Русальная неделя

«Ну ты и страшна, мать!» — беззвучно сказал я, поглядев на бледно-зелёную утопленницу, злобно пялившуюся на меня.

В гляделки играть времени совсем не было. Я одним движением дорезал верёвку, и Назар поплыл вверх. Мы с Егором оттолкнулись от дна, поплыли вслед за ним. Там я поймал Назара и повлёк его в сторону берега.

Спустя пару секунд мы вынырнули на поверхность.

Солнце ударило по глазам. Щурясь и отплёвываясь, я одной рукой держал бесчувственного Назара, другой молотил по воде. К счастью, мы отошли не так далеко, и вскоре я почувствовал ногами твёрдую опору.

Егор помогал мне с другой стороны. Вот мы добрались до приметных камней. На один из них я положил Назара мордой вниз. Егор тут же пристроился сзади, как будто бы питая нехорошие намерения, и, схватив Назара, резко надавил ему куда-то на живот.

Этого хватило. Назар выблевал и выкашлял тонну воды, хрипло вдохнул и застонал.

— Живой! — удовлетворённо сказал Егор.

Мы потащили ничего не соображающего парня на берег.

Вот ведь… Он приехал в составе делегации, обвиняющей меня в самозванстве, а я ему жизнь спасаю. Ну что поделаешь — работа такая.

— Живой? Живой?! — метался вдоль берега Савельев.

— Дёргается! — буркнул я перед тем, как уронить Назара. — Ходить будет. Но только под себя.

Использованный амулет я бросил Захару.

— Русалка, да? — спросил тот.

Я кивнул.

Жары, кстати, уже не было. По ощущениям — градусов двадцать, может, двадцать два. Но уж точно не та душегубка, из-за которой мы все ломанулись к реке. Сняла, чертовка, морок. Ну погоди, я тебе сейчас устрою весёлую жизнь.

— Владимир, ты что творишь? — спросил Егор, когда я начал кончиком меча рисовать на берегу Знак.

— А на что похоже? — огрызнулся я. — Пиццу, блин, заказываю.

Манок вспыхнул зелёным огнём. Я, поигрывая верным мечом, смотрел на реку в ожидании.

— Ох, Владимир… — покачал головой Егор.

— Ты скелет видел? — спросил я.

— Да видел…

— Ну и какие могут быть вопросы? Эта тварь тут людей убивает уже не первый год. А мы с тобой кто, напомни? Строители? Пастухи? Гончары? Нет, вроде. Охотниками с утра были.

Егор промолчал. Но я его прекрасно понимал: беспокоился он за меня. Пусть уже формальным наставником и не являлся, а всё равно.

Русалка относилась к среднеуровневым тварям, как и упырь. Но я уже понял, насколько эта категория была разношёрстной. Если волкодлаков, в принципе, можно было щёлкать как орехи, то упырь или вурдалак представляли собой реальную проблему, с большой буквы «П».

Над поверхностью воды появилась голова. Вслед за головой показались плечи, затем — грудь. А потом Захар присвистнул, и даже Савельев чего-то крякнул.

Это под водой русалка была страшным трупом. А здесь, снаружи, под светом солнца, мы увидели девушку. Просто девушку, не обременённую излишней одеждой. Она выходила на берег в чём мать родила, и вода стекала с её юного безупречного тела прозрачными струями.

Девушка кривила лицо, казалось, вот-вот расплачется. Пыталась прикрыться руками и выразительно дрожала.

— Я так замёрзла, — пролепетала она, приближаясь. — Мне так холодно. Кто-нибудь, можете обогреть меня?

— Сейчас! — подорвался Савельев и схватил свой мундир, который скинул прежде чем отправился купаться. — Извольте сюда, сударыня!

Егор молча схватил его за плечо. Савельев принялся вырываться, зачарованный взглядом пронзительно-зелёных русалочьих глаз.

Н-да. Ну что, Владимир? Хотел девчонок красивых — вот, мечты сбываются без всякого «Газпрома». Дело за шашлыками.

— Эй, красотка! — Я свистнул, привлекая к себе внимание. — Хватит. Отбегала своё, помолись, что ли.

Красивое лицо исказила гримаса ярости.

— Сволочь! — взвизгнула девушка и прыгнула на меня.

Глава 8

Я взмахнул мечом, одновременно призвав соответствующий Знак. Голова русалки слетела с плеч ещё на расстоянии пары метров от меня.

Безголовое тело рухнуло мне под ноги. Синюшное, мерзкое. Настоящее.

— Господи, что со мной было? — промямлил пришедший в себя Савельев.

— Морок, — коротко пояснил Егор.

Молния, вырвавшаяся из безжизненного тела русалки, ударила меня в грудь. Я уже даже не поморщился — привык.

Три родии. Слабенькая русалочка попалась, но да на безрыбье и такая сойдёт. Всего у меня, значит, теперь восемнадцать. Было бы девятнадцать, но на одну я кондиционер зарядил, о чём, кстати, не жалею. Пусть наведённый русалкой морок жары и пропал, но всё равно, будем откровенны, май в этом году выдался горячий.

Назар и Савельев принялись суматошно благодарить нас с Егором за спасение. Мы из вежливости покивали, как будто нам было интересно. Захар тем временем выудил нужный амулет и тщательно, с чувством, с толком спалил тело русалки. Во, и шашлыком потянуло!

Мистический огонь сжёг, как всегда, обычные кости и оставил только золотые. Две.

— … а перед городничим я за вас всенепременнейше… — продолжал рассыпаться в благодарностях и заверениях Савельев.

— Башку проверь, — оборвал я его. — Извините, господин Савельев, это я не вам. Да не смотри ты на меня с такой обидой, Захар! Вон, башка русалкина, у воды лежит!

До Захара дошло, что я не пытаюсь его оскорбить. Он подбежал к реке и окатил из своего портативного огнемёта голову. После чего издал радостный вопль. На берегу осталась золотая челюсть.

— Вот и нехер мне тут бухгалтерию портить, — удовлетворённо кивнул я.

Савельев, поняв, что неинтересен, окончательно заткнулся. Трясущийся на жаре Назар последовал его примеру.

Кости мы разделили поровну, по честному. Мы с Егором в воду вдвоём лезли, Захар амулетом помог. Вот каждый немного и обогатился.

— В Смоленске, кстати, курс другой, — заметил Егор. — Там кости подороже принимают.

— Там у чужих могут не взять, — возразил Захар. — А то и по шее дадут. — И с задумчивым видом потёр шею.

— Пусть только попробуют, — сказал я. — Смотрю, охренели совсем эти смоленские. Честных людей в самозванстве обвиняют, кости принимать отказываются. Бардак.

Егор хмуро покивал, целиком разделяя мою мысль. Но в то же время видно было, что его нифига не радует перспектива встрять в очередную разборку, где я всем покажу, как правильно надо жить. Ну а чего я? Виноват, что ли, если все живут неправильно, и учить их, кроме меня, некому… Так и помрут ведь неучёными. Сердце разрывается от беспокойства за народ.