Русалочка

Сеть магазинов Ирины Михайловны Рудлевой "Атлант" была разбросана по спальным районам города с головным офисом на Васильевском острове. "Атлант" продавал скандинавские продукты питания с 1988 года и в девяностых годах только расширялся.

Если у мамы Кристины были деньги, то у папы – смазливая физиономия и образцовая фигура, которую он тщательно шлифовал в фитнес-клубе, солярии и других приятных местах, благо, делать ему было больше нечего. С естественностью, свойственной всему живому, Саша Рудалев передал детям светлые нордические волосы, голубые глаза, и все остальное, так что Кристина и ее мелкий братишка Гарик росли настоящими красавцами, да еще и в окружении «новых русских» развлечений: иномарок, построек, широких экранов.

Все бы так и продолжалось благополучно и скучно, если б Кристина в десять лет серьезно не заболела. Как мы уже сказали, болезнь была связана с датским сказочником Гансом Кристианом Андерсеном. Недуг не сопровождался физическими или психическими нарушениями, никто не считал Кристину «больной», не говорил, что ей «надо лечиться». Лишь когда у девочки-подростка появился настоящий «мужик» – датский принц Гамлет, в доме на Гагарининской словно взорвалась бомба.

В начале июня Ирине Михайловне так и сообщили, что Кристину видели на пляже в Солнечном с каким-то «взрослым мужиком», что у них, вроде как, «серьезные отношения». Ирина Михайловна прислушалась к телефонному разговору дочери, и… действительно, Кристина была по уши влюблена.

Мать оперативно все выяснила.

– Кристинка, как прошел день? – спросила она тем же вечером.

– Ну, так,… ничего.

– Где сегодня была?

– На пляже.

– В Солнечном?

– Угу. Откуда ты знаешь?

– Мир полнится слухами. С кем ты ездила на пляж? Мне сказали, ты была с мужчиной.

Кристина молча уставилась на свои красивые ногти, покрытые бесцветным лаком.

– Ну, была.
– Врать она не умела. Оставалось лишь сказать правду: - Мама, у меня есть парень, - сообщила она после паузы, подняв глаза на мать.

– Это… это… прекрасно. – Ирина Михайловна не находила слов.
– И…, короче, кто он?

– Датский принц. – Кокетливо ответила дочь.

– Не поняла?

– Гамлет, - рявкнула Кристина, надувшись.
– Что ты еще хочешь?

– Деточка, я твоя мать. Ты несовершеннолетняя. Вот, когда тебе будет восемнадцать, будешь делать, что угодно. А пока я действительно хочу знать, с кем ты встречаешься.

– Я уже ответила.

– С Гамлетом?

– Да, да, да.

– Не говори ерунду. Сколько ему лет?

– Двадцать с чем-то.

– Я должна с ним познакомиться, - решительно заявила Ирина Михайловна.

– Это невозможно.

– Что-что?

– Вы очень разные. Он творческий человек. Боюсь, такие люди, как ты, ему не интересны.

– Я должна хотя бы попробовать... его заинтересовать, - ухмыльнулась Ирина Михайловна. – Чем черт не шутит.

– Мам, тебе делать больше нечего?

– Пригласи его завтра на ужин.
– Ирина Михайловна вынесла окончательный приговор.

– Ладно.

На следующий день Гагаринская улица принимала датского принца. Это был действительно датский принц Гамлет, никакого подвоха: полноватый симпатичный актер театра «Эхо» Владимир Евпатьев. Иногда он играл Гамлета, иногда другие роли, ничего противоестественного в этом не было. В компании Кристины и ее родителей он съел салат, буженину и выпил немного белого вина. Парень как парень.

Ужин прошел тихо, формально и быстро закончился.

– Я же предупреждала, ему с вами будет не интересно, - шепнула Кристина на ухо матери.

– Это правда, - согласилась Ирина Михайловна.
– Володя, можно вас на минутку? – Она поднялась из-за стола, приглашая принца в свою комнату.

– Мама, что ты хочешь? Я с вами! – Кристина подскочила со стула.

– Ты еще маленькая, - сказала Ирина Михайловна, уводя принца.

Комната Ирины Михайловны напоминала кабинет. Володя переступил через порог, тяжелая дубовая дверь за ним захлопнулась.

– Молодой человек, сколько вам лет?
– без раскачки спросила мать, скрестив на груди руки.

– Двадцать семь, - ответил Вова, зажмурив глаза.

– Кристина мне сказала, двадцать с чем-то. Вы понимаете, какая большая разница? Ведь ей пятнадцать лет. Она вам говорила?

– Вообще-то, мы на этом не зацикливались... Но я заметил, ей не тридцать.

– Если б вам, например, было сорок, а ей двадцать, я бы поняла...

Вова с позором промолчал.

– А так... Я думаю, это не серьезно, - прикусив губу, продолжала Ирина Михайловна, как бы бракуя просроченный товар.
– Что вы молчите? Я вас не обидела?

– Как сказать, - Вова с трудом улыбнулся. – Скорее нет, чем да.

– Кристина говорит, вы так интересно рассказываете...

– Ну, да, - подтвердил Вова, - я умею рассказывать.

– Она переживает, что с бизнесменами вроде меня вам не интересно. Я вас не утомила?

– Да нет, что вы.

– Я бы не хотела, чтобы… у Кристины остался неприятный осадок. По-моему, вы для нее как первая любовь. Вы меня понимаете?

– Да, да.

– Пожалуйста, не делайте глупостей. Если для вас это не серьезно…

– Послушайте, почему для меня это должно быть не серьезно? – попытался возразить Вова, повысив голос.

Но мамаша его не слышала, словно перед ней была муха, которую надо раздавить.

– Да потому что вам двадцать семь, а ей пятнадцать, потому что она ребенок, а вы взрослый человек, - на той же громкости ответила мать.

– Ирина Михайловна, все будет хорошо, не волнуйтесь.

Вова попытался заглянуть Ирине Михайловне в глаза, надеясь увидеть там что-нибудь человеческое, однако матери такая идея не понравилась.

– Пожалуйста, оставьте ее в покое, - попросила она, отвернувшись. – Я только для этого вас позвала. Пожалуйста…

Пару недель романтические поездки в Солнечное продолжались втайне от Ирины Михайловны. Чтобы не попадаться на глаза ее знакомым, Вова с Кристиной стали наведывались в Солнечное по вечерам, добирались до берега обходными тропинками, а не по ровному асфальту, как все нормальные люди. Причем, Кристина снимала сандалии и шла босиком, балансируя руками и строя смешные гримасы на каждой шишке и колючке. Преодоление земного притяжения тонкой кожей доставляло ей столько же видимых, мучительных неудобств, сколько невидимой и мало кому понятной сладости. Нет, она не косила под русалочку, ходившей по земле как по битому стеклу, осознанно, все происходило бессознательно. Подсознание, душа, - здесь кроется неодолимое притяжение. Ведь, можно копировать любимого человека, существо, даже не подозревая об этом, даже его не зная – одним чувством посвященности, одной любовью. В принципе, мы все проделываем то же самое относительно тех, кого любим или ненавидим, равно как другие проделывают с нами - "душа" в этом смысле – мозаика мыслей и чувств, звенья которой кому-то принадлежали ранее, и кому-то будут принадлежать впредь.