Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима
Шрифт:
В истории Иерусалима было немало трагических событий, древний город был уничтожен, но при раскопках были найдены места, соответствующие евангельскому повествованию, в частности и место распятия Господа Иисуса Христа, где поставлен храм Воскресения Христова. Должен сказать, что когда мы мыслим своими русскими масштабами, нам представляется, что суд Пилата был в одном месте, двор первосвященника Каиафы — в другом, Голгофа и распятие — в третьем. А в Иерусалиме все очень близко одно от другого. Меня это поразило. От Сионской горницы до Гефсиманского сада, учитывая изгибы улиц, сложный путь — всего около километра. От претории до Судных врат — метров триста.
Все помнят, что Пилат, ознакомившись с делом Иисуса, не признал Его виновным, — тогда присутствовавшие иудеи стали требовать казни. У нас частенько говорят в проповедях, что та самая толпа, которая только что восклицала «Осанна!», на следующий день кричала:
Выйдя через Судные врата, до Голгофы Господь прошел еще метров двести (а может быть, и меньше). Каждый раз в Великую Пятницу по Via Dolorosa идет несколько крестных ходов. Очень тяжело бывает, когда совпадает празднование Пасхи в Западной и Восточной Церквах. Тогда крестные ходы беспрерывно следуют один за другим. Идут православные, идут католики, идут мелхиты, копты, протестанты разных мастей — все с крестами. Мне однажды тоже Господь дал счастье пройти по этим улицам, неся, точнее поддерживая крест. Кресты несут по–разному: у одних они небольшие, чисто символические, — а греки, например, делают очень большой крест, в натуральную величину, как можно предположить, — и несут его несколько епископов. Так как людей довольно много, тяжесть этого креста распределяется, но я прямо скажу — у меня он был на левом плече: это очень тяжело. Тем более, когда Господь нес крест один и только потом «задели», как говорится в Писании, Симона Киринеянина, чтобы он мог помочь его нести.
Храм Гроба Господня — это сооружение, которое в общем–то не производит грандиозного впечатления: он зажат между зданиями. Всего исторически было последовательно три храма. Нынешний, представляющий собой большую базилику с неровными краями, покрывает и место погребения, и Голгофу, там много внутренних встроенных алтарей — в память о том или другом событии, в частности, в честь равноапостольного Константина и матери его царицы Елены, которая находилась там во время раскопок в специальном помещении и из окошечка наблюдала, как они происходят.
Слева от входа — камень, где было положено тело Господа Иисуса Христа. Здесь же Голгофа. Три десятка ступенек наверх, и на террасе, на уровне второго этажа, стоит крест в память о том кресте, который был поставлен. Здесь два престола, католический и православный. Католический — на месте пригвождения (крест был положен горизонтально, когда Господа прибивали к нему гвоздями); православный — <311> на месте водружения. Дальше по лестнице спускаются вниз, куда на холсте спустили тело распятого Господа Иисуса Христа, здесь же камень помазания, а под другим куполом большая часовня, так называемая кувуклия, которая покрывает тот горный склон, в котором был выдолблен гроб. Гроб был заготовлен заранее Иосифом Аримафейским и Никодимом, которые погребали Христа. Гору, естественно, давно снесли, на ее месте поставили эту часовню из дорогих пород камня, входить туда нужно пригнувшись, там место погребения и там раньше зажигался благодатный огонь. Последние годы он появляется в самых различных местах, в воздухе вдруг начинают вспыхивать искорки, голубые огоньки, постепенно они превращаются в пламя, и пламя течет по стене, его можно брать в руки и вытирать лицо, первое время оно не обжигает. Но когда зажигают свечи и уже горит парафин (там свечи не восковые, а парафиновые), появляется самое настоящее пламя. Его тут же гасят полицейские, от гаснущих свечей все помещение заполняется дымом, так что трудно различить даже лицо рядом стоящего человека, люди рукоплещут, поют, танцуют — в этой страшной тесноте, так что это праздник большого эмоционального напряжения.
В колокольне рядом расположен армянский монастырь. В свое время был спор между православными греками и армянами, кто из них более древний владелец и, соответственно, кто будет получать огонь. Обычно это делал Иерусалимский греческий Патриарх, но храм находится во владении арабской семьи; архимандрит, настоятель храма, хранитель Гроба Господня, ежедневно утром приходит в эту семью, получает ключ,
открывает храм, а вечером его возвращает. Армяне, видимо, договорились частным образом и приобрели право на субботу, на получение огня. А огня не было. Но паломники были утешены тем, что вдруг огонь пошел по колонне, по фасаду храма, и, как память того события, на ней до сих пор остается опаленная трещина.Патриарх Никон в XVII веке послал специального человека, чтобы обмерить храм, и возвел его топографическую копию в Новом Иерусалиме.
