Русофобия: антироссийское лобби в США

Результаты деятельности антироссийского лобби

Антироссийским группам не удалось убедить Белый дом оказать Грузии полномасштабную военную помощь для «сдерживания» России или добиться ее изоляции от западного мира. К России продолжали прислушиваться не меньше, а, возможно, даже больше, чем до конфликта. Через несколько месяцев замороженных отношений НАТО возобновило связи с Москвой. Подобно тому как британский военный секретарь лорд Палмерстон не сумел убедить свое правительство продолжать войну с Россией в ходе Крымской кампании в 1855 году, американские русофобы не смогли настоять на продолжении конфронтации с российским правительством. Наоборот, Вашингтон вскоре попытался восстановить диалог с Россией.

Тем не менее русофобские группировки смогли нанести немалый ущерб российско-американским отношениям. Они внесли свой вклад не только в ухудшение образа России в США, но и в ужесточение официального курса. «Нюансы» вроде интересов российской безопасности и необходимости для Кремля реагировать на военные приготовления западных держав не принимались в расчет. В центре внимания оказывались опять-таки глобальные интересы Америки и недоверие к российскому руководству, воспринимавшемуся как враг этих интересов. С другой стороны, Россия теперь более чем когда-либо была убеждена в необходимости жесткого отстаивания своих интересов на Кавказе без оглядки на позицию американского руководства. Многие российские комментаторы утверждали, что важнейшей целью США является вытеснение России из региона и что последняя должна защищаться, в том числе и посредством признания сепаратистских образований и создания замороженных конфликтов.

«Перезагрузка» и ее поражение

Смысл и направленность «перезагрузки»

Со сменой президентов в России и США перед двумя странами открылась возможность вновь попытаться выстроить отношения взаимовыгодного партнерства. Российское руководство продолжило исходить из важности укрепления связей с Америкой, а намерения президента Обамы изменить характер отношений с Россией стали частью усилий американского руководства сформировать новую внешнеполитическую повестку. Не отказываясь от сохранения за Америкой положения глобального лидерства, Обама стремился изменить сами представления о таком лидерстве. Свидетельства этого — возобновление диалога с европейскими союзниками и ключевыми странами мира, а в отношениях с Россией — отказ от одностороннего навязывания наиболее раздражающих Кремль действий (развертывание ПРО в Польше и Чехии, расширение НАТО, миссионерская риторика продвижения демократии в Евразии). Несмотря на недавний российско-грузинский конфликт, Белый дом выразил намерение «перезагрузить» отношения с Москвой. Для преодоления близкой к конфронтации атмосферы, возникшей после кавказских событий и российского признания независимости Южной Осетии и Абхазии, Обама высказался за ограничение масштабных планов Буша-мл. по укреплению ядерной безопасности в Восточной Европе, подписание нового договора об ограничении ядерных вооружений, формирование совместной правительственной комиссии по решению конкретных политических и экономических вопросов.

Президентская инициатива и выраженное намерение улучшить отношения с Россией ослабили позиции антироссийского лобби. Симптоматично, что некоторые из еще недавно громких критиков Кремля либо не подавали голоса, либо не получали необходимого доступа к хозяину Овального кабинета. Некоторые из критиков, такие как Майкл Макфол и Джо Байден, ранее известные своей непримиримой позицией в отношении Кремля²¹, теперь вошли в администрацию Обамы и вынуждены были действовать в духе политики «перезагрузки» отношений с Россией. Макфол в качестве помощника президента по России трансформировался в сторонника диалога с Кремлем. Вице-президент Джо Байден продолжил критиковать российское руководство в ходе визитов в Восточную Европу и на Кавказ, защищая их от «имперских» притязаний Москвы. По-видимому, цель этой критики заключалась в заверении европейских союзников, что новая российская политика не означает отказа от их поддержки со стороны США.

У «перезагрузки» выявились сторонники в американском обществе. В вашингтонских кругах ее поддержали умеренно-либеральные структуры типа Brookings Institution и Center for American Progress. Последний не раз выступал как с формулированием основных принципов «перезагрузки» в отношении евразийского региона²², так и с открытой критикой противников курса Обамы²³. К поддержке нового курса в отношении России склонялись и республиканцы-реалисты, опирающиеся на мозговые центры вроде Центра Никсона в Вашингтоне. Ранее данный центр выступил инициатором создания двусторонней комиссии по американо-российским отношениям, которую возглавили влиятельные сенаторы: республиканец Чак Хегель и демократ Гари Харт²⁴. Реалисты исходят из необходимости защищать американские интересы в мире на основе диалога и поиска общих интересов с Россией. Набор этих интересов включал борьбу с терроризмом, ядерное нераспространение и взаимодействие по вопросам энергетики. Для них Россия вне зависимости от характера ее политической системы слишком значима геостратегически, чтобы пытаться ее игнорировать, и слишком своенравна, чтобы поддаться «воспитанию» в духе американских ценностей. За пределами мира политиков и экспертов сторонниками «перезагрузки» стали компании, стремившиеся инвестировать в российскую экономику и желавшие скорейшей отмены поправки Джексона — Вэника и вступления России во Всемирную торговую организацию. В академических и культурных кругах новую политику США поддержали те, кто ценит российский вклад в мировую культуру и желал бы развития связей с Россией.

