Русалка на суше

Каково же было мое удивление, когда, проплывая мимо высокой скалы не так уж далеко от стоянки корабля (ну, недалеко по моим меркам), я автоматически ощупывала местность на предмет драгоценностей и вдруг почувствовала приближение такой вещицы. Я растерянно огляделась, не понимая, где источник: предмет приближался, но не было

никакой лодки, и двигался он… двигался он сверху вниз. Я ощутила, как маленький серебряный предмет, уроненный в море, быстро упал на дно, и растерянно подняла голову. Только благодаря мимолетному любопытству я заметила человека на скале над морем. А, когда Кракен подобрал предмет и подал мне, то увидела, что это был тонкий серебряный браслет — я уже знала, что по здешним традициям именно браслет является аналогом обручального кольца. Усмехнулась печально, кажется, я стала невольным свидетелем чьей-то личной трагедии.

И тут по сердцу будто резануло дикой болью, а в ушах раздался крик боли и паники — я его не услышала даже, почуяла всем телом. А когда я подняла голову, то увидела, что человека на скале уже нет, он летит прямо в море с огромной высоты, и я поняла, что он не выживет, просто не может выжить, потому что у берега камни, едва скрытые волнами, а тело человека — не легкий браслет, который можно забросить подальше в море.

Самоубийца.

Глава 25

Море вздрогнуло, вспучилось волной, ударило в скалу, разбиваясь на мириады брызг, но те не опали, а облаком рванули навстречу падающему человеку, обхватили его со всех сторон, притормаживая падение, а затем мягко опустили в мягкие податливые волны.

Тело скользнуло по ним обход острых скал, и оказалось прямо в моих руках. Я обхватила человека за грудки и встряхнула скорее не руками, а всей силой волн, окружающих нас:

— Ты что творишь?! Совсем жить надоело?!!

Голова, опутанная длинными светло-русыми волосами так что и лица не видно, бессильно мотнулась в сторону. Кажется, человек был не в адеквате, он даже не пытался поддерживать себя на плаву двигая ногами и руками. Я огляделась — недалеко из волны торчал скалистый выступ вроде отмели. Море обхватило нас и мягко уложило на каменную твердь, и я вновь встряхнула спасенного за грудки, а потом, видя, что он не пытается убрать волосы и как-то понять, что происходит, сама отбросила их с лица.

Яркие серо-синие глаза, по-детски пухлые щечки, светлые брови и слипшиеся не то от слез, не то от соленой воды ресницы, посиневшие от холода губы. Девчонка.

— Какого черта ты решила убить себя? Совсем с ума сошла?! — закричала я, зверея по-новой.

— А что такое «черт»? — отмерла она, наконец. Ну, да, имперских ругательств я так и не выучила, и вставляла словечки по-русски.

— Это единственное, что тебя сейчас интересует?! — рыкнула я.

Тут она скуксилась по-детски, и крупные слезы потекли по пухлым щечкам:

— Зачем вы меня вытащили? Зачем?! Я столько времени набиралась смелости, чтобы прыгнуть, что же мне теперь делать?!.

Не выдержав этого детского отчаянья, обхватила девчонку руками и прижала к себе:

— Ну-ну, не плачь, поверь, я помогу тебе, я все исправлю. Исправить можно все, кроме смерти…

Она, всхлипнув, прижалась ко мне теснее и завыла, как маленькие дети, а я почувствовала, что что-то не так. Худющая фигура, костлявые плечи, совсем маленькая грудь — и непропорционально выпирающий твердый живот. Растерянно отодвинула ее от себя, положила руку на живот, и ощутила там, внутри, биение жизни, будто на ультразвуке.

— Нет! — вскричала она и, отвернувшись от меня, свернулась клубком, обхватив живот руками и подтянув к себе колени. — Не надо, не трогайте его…

— Черт… — только и смогла выдавить из себя я. Вот это логика беременных — то мы со скалы сигаем с дитем в животе, то его же оберегаем, будто, убив себя, его убивать не собирались.

— Не надо… не надо… ничего уже не исправишь… — всхлипывала она тихонько.

— Дуреха, — я обхватила ее за плечи, прижалась к спине, делясь теплом — это ведь только мне в почти-зимнем море может быть тепло. — Я ничего не сделаю против твоей воли, клянусь. Я тебе помогу. Скажи только, что случилось? Как мне тебе помочь, мы вместе придумаем.

