Русская фантастика 2009
Шрифт:
И в тот же миг другая вспышка, намного ближе, озарила корабль с левого борта. Гигантский огненный цветок, переливаясь всеми оттенками от багрового до пронзительно-голубого, расцветал во мраке космоса. Тут же справа расцвел еще один, и еще, и огромная сияющая занавесь развернулась поперек курса линкора…
В каком-то уголке сознания капитана мелькнуло, что он должен скомандовать экстренное торможение и скоростной отход от планеты, но он не мог оторваться от разворачивавшегося перед ним феерического зрелища. Последними словами Коямады были: «Какая изумительная красота!»
«Внимание, отсек разгерметизирован, давление воздуха 86 %…»
«Внимание,
Шварц выбрался из-под обломков. Аварийное освещение еще работало. Первым, что он увидел, был труп лейтенанта ван Бастена, лежавший поперек пульта. Доктор узнал его по нашивке — головы у лейтенанта не было.
«Внимание, отсек разгерметизирован, давление воздуха 80 %…»
Спасаться было поздно. Оба люка уже автоматически задраились, предотвращая утечку из соседних отсеков. Шварц затравленно оглянулся и увидел Рогозина, сжавшегося в комок в углу. В два прыжка он подскочил к давнему оппоненту и сгреб того за грудки.
— Идиот! — рычал Шварц, ударяя коллегу о переборку. — Безмозглый кретин! «Они не знают насилия и смерти, их парализует ужас!» Ужас перед смертью испытывают только те, кто хорошо знает, что это такое!
Из отсека со свистом уходил воздух.
Объединенный Военный Флот Земли, состоявший теперь из единственного корабля «Неостановимый», быстро (насколько позволяла поврежденная двигательная установка) удалялся от Альвы. На мостике неровно мигал свет, под потолком что-то искрило, пахло горелой изоляцией. Экраны показывали черноту, но не потому, что вокруг был непроницаемый мрак газопылевой туманности, а потому, что не работали.
— …выведены из строя три двигателя из четырех, — монотонно докладывал коммандер Леже. — Полностью уничтожены восемь отсеков, разгерметизированы тринадцать. Утрачена большая антенна и башня главного излучателя. Отказ генераторов с первого по шестой, восьмого и двенадцатого. Общее падение мощности на данный момент…
— Что с холодильными установками? — перебил Вин-терфилд.
— Отказ генераторов в сочетании с термическим поражением левого борта привел к тому, что запас продуктов…
— К черту продукты, что с яйцеклетками?
— То же, что и с продуктами, сэр.
— Ч-чер-рт, — проскрежетал зубами адмирал. — Ну ничего, это еще не конец! Среди выживших есть женщины?
— Да, сэр. Сержант Джен Цзян из третьего вспомогательного расчета.
— А, эта… афрокитаянка… — адмирал болезненно сморщился, вспомнив внешний облик сержанта. — Ладно, на что не пойдешь ради будущего человечества. Вызовите ее ко мне…
Оранжевое солнце медленно поднималось над водами моря Аэф-Шэ, именуемого также Морем Утреннего Бриза. Сейчас, однако, прохладный соленый воздух был абсолютно спокоен и вода была гладкой, словно в озере; лишь совсем крохотные, кристалльно прозрачные волны лизали разноцветные камушки у кромки пляжа. Редкие облака, проплывавшие на разной высоте, синели на фоне розового неба внизу и розовели на фоне синего неба вверху. Несколько птиц кружили высоко над водой, подставляя зеленые фотосинтезирующие крылья питательному свету, и в их движениях угадывался четкий ритм единой композиции.
— Хорошо, Аль, — похвалил мастер Ильх. — Вижу, с коэффициентом рефракции ты разобрался и с биологическими объектами тоже работаешь грамотно. Однако где же Эфф? Что-то он задерживается.
— Видите ли, мастер, — отростки ученика отразили легкое смущение, — в последнее время эти вечные споры и придирки с его стороны все больше нарушали мою гармонию. Так что я решил применить
нетривиальное решение этой проблемы и прекратил его жизненные функции. Правда, я здорово придумал?Генри Лайон Олди
НА ТОМ БЕРЕГУ
Печали нет на наших лицах,
Пусть мы уходим в сердце тьмы:
Ведь это все нам только снится —
Или кому-то снимся мы.
…и мы неслись, как пара гончих…
— Лика!
Хвост толпы всасывался в ворота стадиона. Кажется, вдали мелькнула знакомая челка — пепел и лен, вечно падающие на глаза. Она услышала! Должна была услышать. И дождется за воротами. Он сунулся вперед, отчаянно работая локтями, но потерпел поражение.
Оттерли, прижали к стене.
Ничего. Все в порядке. Сейчас людской прибой схлынет, и можно будет войти спокойно, никуда не торопясь. До начала матча… В котором часу начало? Что за матч? Футбол? Кто играет? Какого черта ты здесь делаешь, идиот?! Как ухитрился потерять Лику?
Они пришли вместе. Это точно. Лика его вытащила. Сам он ни за что бы не поперся на стадион. Она тоже никогда не была болельщицей, а сегодня вдруг загорелась: идем! Перед воротами колыхалось море голов. Возбужденный гул — словно тысяча силовых трансформаторов. А ему еще нужно было передать пакет… Какой пакет? Кому? Человеку в черном «Вольво». Пакет в плотной оберточной бумаге, перетянутый шпагатом. Печать из красного сургуча. Ни фамилии, ни адреса.
«Я быстро! Пять минут!»
Лика согласилась подождать.
Он нашел «Вольво», припаркованный в тенистом переулке. Молча отдал пакет — лицо человека сразу забылось, в памяти остались лишь узкие стекляшки очков — и поспешил обратно. Сколько он отсутствовал? Пять минут? Больше?
Лика его не дождалась. Пустяки. Зашла раньше, чтобы занять места обоим. Но сердце ударило не в такт. В животе сжалась пружина — холодная, тугая. Он вытер лоб платком, сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. В памяти зияли огромные, необъяснимые прорехи. Лику он помнил. Помнил их квартиру на четвертом этаже. Толпу у стадиона, пакет, черный лаковый «Вольво».
Все!
Как его зовут? Что это за город?! Судя по жаре, пыльной голубизне неба, по листьям каштанов, едва тронутым желтизной, сейчас — конец августа. Что было в злосчастном пакете?! Это казалось вопросом жизни и смерти.
В опустевших воротах топтались два билетера. Цыганистый живчик и грузный дядька с вислыми усами. Оба косились на него: заходишь или как? Он сорвался с места, на ходу доставая билет. Не удержавшись, мазнул пальцем по высоченной стене. Шершавый и вместе с тем гладкий материал вызвал странную ассоциацию: ракушечник, облитый глазурью. Усатый дядька на билет даже не взглянул, а цыган вдруг ухмыльнулся, подмигнув. Миг, и оба стража куда-то испарились. Он едва не налетел на вторую стену, расположенную сразу за воротами — ярко-желтую, словно выкрашенную пыльцой одуванчиков.
Что за хрень египетская?!
Справа обнаружился проем. Он сунулся туда. Стена.
Проем. Стена. Он в лабиринте! Сейчас раздастся рык Минотавра…
Вместо Минотавра в отдалении взревели трибуны. Он заметался. Поворот, другой — и он вылетел на футбольное поле. Над самым ухом, обдав упругой волной воздуха, пронеслось ядро мяча. Разочарованный выдох толпы: «Штанга!» Над головой гроздьями нависли трибуны. Он побежал вдоль желтой стены, прижимаясь к ней. Сверху свистели и улюлюкали.