались трофеями Александра Македонского и попали в Палестину уже после его смерти — при распаде и разделе Великой империи. Теперь предстояло спрятать подальше от алчных глаз ищеек короля Филиппа вместе с другими древними документами и сами эти карты. У ног великого магистра стоял кипарисовый ларец, принадлежавший некогда, как утверждают, самому царю Александру.

— Ты должен взять этот сундучок, незаметно вынести его из замка, вывезти из Парижа, а затем и вовсе за пределы Франции, — повелел де Моле Альбрехту Роху. — Папа, если захочет, достанет тебя и в Пруссии, и в Шотландии, и вообще — где угодно, разве что не на Северном полюсе. Поэтому ты должен позаботиться о копиях того, что найдешь в ларце. Копии эти запечатаешь своей печатью в бочонках, не пропускающих влаги, и передашь на хранение надежным людям, взяв с них клятву: не трогать доверенную им собственность Ордена на протяжении трехсот лет. Лишь по прошествии названного срока можно будет вернуть сохраненные свитки-копии тем, кто унаследует наши права. Когда копии будут сделаны и надежно упрятаны, ты должен без лишней огласки нанять норвежское китобойное судно и на нем, обогнув Скандию, выйти в Северный океан. На карте, что найдешь в кипарисовом ларце, указан маршрут к далеким полярным островам, а на них отмечено место, где глубоко под землей скрываются хранители гиперборейского наследия. Им-то ты и отдашь кипарисовый ларец в целости и сохранности. Пусть его содержимое вернется туда, откуда когда-то пришло…

— И там есть люди? — удивился немецкий рыцарь.

— Безусловно! С полсотни лет тому назад на острове уже побывали наши братья и установили нужный контакт. Только цель и задача тогда были несколько иными.

— Но не перестанет ли в таком случае тайна быть тайной?

— Ты говоришь о команде китобойного судна? Они должны высадить тебя с несколькими верными людьми на побережье большого острова, указанного на карте, и заняться обычным китобойным промыслом, а спустя месяц-другой в урочный час снова забрать на борт и доставить назад в прибалтийские земли. Да позаботься, дабы «братья» из Ливонского ордена не пронюхали, куда ты держишь путь и, главное, с каким грузом и какой целью. На содержимое ларца и без того наложено заклятье. Он всем рано или поздно приносил несчастье. Вавилон пал, ибо халдейские маги присвоили себе то, что им не принадлежало. Александр Великий умер, как только карты и бумаги оказались у него. Следующего обладателя ларца, царя Селевка Никатора, закололи кинжалов. Храмовая гора в Иерусалиме, где были запрятаны сокровища Александра Великого, превратилась в яблоко раздора, объект кровавого соперничества христиан, сарацинов и иудеев. А разве наш Орден с тех пор, как стал обладателем кипарисового ларца, не начали преследовать неудача за неудачей? Пока не разразилась катастрофа, ларец следует вернуть тем, кому он принадлежал изначально.

Альбрехт Рох озадаченно глядел на Великого магистра.

— Эти карты, — бесстрастно пояснил де Моле, — находятся в постоянном поле зрения высших сил, и хранители древнего знания могут в любое время воздействовать в заданном направлении.

— Каким образом мне сообщить о выполненном поручении?

— Поступай в соответствии с конкретной ситуацией. Может случиться так, что меня в скором времени вообще не будет в живых…

Де Моле ошибся разве что в деталях и сроках. Великого магистра арестовали ровно через два месяца после встречи с прибалтийским эмиссаром, но казнили далеко не сразу. Почти три года, прежде чем пламя костра охватило измученное непрерывными пытками тело, инквизиторы по наущению короля и папы пытались вырвать из уст высокородного узника тайну пропавших сокровищ и древних манускриптов тамплиеров. Тщетно — по сей день ее не удалось разгадать никому…

* * *

Проходили десятилетия, незаметно складываясь в века. Кровь людей, обвиненных в чем угодно, рекою лилась в разных концах Евразии. Взять ли Европу или Азию, Англию, Францию, Испанию или Китай — всюду ни в чем не повинные селяне и горожане, мужчины и женщины, миряне и монахи исходили криком от изощренных пыток в глубоких темницах, болтались на виселицах, корчились нанизанными на кол, сжигались на медленных кострах, топились в мутных водоемах. Люди, пытавшиеся хоть как-то воспрепятствовать этой кровавой вакханалии, уничтожались в первую очередь, да с таким рвением, что скоро их и вовсе не осталось на грешной земле. Однако сохраненные ими надежно упрятанные документы прошлых эпох продолжали по-прежнему существовать, дожидаясь лучших времен. К поиску их постепенно подключались люди с темным прошлым и коварными мыслями…

