Русалка для интимных встреч
Шрифт:
— Скажи еще раз, — потребовал он, и она поняла сразу же, о чем он просит, и сказала:
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю!
— Ванечка…
— Что?
— А где солнце-то?..
Стало почти светло, но пока еще никакого намека на солнце не было. Край востока окрасился серебристо-голубым, трепетал воздух вдали, но ни одной золотистой или розовой ниточки, которая обещала бы восход, не появилось.
— Правда, где же солнце?.. — растерялся Иван.
— Значит, мы действительно попали в иное
— Что же делать? — серьезно спросил он, намереваясь опять поцеловать ее.
— Нет, погоди… По-моему, уже ничего нельзя исправить!
— И мы никогда не увидим солнца?
— Никогда, — торжественно и даже как-то зловеще произнесла она. — Механизм, с помощью которого вертелась Земля, сломался. В общем, этот наступил, как его…
— Апокалипсис, — с восторгом подсказал он.
— Вот именно! Конец света…
Они засмеялись, а потом опять принялись целоваться, словно сумасшедшие.
— Как же я так влюбился, как же так…
— Точно так же, как и я. Ванечка…
— Что?
— Нет, просто… Ванечка. Ты — Ванечка. Как мне нравится называть тебя так! Ты — Ванечка…
И в этот момент восток озарило нежно-розовым светом. Рябь побежала по реке, и стало видно, как она неумолимо течет вперед. Где-то далеко закричал петух — все ожило, прохладный утренний ветер зашуршал в листве, стало слышно, как в небе гудит самолет.
— Ну, слава богу, — пробормотала она. — А то я уж и в самом деле начала беспокоиться…
— Ты красивая, — сказал он, отводя от ее лица волосы. — Ты знаешь об этом?
— Теперь знаю, — улыбнулась она.
— Ты сама как солнце. Что ты делаешь сегодня?
— Сегодня? — удивилась Валя. — Ну я не знаю… Ой, Ванька, у меня уже губы болят!
— Я тебе свидание хотел назначить.
— Пожалуйста, назначай! — великодушно сказала она. — Сколько угодно!
— Нет, я передумал, — сварливым голосом произнес он. — Лучше не так… лучше ты вообще не уходи. Ты не уйдешь?
— Нет…
Солнце поднялось уже довольно высоко, а они все сидели и сидели, тесно прижавшись друг к другу, не в силах расцепить своих объятий. Мимо прошел рыбак с удочкой в руке, в высоких резиновых сапогах и со щетиной на лице, больше похожей на проросшую проволоку, чем на обычные волосы. Он с изумлением посмотрел на них и сказал стандартное:
— Совсем стыд потеряли…
И осуждение, и зависть, и тоска об ушедшей юности — все было в этой короткой фразе. Иван с Валей проводили его взглядом, но разорвать объятий все равно не смогли.
— Надо идти, — шепотом сказала Валя.
— Ты же обещала! — возмутился Иван.
— Нет, правда, надо. Мама будет волноваться, я знаю, и воображать всякие ужасы. Она всегда воображает всякие ужасы, когда меня долго нет дома. Слушай, а ты Илье скажешь?
—
О чем?— О нас.
— Нет. Зачем? Ему-то какое дело… — пожал Иван плечами.
— Я ему не нравлюсь.
— Мне-то какое дело! Зато ты мне очень нравишься…
— Ванечка… — счастливо потянулась она.
В начале седьмого они наконец нашли в себе силы встать и отправились в сторону поселка. Мимо прошла чета отдыхающих — любители раннего купания, с полотенцами на плечах.
— Если ехать в соцстраны по приглашению, то тебе, Генрих, поменяют пятьсот рублей, — громко говорила дама своему спутнику. — А в капстраны — двести. И все — ни больше ни меньше.
— А если я собираюсь сначала в Англию, а потом в Испанию? — скрипучим голосом спросил мужчина. — Тыщу мне поменяют?
— Генрих, да я тебе со вчерашнего вечера пытаюсь растолковать — сумма для обмена не зависит от количества поездок.. В год! В год тебе поменяют только двести рублей!
— Мусечка, это ужасно. Мне сначала надо в Англию, а потом в Испанию…
— Нет, я так не могу! — с отчаянием прошептал Иван и резко свернул с дороги в кусты. — Иди сюда…
— Ой, Ваня, ты куда? — удивилась Валя.
— Иди сюда…
Близко гудел шмель, пронзительно пахло жимолостью. Они целовались в кустах, как безумные, и Валя не слышала ничего, кроме шума в ушах, — так стучало у нее сердце.
— Все, все, пожалуйста, больше нельзя…
Они вылезли из кустов красные, вспотевшие и, держась за руки, побрели дальше.
— Я спать хочу, — сказала Валя, пошатываясь. — А ты?
— И я.
— Тогда до вечера?
— До вечера…
Дома еще никто не вставал, было тихо. Валя прокралась в свою комнату, бухнулась в постель. Сон моментально сомкнул ее глаза, но даже сквозь навалившуюся дрему она рвалась всей душой к Ивану, даже в сновидениях не хотела расставаться с ним. А потом — словно провалилась в глубокий черный колодец, у которого не было дна…
— Нигде, ну нигде нет справедливости! — с чувством воскликнула Анна Михайловна. — Пусть хоть она сто раз импортная, из Германии и все такое… Но если госцена у этой куртки сто десять рублей, то зачем же ее продают за сто шестьдесят?!
— Неужели за сто шестьдесят? — ахнула Клавдия Петровна. — И ты купила?
— Купила, — скорбно, после паузы, призналась ее собеседница. — А что делать?
— Анюта, это в корне неверно, ты же своим поступком поддержала спекулянтов!
— А что, я должна была взять отечественную? Клавочка, там внесли и наши куртки, но такие, что на них без слез смотреть было нельзя. Зеленого цвета, рукава фонариком, талия на бедрах — просто тихий ужас! А вот тут у тебя чего, в этой кастрюльке? Надо же, гречка!.. Ее же днем с огнем не сыщешь… — мечтательно произнесла Анна Михайловна.