Русская фантастика 2013_[сборник]

— Неужели нет способа?

Нож в пальцах дрогнул. Длинная стружка, свесившись до пола, качнулась змеей. Перевернутый, готовый ужалить знак вопроса. Грека замер, словно прислушиваясь к чему-то, взгляд слепо блуждал по двору. Егору почудился рев и грозный рокот падающей воды.

— Есть. — Голос скрипнул несмазанным колесом. — Забудь об этом. Я спрячу тебя.

Подавшись вперед, Егор выдавил:

— Сколько. Ты. Выдержишь?

— Дня два. Или три.

— И что потом?!

— Догадайся.

Губы корчились перерубленным дождевым червем. Только губы. Лицо застыло маской.

— Что за способ? — с нажимом произнес Егор.

— Скверный способ, — помолчав, ответил Грека. — Сдохнуть и то лучше. Правда, может выгореть.

— Если я… — Егор запнулся, — умру, они придут к тебе. В мой сон.

— Не придут.

— Уверен?

Грека устало смотрел на Егора, так отец смотрит на капризного ребенка. Кого ты пугаешь? — читалось в глазах. Меня? Шантажируешь? Чем? Вздохнув тяжелее прежнего, отложил вырезанную из чурки вещицу — она до боли напоминала маленькое весло, вторая чурка дожидалась рядом.

— Вдруг выгорит? — прошептал Егор.

Грека покачал головой. В черных с проседью волосах запутались мелкие стружки.

— Ты в детстве на ромашке гадал? Обрываешь лепестки — да, нет. Получится, не получится. Лотерея.

«Придут к тебе охотники или нет», — хотел съязвить Егор, но вместо этого пробормотал:

— Что ж вы все такие…

— Сволочи? — подсказал Грека.

— Хуже.

Егор рывком поднялся, шагнул к калитке в воротах.

— Стой, — окликнули сзади.

Он взялся за щеколду. Потом обернулся.

— Спасибо, что приютил. За помощь спасибо. Жаль, что так вышло. Затруднять тебя не буду, в ноги падать — тоже. Долг? Считай, отработал. Как-нибудь справлюсь. Сам. К тебе, надеюсь, не явятся. Это уж совсем несправедливо.

— Ты бы согласился? — спросил Грека. Его левое веко слегка дрожало, и в такт этим подергиваниям далеко, на самом краю сознания шумели под ветром рыжие камыши. Чш-ш-ш — ветер. Холодок в затылке, скрип уключин. Сырость, плеск; забвение.

— Я… — Егор посмотрел на руки. — Помогу. Я учился, умею.

— С лодкой управляться? А если перевернемся? Если вплавь? Там, братец, такие караси-юраси. Цапнут — и с концами.

Егор криво усмехнулся.

— Откуда про Юрася знаешь? Про то, что плавать назло выучился?

Грека недоуменно взглянул на него и вдруг засмеялся:

— Упрямый. Люблю упрямцев! Ладно, айда тренироваться, а то с непривычки запястья повредишь.

В лодке было тесно; заваленное рыбой дно не прощупывалось. От запаха мутило. Воняло не просто рыбой — какой-то тухлятиной, и Егор с трудом сдерживал рвоту. Он и Грека гребли по очереди. Лодку сносило течением, и они работали веслами изо всех сил, натирая кровавые мозоли на ладонях.

Река грозно шумела на перекатах. Вода бурлила, с весел срывались клочья пены, а за кормой противно

хлюпало и чавкало. Позади космами стлался туман, мелькали огни и звучал далекий охотничий рог.

Сверху, из-за края туч, тускло светил месяц.

— Главное, на стремнину выйти, — перекрикивая грохот волн, орал Грека. — А потом выгребать скорее. И чтоб бок, бок чтоб не подставлялся! И весла чтоб не обломились. Иначе звездец. Там, знаешь, водопад есть. Охрененный, я тебе скажу, водопад! Глубокий! Рушится в тартарары. Прямиком, значит, в Тартар. Самое то для неупокоенных. Оттуда даже титанам не выбраться. Ты, главное, греби! Греби, чтоб им всем пусто было!

И Егор греб.

Греб, срывая ногти на пальцах и страшно, безумно, радостно хохоча.

Александр Бачило НЕ НУЖНЫ

Честно говоря, я думал, каюк. Напоролись на дрон, а это значит, что жизни нашей осталось на час-другой, не больше. Тут залегай хоть к медведю в берлогу, а беспилотник не перележишь. Будет кружить — елозить, как пылесос по коврику, каждый сантиметр прощупает и в конце концов найдет. Вот он, совсем близко тарахтит, сволочь. Низом идет. Выходит, засек, сейчас всадит…

И вдруг слышу: кудах-тах-тах — обороты сбавляет! Пофырчал, пофырчал — сел. Тут до меня и дошло: это не дрон! Простая патрульная «вертушка» с парой мордоворотов в кабине. И ведь сели, гады, чуть не на загривок нам! Дверь открыли, турель откинули, гыргычут чего-то. Когда-то я неплохо понимал по-ихнему, кино без перевода смотрел. Но кино в наших краях повывелось вместе с электричеством. Видимо, решено было, что для поддержания порядка ни того, ни другого не требуется, главное — патронов побольше.

Ладно, переглянулись мы с Матрешкой и лежим дальше, не шелохнемся, ждем, что будет. Хотя я уже догадываться начал. И точно, один мордоворот из кабины выпрыгнул, копыта расставил и пятерней пуговку под брюхом нашаривает. Приспичило, видать, в небесах. Эх, сейчас бы жердиной как заехать пониже той пуговки! И пока корчится, пулемет-то с турели и снять. Очень бы он у нас в тоннелях пригодился…

Да где там! Разве мне такого кабана завалить? Тем более — двух. У них питание, и у нас питание. Смешно сравнивать!

И тут Матрешка моя вдруг не выдержала.

— Хоть бы отвернулся, страмец! — шепчет.

Я только глаза на нее выпучил: молчи, дура! У него ж гиперакустика в шлеме!

Поздно. Встрепенулся мордоворот, будто жердью ударенный, и одним прыжком — назад, в кабину. Аж пуговку с испугу потерял.

«Гераут, — кричит, — гераут!» Дескать, валим отсюда! Эти слова я сразу понял, потому что в ихнем кино они чаще всех попадались.

Грохнул реактивный ускоритель, и «вертушку» забросило в небо, как из рогатки. Мне полный рот земли насыпало, чтоб им пооторвало там все вместе с пуговкой! Но отплевываться некогда — схватил Матрешку за шкирку, и давай бог ноги.

— В елки! Скорей!

Метнулись в самую чащу, потом вбок да вниз, в яму. Затаились, слушаем. «Вертушка» вроде ушла, даже стрелять на пробу не стала. Но счастья мало. Эх, Матрешка, Матрешка!

— Что ж ты, красивая, наделала… — вздохнул я. — Вот теперь они точно дрона пришлют по наши души. И куда прятаться?

По всему видно, помирать надо. А ведь полгода жил — не тужил. И чего, спрашивается, с этой дурой связался? Правда, тут бы еще разобраться, кто с кем связался. Не сунься она тогда в мою нору, может, до сих пор бы стояла нора, или что они там, норы, делают? Зияла.