Русалки. Сборник рассказов
Шрифт:
Что-то будто заплескалось там, и мне показалось, что стебли камыша зашевелились.
Я замер.
– Никита, Никита, Никита, – еле слышно будто шепотом доносилось из камышей, и мне послышался высокий женский голос и чей-то смех. И вдруг, сквозь мрачную плотную мглу я увидел впереди силуэты двух человек, которые, разгребая листья кувшинок, брели по пояс в воде и брели явно в мою сторону.
Уже в метрах пяти от меня они встали, оставаясь по пояс в воде: теперь, в полумраке, я отчетливо видел двух обнаженных женщин, мокрые тела которых, облепленные длинными мокрыми волосами до самой воды, поражали бледно-лиловым цветом. В зеленых волосах у одной были заплетены
Туман будто вуалью окутывал их фигуры, волнами проплывая по их лицам, и я никак не мог сосредоточиться на их глазах.
– Ну как дела? – спросила та, что с кувшинками. На ее лиловых губах играла лукавая улыбка. Я почувствовал пристальный взгляд их глаз, что-то волнами перекатывалось по моему телу, голову стянуло тисками, а желудок застонал от спазма, и в подсознании пронеслось: «меня сканируют?».
Закружилась голова, я пошатнулся, и ком в горле не дал мне произнести ничего раздельного.
Эти странные фигуры ввели меня в оцепенение и казалось, что я вижу перед собой кадры из какого-то ужастика, но, подсознательно, надеясь выйти из этого полуобморочного состояния, я отвел взор от их нагих тел и уставился на поплавки. Вдруг как-то полегчало, отпустило, и я, не узнавая собственного голоса, произнес:
– Дома меня женщина ждет.
– Не врешь? – захихикала та, что с лягушатами, и тут же, как по команде, те зашевелились в волосах и принялись квакать. Прядь ее зеленых волос, сцепленных внизу лягушонком, закрывала один глаз. Но сквозь густые волосы проблескивала яркая синева. А другой-то, открытый, был янтарно-желтым!
– Бааутун, бааутун, бааутун, – заверещал лягушонок и, вылупив на меня свои глаза, начал раскачиваться на этой пряди волос, закрывая попеременно то один глаз русалки, то другой. Она же помогала ему, слегка покачивая головой, ухмыляясь, и невольно приковывала мой взгляд к открытой молодой груди.
Я стал чувствовать, что от чередования ярко-синего и янтарного цвета этих глаз я теряю сознание…
Трубка выпала из моей руки, и угольки табака обожгли босую ногу.
Я пришел в сознание.
«Какой-то бред!» – думал я, как будто во сне разглядывая эти голые лиловые фигуры, стоявшие в густом тумане по пояс в воде среди листьев кувшинок.
– Кто ж вы такие, если это не сон? – вновь, не узнавая собственный голос, прохрипел я. Но страха уже не было, а в подсознании я чувствовал живой интерес к этим созданиям. Лягушата вновь разразились неистовым кваканьем, и вся шевелюра русалки пришла в немыслимое движение.
Первые лучи солнца уже коснулись верхушки мрачных елей и, похоже, это вызвало какое-то замешательство у русалок, они тревожно переглянулись, и их лица стали как будто рассеиваться.
– Поговорить уже не сможем. А ты приходи сегодня вечером, – сказала другая, перебирая кувшинки в своих волосах, – тогда и поговорим. Сейчас нам уж некогда. – И как-то строго поглядев на меня, добавила: – Да и крупы принеси.
Повернувшись, они побрели в воде и вдруг пропали из моего зрения.
Из скромного рожка солнце выросло в сияющий диск, и он растопил весь туман, а тишину вокруг сменило многоголосье счастливого пернатого мира. Еще последние клочья утренней пелены цеплялись за камыши, а уж вся река покрылась сверкающей рябью.