Она обернулась, глядя на меня с надеждой, и только тут случайно коснулась рукой моего хвоста. Вскрикнула испуганно-удивленно, ее глаза наполнились слезами, и она тихо произнесла:

— Значит я все-таки умерла…

И потеряла сознание.

Я выругалась себе под нос.

Сидеть дальше на отмели определенно не было смысла, вряд ли беременной девчонке пойдет на пользу переохлаждение, поэтому я аккуратно подхватила ее волнами и потащила в сторону корабля, держа голову и грудь на поверхности, чтобы точно ничего не мешало дышать. Это только когда я одна в компании Кракена плыла под водой в течениях, казалось, что здесь недалеко, всего час или полтора пути, а вот если тащить кого-то, кого как можно быстрее надо согреть, так это ого-го какое расстояние. Я бы подняла ее на скалу и позвала людей, если бы была уверена, что о ней позаботятся: согреют и переоденут, да только вряд ли она от счастливой жизни со скалы спрыгнула. Хорошо хоть заранее мое внимание привлекла браслет выбросив, а то заметила бы я только кровавую кашу на скалах и ничего не успела бы сделать.

Браслет, кстати, я велела Кракену на всякий случай выкинуть — девушка ведь его бросила, значит так и надо. Будет надо — ей любимый другой подарит, а если нет, то лучше пусть никакие вещи ей о плохом не напоминают.

Как никогда я сейчас жалела, что не могу контролировать температуру воды. Вот Кирим вспомнился — он чай в собственной кружке подогревал по желанию, а у меня весь океан к услугам, а температурой его я управлять не в силах. Гадство.

И Кракена с посланием не отправишь — он сам-то много чего понимает, а передать ничего не может, а то бы велеть хотя бы воды вскипятить да ванну наполнить, чтобы девушку согреть сразу.

К кораблю я рвалась на всех парах, параллельно тщательно прислушиваясь к шевелениям ребенка у девушки в животе. Но как определить, что ему плохо — не знала, просто, когда он дергался и пинался, старалась будто бы погладить его околоплодными водами, как-нибудь успокоить. Не знаю, получалось ли, был ли в этом хоть какой-то смысл.

На палубу взлетела на волне, не замедляясь — как только корабль не перевернула. Тут же велела кипятить воду и тащить ко мне в комнату срочно. Один из полуорков понятливо метнулся в камбуз, а я потащила девушку в свою каюту и, уложив в ванной на пол, принялась выпутывать ее из холодной мокрой одежды. Здоровенную кастрюлю кипятка притащил Хэрас:

— Вылей воду в ванну, — велела я полуорку.

Идущий за ним следом Гарт, увидев полуобнаженную девушку на полу, густо покраснел и отвернулся, но не вышел:

— Что случилось? Я велел поставить еще кастрюлю воды.

Я потрогала воду, уже разбавленную пресной холодной водой, рукой, но нахмурилась себе не доверяя:

— Да, пусть подогреют еще пару больших кастрюль, — велела, и полуорк убежал выполнять поручение. Я посмотрела на девушку в исподней рубашке, на Гарта, стоящего спиной. — Потрогай воду пожалуйста, она достаточно теплая, чтобы согреть девушку?

Он замялся:

— А ты сама не чувствуешь?..

— Я не чувствую холода, — призналась растеряно, — а то как бы я плавала в зимнем море? Давай уже, я ее ведь до нога не раздела.

Он все равно двигался кое-как, стараясь поворачиваться к нам то боком, то спиной, чтобы пройти к ванной и попробовать воду рукой.

— Холодновато, — признался растерянно.

Сперва ждали полуорка с новой порцией воды, потом мужики наводили теплую воду в ванной, а я сидела обнимая девушку, завернутую в сдернутое с кровати покрывало, стараясь как-то согреть. Наконец, ванна была наполнена в меру горячей водой (я вовремя вспомнила, что сильно горячие ванны беременным вредны), и я осталась со своей спасенной наедине. Выпутала ее из одеяла, но снимать последнюю одежку в виде нижней рубашки и панталон не стала, прямо так погрузила в теплую воду и похлопала по щекам, пытаясь привести в сознание.