ПРЕЛЮДИЯ 3. (1572 ГОД. АЛЕКСАНДРОВСКАЯ СЛОБОДА. ЗАСТЕНКИ В ПОДВАЛЕ ЦАРСКОГО ДВОРЦА)

От раздутых до красна углей и раскаленных щипцов в пыточной было жарко, как в бане. Посреди подвала подвешенный на крюке висел голый человек с исполосованным в кровь телом и вырванными на боках клочьями мяса. Бывший ливонский рыцарь Иоганн Краузе узнал в несчастном опричника Ваську Бахметьева, с коим не далее как вчера за чаркой волки обсуждал детали предстоящего путешествия на Север. Голова Василия торбой свешивалась на грудь, и было непонятно, жив он или мертв. Малюта Скуратов ухватил Краузе за оторванный ворот и пригнул избитое в кровь лицо к самой жаровне с пылающими углями.

— Ну, курва, сам все расскажешь или на крюк подвесить? — раздался над головой грозный рык.

Рыцарь всей шкурой почувствовал, что наступил его смертный час:

— Все, расскажу, отец родимый, — запричитал пленник. — Как есть все расскажу.

— Вот я тебе сейчас покажу «отца родимого»! — Малюта ткнул Краузе в бок да так, что перехватило дыхание. — Ну-ка живо выкладывай, что супротив государя замышлял? И что за надобность у тебя в государевых полнощных землях? К свеям [шведам. — В.Д.] задумал пробраться? Чтобы их в обход на Москву провести?

«Ну вот и влип, — подумал Краузе. — Теперь мне отсюда живым не выбраться». И перед его глазами всплыла схожая картина двухлетней давности, когда он сам, будучи еще в Кенигсберге, допрашивал одного деревенского знахаря, уличенного в колдовстве и ереси. Такой же подвал с земляным полом, изукрашенным засохшей кровью, такие же сполохи огня. Только вот орудия дознания пооригинальнее, чем у подручных Малюты. Стоило только допрашиваемому подкрутить как следует винты на «испанских сапогах», обутых на ноги, как тот немедленно изъявил желание дать чистосердечные признания.

А рассказать сельскому знахарю, как выяснилось, очень даже было что. В его семье из поколения в поколение вместе с искусством врачевания передавалась священная реликвия — кипарисовый ларец, наполненный какими-то очень древними документами и картами. Считалось, что, пока ларец находится в семье, она ограждена от всяких несчастий, а хранители реликвии не утратят тайного дара исцелять людей от многих болезней. От отца к сыну передавалось также устное предание. Будто бы очень давно, более двух веков назад, один из предков семейства лекаря, связанный страшной клятвой, сопровождал одно высокосвященное лицо в его тайной поездке на далекий Север и вместе с ним возил этот ларец, дабы вернуть его содержимое истинным владельцам. Более двух лет продолжалось опаснейшее путешествие к неведомым землям. Порученец и его свита достигли точки, обозначенной на одной из карт, хранившихся в кипарисовом ларце. Но никого и ничего там не нашли. Какая трагедия потрясла Арктику, быть может, совсем в недавнем прошлом, никто не знал. Пришлось вернуться домой, не выполнив клятвенного обещания. А заботы по сохранности загадочного ларца легли на сельского знахаря и его потомков…

Перед Краузе замаячили призраки несметных сокровищ. Он обещал сохранить жизнь своему пленнику в обмен на кипарисовый ларец. Однако стать его владельцем означало сделать всего лишь полшага к открытию жутких тайн. Нужно было еще проникнуть в далекую и дикую Московию, а там уже искать путь к неведомым землям. По счастью, царь Иван давно уже увяз в Ливонской войне. Некоторые немецкие рыцари ухитрялись перейти на сторону грозного московского государя и сражаться на ею стороне против собственных соотечественников. Так поступил и Иоганн Краузе. Его не только приняли и обласкали, но и зачислили в элитное опричное войско.