Дрема прошла, и я стал вспоминать рассказы бывалых рыбаков о встречах с русалками. Кто-то, помню, даже вступал с ними в связь, но и то «по пьяной лавочке».
Я глубоко и с удовольствием зевнул, потянулся…
Надо же, что может присниться! Но взгляд мой застыл на заливе: оборванные стебли и листья кувшинок будто
тропой вели в камыши…После возвращения на базу, на обеде, как всегда, встретился с рыбаками. Все делились рассказами о своих поклевках и трофеях, и лишь я, не поймав ни одной рыбки, старался молчать и скрыть свой стыд, а уж говорить о русалках тем более не мог: ведь всё это мне просто показалось, померещилось, и народ подумал бы, что на берегу у меня случился приступ тяжёлого похмелья.
А рядом официантка о чем-то спорила с буфетчицей, и до меня донеслось:
– Купаться? Да ты что! Сегодня же Троица, и даже не думай к воде подходить, сейчас ведь Русалочья неделя! – уверяла шепотом взрослая женщина свою молодую подругу. – Не то попросят немного крупы какой-нибудь, да и уволокут на дно.
Послеобеденный отдых не получался. Сон никак не шёл, а память назойливо вызывала лицо той женщины с горящими разноцветными глазами. Поворочавшись с боку на бок в тщетных попытках заснуть, я все-таки встал, выпил кофе и понял, что поездки вечером на тот берег уже не избегу. Несмотря ни на что. Какая-то странная сила управляла мной, полностью парализовав мой разум, и лишь одно смущало – прогноз на вечер: сильный ветер и возможная гроза.
В четыре часа начал собираться, а в рюкзаке, укладывая свой перекус, обнаружил пакетик с пшеничной крупой и никак не мог вспомнить, как он там оказался.
Чистое небо с редкими облаками ничего дурного не предвещало. Ветерок, правда, поднимал на реке небольшие волны, что меня совсем не смущало, и я погреб на своей лодке, наслаждаясь послушным и мощным веслом.
Всегда, проплывая середину реки, я чувствовал ее тело, будто переваливал через ее мышцы, которые напрягались и старались повернуть лодку так, как это было угодно хозяйке – реке, в чьё упругое тело упорно вонзались весла и покоряли его силу. Это соперничество меня всегда радовало, заставляло работать с удвоенной силой и в итоге побеждать.
Но вот стремнина, русло реки, осталась позади, и добрый берег встретил меня с привычным уютом, и заводь очаровывала мирной зеленью травы, кувшинок и камыша. Лишь шорох наверху в кронах сосен и елей за моей спиной, да переклички вечно недовольных ворон нарушали покой.
Разбросав снасти и развалившись на своем стульчике, стал с нетерпением ждать поклевок.
Утренняя встреча с русалками казалась бредом и совсем уже не беспокоила моё сознание, зато я предвкушал встречу сумерек, когда после семи вечера неожиданно любое ненастье сменялось удивительным согласием и миром в природе, и река с ее зелеными берегами, камышовыми зарослями, белоснежными лилиями и желтыми кувшинками расписывалась нежными пастельными тонами и доставляла моему взору настоящее наслаждение.
Мою наступающую дрему потревожил один из поплавков: он вдруг уверенно пошел в сторону середины реки. Это могла быть только крупная рыба. Большой лещ! Я вскочил и схватился за снасть. Можно было смело подсекать, и я уверенно дернул удочку. Есть! Подсек! Застучало сердце, и я вошел в то состояние трепета, которое хорошо известно всем рыбакам. Настоящий кураж! Но рыба с необыкновенной силой тянула леску так, что я в азарте вошел в воду, ослабляя натяжение лески и боясь ее оборвать.
В этом месте был крутой свал берега, и уже через несколько шагов я стоял по горло в воде, и дно уже уходило из-под ног, а я никак не мог подтянуть рыбу, упорно тащившую меня за собой. Ну что мне оставалось – рвать леску и отпустить столь долгожданный трофей?