Русалочка
Шрифт:
– Я здесь в первый раз, – призналась Алиса, понизив голос и на секунду замешкавшись у входа. Потом она прошла вперед, быстро осваиваясь. – Вот, значит, как здесь. Ничего-то и нет.
Она пожала плечами словно бы с каким-то облегчением, а я продолжал украдкой бросать на нее взгляды, отчего-то злясь, и сам не понимал, чем эта смутная злость вызвана.
Сгрузили ношу и снова вышли во двор. Самойлов засобирался домой.
– Пойду до своих, – сказал он, пожимая мне руку. – Дела сами не делаются. Ты заходи ко мне запросто. С моими познакомлю, хозяйство мое посмотришь.
Я пообещал, что непременно зайду, зная, что по законам приличия этого не избежать в любом случае.
– К вечеру баньку истоплю, – сообщила баба Лена. – Гришка, пойдем воды бабушке натаскаешь.
Они неспешно удалились, и мы
Страсть разгоралась во мне, и этот огонь было уже не потушить. Я не знал, заметно ли что-либо по моему виду, и никак не мог угадать, что таится в ее спокойном, безмятежном взгляде, что тоже не способствовало моему душевному равновесию.
– Ух, дела сами не делаются, прав дядя Леша, – сказала Алиса. Она вошла в дом. Я – следом.
7
– Принеси еще воды, – сказала Алиса, выплескивая грязную воду прямо на сорняки во дворе.
Я послушно взял ведра и в очередной раз пошел, почти побежал к дому бабы Лены, вернее, к ее колодцу.
За последние пару-тройку часов мы с Алисой, кажется, нашли общий язык. Она оказалась общительной и разговорчивой еще похлеще своей бабушки. И много смеялась, потому что обаяние и остроумие я включил на полную. Конечно, мое дикое, изводящее желание никуда не пропало, и я все время поглядывал на нее с жадностью, например, когда она мыла пол, но мне удалось немного задвинуть свою страсть ради приличия и простого общения. И вот тогда пропали злость и скованность, и оказалось, что с Алисой удивительно легко. Занимаясь делом, мы беседовали как старые близкие друзья. Не таким другом я хотел ей быть, но пока наслаждался и этим. Да, мне хотелось махнуть рукой на все рамки и впиться в ее пухлые от природы губы, целовать ее румяные щеки и курносый носик, схватить ее за пышную грудь, развести ее крепкие бедра и так далее, но в целом эти побуждения глухо ворочались где-то в моей голове и почти не мешали общению.
«Не сейчас, – говорил я себе. – Иначе я все испорчу».
Выходит, у меня уже тогда имелись какие-то неоформленные планы.
В один момент мне подумалось, что это могло бы быть первым свиданием. Мы как бы притирались, как бы обнюхивали друг друга, знакомясь.
Алиса желала знать обо мне больше подробностей, чем я поведал за столом, и это с одной стороны было приятно, с другой же, мне не особенно хотелось изливать душу, тем более, я старался не забывать, что я вообще-то художник, и это делало мой рассказ донельзя фальшивым, пускай об этом знал только я. То есть, рассказывая о себе, я постоянно чувствовал некоторый дискомфорт. Ох, и дернул же меня черт ляпнуть про себя такое!
В свою очередь Алиса говорила о себе достаточно открыто
и просто, и все, что касалось ее жизни, было мне, само собой, весьма интересно. Например, я узнал, что ей только девятнадцать, а замужем она уже чуть более года. «Он позвал, а я пошла». Детьми еще не обзавелись, но жили хорошо, не знаю, как там насчет любви (что-то такое в ее словах меня зацепило и даже вызвало какое-то злорадное, мрачное удовлетворение), но жили хорошо. «Гриша послушный и добрый».Ах, да, Гриша. Был же еще Гриша.
