Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной

— Права человека, надо же! — фыркнула бывшая диссидентка. — Ты бы еще листовки написал и разбросал по дому!

— Ну да, чтобы потом по всему дому валялись бумажки, которые никто не станет ни читать, ни выметать!

— У нас нет целого штата слуг, как у княгини Махарадзе, чтобы пылесосить весь дом каждый день! — пожала плечами Альбина.

— Не надо ссориться, мои дорогие, — сказала графиня Апраксина. — Я бы сама напросилась на прием к Ханнелоре фон Ляйбниц, но, к сожалению, княгиня Кето знает меня в лицо и не с лучшей моей стороны: я была ей представлена к качестве переводчицы из полиции.

— Послушай, Лиза, у меня есть идея! А может мне устроиться в дом княгини в качестве горничной на место изгнанной Лии Хенкиной? Или кухарки?

— Только не это! — воскликнул барон. — Если ты наймешься туда кухаркой, нашему другу графине вскоре придется вести расследование по делу об отравлении.

— Генрих! Это самая черная клевета из всех, какие ты возводил на меня на протяжении нашего брака! Я совершаю ежедневно трехразовый подвиг, готовя тебе завтрак, обед и ужин, а ты…

— А я ежедневно потребляю твои завтраки, обеды и ужины, что являет собой гораздо более высокий подвиг!

— Генрих, я пошла на кухню за скалкой!

— Сокровище мое, не ходи так далеко: возьми лучше каминные щипцы и ущеми ими мои… права человека!

— Это не твои, а мои… права человека, безобразник! — Баронесса выхватила из-под себя подушку и бросила ее в мужа.

Барон перехватил подушку в воздухе и бросился к дверям, потрясая трофеем:

— Прощайте, дамы! Я бегу в Международную Амнистию!

Вслед ему полетела подушка с его стула, но барон уже успел захлопнуть за собой дверь гостиной.

— Вот так всегда! — пожаловалась Альбина Апраксиной. — С ним ни о чем невозможно говорить серьезно! В Амнистию… Он сейчас усядется перед телевизором и станет смотреть все спортивные передачи подряд. Еще кофе?

— Пожалуй, спасибо. А как дела у Марго?

— Все так же, — вздохнула Альбина. — Часами висит на телефоне, все строит какие-то планы со своим издателем. Но что бы он там ни затевал, общипать Птичку у него не получится.

— Ты уверена?

— Вполне! Без подписи Марго ни один денежный документ не действителен, а подписи ее он не получит, потому что я не дам им встретиться. Она у меня будет сидеть под арестом до поумнения.

— Но он может послать ей документы на подпись по почте вместе с какими-нибудь издательскими бумагами, и она подпишет не глядя, как она всегда делает, а потом отошлет ему обратно!

— Ха! Я всю ее почту перехватываю и проверяю!

— Перлюстрация?

— Ну что ты! Я просто отбираю те конверты, которые кажутся мне подозрительными, и складываю их у себя до лучших времен. Не беспокойся, Ли- завета, и не верь Генриху: права человека в этом доме все-таки соблюдаются, хотя и не в полной степени…

Апраксина подумала, что со времен диссидентства представления Альбины фон Ляйбниц, урожденной Якоревой, о правах человека претерпели некоторую трансформацию, но затевать дискуссию на эту тему не стала. Допив кофе, она встала и объявила:

— Теперь полезу в «скворечник», надо же навестить нашу «узницу любви». Дай мне ключ от ее узилища!

— Держи!

— Значит, в четверг вечером я жду от вас с Генрихом известий. Пока, дорогая! Ключ я потом занесу.

— Если меня не будет, просто оставь его тут на столе, я потом приберу. Приятного свиданья!

В квартирке над гаражом вопреки ожиданиям Апраксиной вовсе не царили тоска разлуки и холод уныния. Марго сидела за пишущей машинкой в своем обычно рабочем виде: в длинном бухарском стеганом халате, с головой, обмотанной кашемировой шалью, и в настоящих русских валенках — и где только она их достала? «Когда я творю, поясняла Птичка друзьям и интервьюерам, — я должна быть тепло укутана, потому что всю энергию души и тела я отдаю своим книгам, то есть моим дорогим читательницам и читателям, и потому я ужасно мерзну за машинкой!» На самом деле, конечно, она страдала от застоя кровообращения в сидячем положении. Увидев входящую графиню, она подняла от машинки затуманенный вдохновением взор и сказала:

— Как хорошо, что вы заглянули ко мне, Елизавета Николаевна! Вы должны мне помочь, и немедленно!

«Сейчас она попросит, чтобы я устроила ей побег», — решила Апраксина и, к счастью, ошиблась.

— Я уже заканчиваю детектив о нашей бедной «русалке из бассейна», расследование подходит к концу, но мне нужно уточнить несколько второстепенных деталей. Вот скажите, на мокрой земле у пруда могут остаться отпечатки пальцев?

— Никоим образом, Птичка! Почему бы твоему детективу Гале Хлобе не обнаружить след от обуви убийцы?

— Ну что вы, Елизавета Николаевна! Это так банально! Сразу видно, что вы только расследуете убийства, а не пишете о них. Писать гораздо, гораздо труднее, уж поверьте мне!

— Никак не могу в это поверить, Птичка! У тебя детектив уже подходит к концу, а мы с инспектором Миллером находимся еще только в самом начале расследования.

— Ну, вы же не отдаете расследованию всю душу, как я своим детективам… Вот если бы на берегу оказался мягкий воск… свеча, например… Но зачем это убийца понесет к пруду зажженную свечу, даже если убийство он совершает ночью? Верно?

— Верно. Но свеча может таять и на солнце. Вспомни, в тот день было очень жарко…

— Да, я помню. Но днем свеча уж и вовсе ни к чему!

— А ночью оранжерея закрыта, знаешь ли.

— Ну, какие пустяки! У меня убийство происходит не в каком-нибудь дурацком «Парадизе», а в имении графини Убараксиной…

— Опять?! Марго, ну сколько раз я тебя просила не делать из меня прототип для твоих идиоток!

— Что ж я могу поделать, если читателям нравятся детективы из великосветской жизни, а у меня титулованных знакомых только вы да Альбина?

— Что ж ты ее не берешь прототипом?

— Баронесса Альбина из Чапаевска… Вздор! Так не бывает!

— Как это «не бывает»? — опешила Апраксина.

— Не бывает — значит ОБЫЧНО не бывает. Альбина — исключение, нетипичный случай, а значит, для романа он непригоден. Я ведь пишу в духе строгого реализма.

— Да уж…

— И вообще я беру из жизни все, что может пригодиться для моих книг. Не сочинять же мне каждый проходной персонаж!

— Спасибо на добром слове! — слегка поклонилась Апраксина. — Впрочем, я действительно благодарна тебе, что ты хотя бы не пишешь с меня главных героинь.