<312> Основной поток туристов в Иерусалим идет на Страстной неделе, к Великому Четвергу, в Великую Субботу днем сходит благодатный огонь. Созданы международные агентства, организующие этот поток туристов. Надо сказать, что люди подлинно духовного настроения всегда сдержанно относились к этому ажиотажу. Конечно, там оживают представления о Евангельских событиях, но подлинного переживания пасхальных дней, трепета священной ночи, такого, каким оно бывает у нас, там нет. Конечно, благоговейное, молитвенное посещение святых мест в древности было подвигом, оно было сопряжено с опасностями, в последние же годы это комфортабельные лайнеры, автобусы и гиды, которые иной раз говорят паломникам совсем не христианские вещи. Поэтому стало уже нормой желание поехать туда: «Ах! Святая Земля! Ах! мечта жизни!». Честно признаюсь: я там был однажды [136] , неоднократно имел возможность поехать, но не собрался ни разу, потому что паломничество хорошо совершать в молитвенном настроении, когда никто тебя не толкает, не пристает с предложениями купить якобы по дешевке какие–то мелкие безделушки и религиозные предметы: четки, крестики, бутылочку воды из Иордана. Сейчас это превращено в такой наглый и пошлый бизнес, что хочется сохранить то впечатление, которое осталось от чтения библейских книг и благоговейного переживания описаний прежних паломников.
136
Воспоминания относятся к периоду до последнего посещения Иерусалима на Страстной седмице 2003 г. — Концевая сноска 36 на с. 386.
Вспоминаю одну сценку, которую, может быть, неделикатно воспроизводить, но все же я ее приведу. Настоятель одного из храмов в Палестине, грек, говорит мне — быстро–быстро, на смеси греческого с русским: «Как хорошо, как хорошо, что вы приехали! Надо больше, больше, больше русских паломников. Ведь это все золотые рубли!» Он, старичок, помнил те времена, когда из царской России приезжали паломники. Бедные люди шли пешком, но расплачивались всегда золотыми рублями царской чеканки. Весь этот коммерческий ажиотаж, конечно, производит отталкивающее впечатление. В России его все–таки нет и будем надеяться, что никогда не будет.
<313>
Афон
Афон — это высокий скалистый полуостров, по форме напоминающий трезубец. Это место почиталось еще в античности — по–видимому, какие–то духовные токи там всегда существовали. Когда Божия Матерь хотела разделить с апостолами их труды, и отправиться на проповедь, Ей было откровение, что у Нее будет другая дорога. Действительно, Она путешествовала, корабль Ее причалил у берегов этого полуострова, Она сошла на землю, благословила это место и оно с тех пор стало называться «Айон Орос» — Святой Горой.
Святая Гора как место паломничества и подвига всегда была особой благоговейной целью посещения. Перед Первой мировой войной она тоже в значительной степени имущественно принадлежала Российскому государству. Богатые люди скупали земли. Один из сибирских купцов построил скит с самым большим храмом на Святой Горе, создал там монашескую семинарию, но поскольку территориально и юридически там преобладают греки, мы потеряли этот скит. Греки дочиста его разграбили. Афон управляется синодом, в который входят представители семнадцати монастырей: семнадцать голосов, из которых только один наш, русский. Русское присутствие на Святой горе — с XI века. Пополнение наших монастырей идет очень трудно.
Русские монастыри подчинялись Константинопольскому Патриархату, который в ХХ веке проводил в основном антирусскую политику. Отношения у нас с ним всегда были сложные — иногда лучше, иногда хуже, но сложные — всегда. В конце 50–х гг. вообще была угроза, что мы потеряем на Афоне все, что имеем. Патриарх Афинагор был настроен явно враждебно. Он был американский грек или албанец. Надо сказать, греки–киприоты к русским относятся хорошо, афинские греки — с некоторым лукавством, а американские настроены явно антирусски. Патриарх Кирилл Болгарский тогда сказал ему: «Ваше Святейшество, Господь никогда не простит вам, если славянская лампада на Афоне погаснет». И началось наше освоение Афона. Первым побывал там митрополит Никодим, вторым — я.