Скажу так: кое-каких принципов у меня в ту пору не было. От слова совсем. И вообще, эта история не о благородстве, и я в ней совсем не положительный персонаж, и не ждите счастливой концовки. Все будет плохо, все будет очень плохо, и меня каждый раз трясет от воспоминаний, и я не знаю, как смогу об этом рассказать. Но я продолжу шаг за шагом, и будь что будет. Может, мне удастся освободиться в конце концов.
«Гриша тюфяк», – подумал я.
Кстати сказать, этот самый Гриша, натаскав в баню воды, сел на свой старенький, слегка убитый ИЖ Юпитер 3 с коляской и без номеров, что-то там повозился с зажиганием и благополучно отбыл восвояси, оставив молодую жену с практически незнакомцем, потому что у Гриши были неотложные дела в Князевке (кажется, ему надо было на ферму). Я удивился, но в то же время это меня взволновало. С его отъездом все стало восприниматься как-то иначе, и даже невинные разговоры приобрели легкий оттенок двусмысленности. По крайней мере мне так казалось. А перед этим, когда Гриша зашел попрощаться, а Алиса спокойно махнула рукой и сообщила, что придет вечером, я отвел его в сторонку и вручил несчастную, чуть помятую тысячу. Он принял ее с серьезным видом, а потом заулыбался, хлопнул меня по плечу и удалился в явно хорошем настроении. Немногим ранее я, испытывая почему-то некоторое стеснение, попытался отдать эти деньги Алисе, а она задумчиво посмотрела на меня, покачала головой и сказала:
– Лучше мужу отдай. – Она склонила голову, будто к чему-то прислушиваясь. – Да, пусть лучше у него будут, он обрадуется.
Снова задумалась, глядя на меня, словно я ее о чем-то спрашивал.
– Все нормально, он без спроса не пропьет. Вообще, он хозяйственный.
И еще раз задумалась.
– Сто рублей разрешу потратить, так и быть.
И поэтому щуплый Гриша ушел довольный, а я, пряча усмешку, вернулся в дом.
Я перелил воду из колодезного ведра, нервничая, что вынужден находиться так далеко от Алисы, и тут увидел ее бабушку, которая показалась из-за дома со своим неизменным батожком.
– Как там у вас? – спросила она.
– Полным ходом, – беспечно отвечал я.
– Вот и ладно. Банька топится. Приходите ужо.
Мне вдруг вообразилась настолько интересная картина, что по телу пробежали мурашки. Стараясь ничем себя не выдать, я только кивнул, подхватил ведра и помчался обратно.
«Успокойся нахрен, – твердил я себе, пересекая тени от могучих берез. – Будь реалистом.»
Но очень уж заманчивой оказалась фантазия. Бабушка провожает нас в баню, и мы заходим туда вдвоем… такие, мол, у нас в деревне традиции. Да блин, ерунда все это, херня, причем очень детская.
– Ты чего такой? – подняла голову Алиса, улыбаясь и обращаясь ко мне, как к хорошему другу.
– Запыхался малость, – сказал я, совладав с голосом.
Она распрямила спину, уперлась руками в поясницу, демонстрируя грудь, туго натянувшую платье.
– Там… баня… – и голос мой заметно сел.
– Хорошо, – отозвалась Алиса, не обратив или сделав вид, что не обратила внимания. – Вечереет уже. Сегодня не закончу. Слушай, давай я еще завтра приду, окна помою и что там останется. С утра дел много… после обеда, хорошо?
Мое сердце буквально воспарило при этих словах.
– Завтра будет отдельная плата, – сказал я с какой-то барской наглостью.
Алиса нахмурилась.
– Зачем это?
– Не спорь. Ты и так очень много сделала сегодня.
Она огляделась, как бы оценивая свой труд.
– Ладно уж. Гришке скажу.
– Обязательно скажи. Порадуй мужа, – сказал я с ухмылкой.
Эти язвительные, плохие, как я тут же понял, слова сорвались с моего языка совершенно невольно, и я сразу же о них пожалел. Алиса глянула на меня с подозрением, но, к счастью, быстро отвлеклась, видимо, о чем-то вспомнив.