Русал-киборг

Учитывая возраст бычков, она обсуждает использование лидокаина и мелоксикама — ингибиторов боли, — чтобы удалить рога и кастрировать гуманно.

Некоторые работники постарше выражают несогласие с ней по поводу необходимости в этом.

Но, как указывает Стелла, чем старше животное, тем больше стресса от процедуры испытывает. И они слишком затянули с этими работами, чтобы теперь рисковать, не будучи готовыми к последующему уходу за скотом.

Она абсолютно права в своих доводах. И все же некоторые мужчины продолжают спорить.

— Если ты устала от разговоров, они могут идти, — шепчу я ей.

Со стальной уверенностью Стелла скрещивает руки на груди и улыбается мужчинам.

— Если вы не хотите этого делать, только скажите. Можете получить расчет и забрать вещи из барака.

После этого она не слышит возражений.

Но стоя с такой прямой спиной, практически лицом к лицу с ковбоями, Стелла выглядит бесстрашной и невыразимо привлекательной, и ведет себя властно, что зажигает секторы вожделения в мозгах нескольких работников ранчо.

Я не в восторге. Трудно винить их, когда я с ними согласен, но я действительно не в восторге. Хотя не могу решить, следует ли наказывать их за невольное влечение.

Однако, когда я наблюдаю за их мозговой активностью, один работник ранчо реагирует на нее не совсем так, как другие. В его черепе также активируется зона тревожащей агрессии. И он смотрит прямо на Стеллу.

Я бросаю взгляд в его сторону.

— Ты здесь больше не работаешь. У тебя двадцать микротов⁷ на сборы, после чего ты исчезаешь.

Я вдыхаю его запах, пробуя на вкус, беззвучно фиксируя его в своих рецепторах. Я последую за ним сегодня вечером, убедившись, что он не вернется сюда для возмездия. Сделаю так, чтобы у него никогда не было возможности обрушить эту ненормальную агрессию ни на одну женщину.

В течение одного удара сердца он выглядит удивленным, затем разгневанным. В его голове вспыхивает чувство вины. И страх. Не то чтобы он знал, что я запланировал.

И не то чтобы он был не один. Большинство работников нервно дергаются, старательно не глядя на меня. В любом случае, они относятся ко мне достаточно настороженно, поскольку ходят слухи «длиной в милю» (как любят говорить мои знакомые люди) о моих сверхъестественных способностях.

Некоторые слухи имеют под собой основания.

Однако из всего, что я подслушал, они не знают и половины, на что способен йондерин, как я.

Работник ранчо, за которым я планирую проследить позже, держит гнев при себе, и в его глазах лишь немного беспокойства хищного животного, когда он разворачивается на каблуках и направляется к своей койке.

— Доули и Роулинс, вы тоже можете убираться отсюда, — добавляет Стелла, ее челюсти сжаты, а взгляд суров. Я приоткрываю рот, вдыхая их ароматы. Нет смысла позволять им собираться вместе в салуне, чтобы выпить, где они могли бы вынашивать планы о женщине, которая их уволила. Женщине, которой они, должно быть, угрожали, если Стелла отправляет их собирать вещи. — Фаззи — новый управляющий, — объявляет она. — У тебя есть какие-нибудь рекомендации относительно того, кого мы можем нанять на замену этим троим?

Фаззи⁸, мужчина с гладкой кожей (ах, ирония, свойственная ковбоям), невозмутимо кивает.

— Да, мэм.

— Хорошо. Давайте приступим к работе.

И с этими словами она открывает дверь загона для телят, достает коробку с иглами, и я снимаю колпачок с первого флакона вакцины.

ГЛАВА 8

К'ВЕСТ

Мы совершенно опустошены, когда возвращаемся в дом. Едва переступив порог, Стелла объявляет:

— Если ты все еще можешь возбудиться, то придется использовать руку и воображение. Я слишком устала и не могу обещать, что буду бодрствовать достаточно, чтобы…

Я качаю головой.

— Любопытно, но выполнение кастрации убило все мое желание. Я даже не стал твердым, когда ты наклонилась, чтобы проверить копыта.

Развлекательный центр Стеллы тепло светится.

Мы плетемся на кухню.

— Голодна? — спрашиваю я ее.

— Нет, — устало отказывается она. — Я даже не знаю, хочу ли принять душ…

Мы смотрим друг на друга и морщимся.

— По-быстрому, — вздыхает она и плетется в ванную.

Мы оба раздеваемся и принимаем ванну одновременно. В этом нет ни капли сексуального, хотя мои глаза следят за ней с большей жадностью, чем я ожидал от самого себя.

Вытираясь, она натягивает через голову хлопчатобумажную ночную рубашку. Я остаюсь голым. Мы со стоном падаем в постель.

— У меня все болит, — стонет она.

— У меня болят мышцы, о которых я и не подозревал, — признаюсь я.

Она закрывает лицо рукой.

— Утром нам будет очень больно.

— Вполне вероятно.

— Ты можешь дотянуться до лампы?

Кряхтя от усилия, я сажусь и протягиваю руку, пока не щелкаю выключателем, погружая нас в темноту.

К удивлению, мои усталые глаза замечают колебания в потоках разума Стеллы. Колебания и тоска. Затем решимость.

А затем она со стоном боли перекатывается на бок и скользит в мои объятия.

Сонно я обнимаю ее, вздыхая.

— Это мило, — говорю я ей.

— Да, — тихо соглашается Стелла. — Так и есть.

Я жду, когда она уснет, и поддаюсь желанию тихо зарычать, поднимаясь с кровати, потому что все мое тело протестует. Клятва избавиться от мужчин как можно гуманнее подвергнется суровому испытанию, потому что я не только борюсь с болью, но и вынужден оставить теплое и мягкое тело Стеллы, когда она спит, не подозревая о моих планах по обеспечению ее безопасности.

К счастью, она не шевелится, даже когда я принимаю душ во второй раз, избавляясь от следов охоты. И когда я снова присоединяюсь к ней в постели, она сонно прижимается своей грудью к моей, давая любопытный опыт ощущения стука человеческого сердца совершенно иным способом, чем когда я сжимал сердца в грудных полостях ее врагов.

Нежный ритм ее сердцебиения убаюкивает меня, погружая в мягкое, как перышко, царство сна.

***

Я не знаю, который час, но все еще темно, когда просыпаюсь оттого, что сладко пахнущая женщина утыкается лицом мне в шею, ее рука переплетается с моей, а нога перекинута через меня — и ее слезы орошают мою шею.

— Стелла? — обеспокоенно бормочу я. Сонно пытаюсь просканировать ее мозг, но мои чувства еще выключены. — Тебе больно?

Из ее горла вырывается прерывистый звук.

— Ты убил его?

Всех троих — ради тебя. Потому что они напугали тебя.

— Я…

Я моргаю в темноте, разум постепенно просыпается, когда я стряхиваю с себя сон. Глаза начинают работать, и я соображаю достаточно, чтобы понять, что она спрашивает не о бывших работниках. Я снова моргаю и вижу структуру ее сознания, сигналы, передаваемые во всех направлениях, боль окрашивает несколько областей в тот же оттенок красного, что и популярный земной напиток, известный как сангрия.