Саботаж «перезагрузки» антироссийским лобби

Антироссийские группы сосредоточились на саботировании сближения США с Россией. Критики Обамы настаивали на неспособности Кремля выступить партнером Белого дома, пропагандируя возвращение к наступательному стилю в отношениях с Москвой. Одним из аргументов стал разделявшийся многими представителями истеблишмента тезис об ослаблении России в результате глобального финансового кризиса. Эта слабость, с их точки зрения, позволяла добиваться от Кремля новых уступок. После московского саммита летом 2009 года эту позицию озвучил и вице-президент Байден²⁵. Тот факт, что Обама инициировал политику диалога с Москвой, многие в Вашингтоне восприняли как потворство «авторитарным» инстинктам российского руководства²⁶.

Требования жесткости к России зазвучали в США уже вскоре после официального объявления курса «перезагрузки». Так, первый саммит Обамы и Медведева в июне 2009 года был отмечен пропагандой российской угрозы в крупных газетах США. Газета «Вашингтон пост» опубликовала письмо четырех российских «либералов», призвавших Белый дом не поддаваться заверениям Кремля о желании сотрудничать с Америкой и не потворствовать «антидемократическим намерениям» российского режима²⁷. Известная своей неконсервативной ориентацией газета «Уикли Стандарт» опубликовала коллективное заявление сходного содержания, предостерегая Обаму не уклоняться от критики Кремля и поддержки «молодых демократий» Грузии и Украины²⁸. В 2010 году в то время, как президент США рассматривал Россию в качестве «важнейшего партнера в области глобальной безопасности»²⁹, «Фридом Хаус» обрушился с критикой на Белый дом и Кремль за потворство нарушениям прав человека. Организация выступила с требованиями поддержать «закон Магницкого» и заморозить счета видных представителей российской элиты, якобы ответственных за гибель адвоката. «До тех пор пока администрация Обамы представляет «перезагрузку» в качестве важнейшего внешнеполитического успеха, — писала в этом же духе влиятельная «Вашингтон Пост», — говорить правду о России будет вряд ли возможно… [Однако] растущий разрыв ценностей будет и далее уменьшать сферы возможного сотрудничества между двумя государствами»³⁰.

Апелляции к недемократичности России — многократно испытанный прием. Однако в данном случае критиками России выступали не столько либеральные правозащитники, сколько сторонники сохранения американского военно-политического господства в мире. Ранее, например, давление на Россию в вопросах Чечни оказывалось не только активистами Human Rights Watch, но и «демократами» вроде Збигнева Бжезинского, Ричарда Пайпса и Макса Кеппельмана, связанными с пресловутым (и ныне переименованным) Комитетом за мир в Чечне. Среди недавних подписантов обращения к Обаме в «Уолл Стрит Джорнел» было также немало «силовиков», таких как бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси и бывший военный разведчик и вице-президент оборонного концерна «Локхид Мартин» Брюс Джексон.

С аргументом об «авторитаризме» Кремля было логически связано и обвинение российского руководства в стремлении восстановить империю в Евразии и Восточной Европе. Примером может служить серия очерков влиятельной консалтинговой компании «Стратфор» об укреплении российского влияния в постсоветском мире³¹. Пока американские войска расквартированы в Афганистане и Ираке, предупреждала компания, Россия консолидировала свои позиции в странах, ключевых для геополитического выживания и готовится к усилению за их пределами³². Подобные опасения высказывали и представители восточно-европейских элит и выступающие в их защиту американские эксперты³³. «Политика администрации Обамы в отношении России неизбежно приведет к массивной утрате американского влияния в Евразии и подорвет безопасность друзей и союзников США к востоку от Одера», — бил тревогу консервативный фонд «Наследие»³⁴. Согласно этим экспертам, «перезагрузка» отношений с Россией оборачивается предательством Грузии, Украины и государств европейского региона, лишь недавно избавившихся от колониального владычества Кремля.

Реальность отличалась от картины, нарисованной богатым воображением критиков. В амбиции Кремля отнюдь не входило создание единоличной гегемонии в регионе. Россия стремилась к созданию пояса добрососедских или нейтральных в военно-политическом отношении государств, а не геополитического подобия советской системы международного влияния. Кроме того, Кремлю было явно не под силу единолично контролировать ситуацию ни на Кавказе, ни на Украине, ни даже в Казахстане с Беларусью. Скорее наоборот: России все сложнее было конкурировать за влияние с Евросоюзом, Китаем и другими региональными державами. Одним из свидетельств тому стал отказ России оказать военную помощь новому руководству Киргизстана в ходе дестабилизации центральноазиатского государства весной-летом 2010 года.

Наконец, в политических кругах США весомо звучал и аргумент о сдаче Обамой американских интересов ядерной безопасности и создания надежной системы ПРО. Ядерное крыло антироссийского лобби уверено, что отказ от размещения радаров и перехватчиков в Чехии и Польше, как это планировалось администрацией Буша, означает уступку российскому давлению. Например, аналитики консервативного фонда «Наследие» выступили с критикой нового ядерного договора с Россией, по их мнению, существенно ограничивающего возможности США ответить на угрозы атаки со стороны Ирана и Северной Кореи, а также позволяющего России сохранять слишком значительный ядерный арсенал³⁵. Бывший губернатор штата Массачусетс и кандидат в президенты Митт Ромни назвал договор об ограничении стратегических вооружений «худшей из внешнеполитических ошибок Обамы»³⁶. Критиков России также чрезвычайно беспокоила возможность продажи ей западных вооружений, подобных готовившейся закупке Кремлем французского корабля «Мистраль». По убеждению «Вашингтон пост», такая сделка лишь укрепила бы боеспособность и без того агрессивной России в черноморском бассейне, наделив ее возможностью нанести еще больший ущерб Грузии³⁷.