Русская инфанта

– Аллергия на пыль, – пояснил он мне, когда я его наконец догнала. И примирительно добавил: – Кстати, я только сейчас понял, что вы похожи на ангелочков с картин Раннего Возрождения. Те же кудряшки, невинное личико…

– Как вы внимательны. Обычно мне говорят об этом в первые пять минут знакомства, – я злилась на него за то, что мы так быстро ушли из первых залов.

Но все простила, потому что впереди замаячили греки. Я мгновенно отвлеклась на скульптуры и стала разглядывать Аполлона, Эроса и Сатира. Мне очень хотелось обсудить их достоинства, но мой спутник каждый раз стремительно покидал зал, и я накручивала круги в надежде найти этого человека среди произведений всемирного искусства. А он стоял около какого-нибудь непримечательного предмета, который находился за стеклом толщиной в палец. Не больше пальца оказывался и сам предмет…

Кажется, в музеях Ватикана мы совпали только один раз – когда, не сговариваясь, стремительно пронеслись мимо витрин с царской посудой…

В залах Рафаэля стало еще хуже. Я стояла, задрав голову, впившись глазами в потолок, когда мой спутник приглушенно сказал:

– Идемте отсюда. Здесь слишком много прекрасного. Слишком много всего.

Я поняла, что он сейчас разрыдается.

Мы отправились в другие залы в надежде отдохнуть от красоты, но это было совершенно невозможно. Фрески поглощали, как когда-то сами стены поглощали эти краски.

Мой спутник спешил уйти и оттуда. Я понимала его, но ничего не могла сделать, никто не мог, потому что впереди была Сикстинская капелла.

Несмотря на грандиозную репутацию, капелла кажется очень маленькой и тусклой. На стенах и потолке в библейских сюжетах сгрудились столь мощные мужи, что непонятно, где автор нашел им столько пространства.

В капелле было полно народу. Я боялась, что у моего спутника начнутся клинические проявления клаустрофобии. Вся толпа уставилась в потолок. Фотографировать здесь было нельзя, поэтому люди быстро сотнями входили и выходили прочь.

Мы стояли в центре туристического супа, казалось, еще мгновение, и что-то закипит. Тогда я сказала:

– Вы знаете, что фигурам на фресках Микеланджело отдельно дорисовывали трусы? Он же всех голыми рисовал. И вот однажды отцы церкви сочли безнравственным иметь в домовом храме столько раздетых мужчин…

Но даже это не заинтересовало моего спутника. Он потянулся к выходу. Я еще раз посмотрела на Адама, размышляя вслух о том, как ему лучше – в трусах или без, – и тоже покинула вершину эпохи Возрождения.

6.

Через несколько дней жизни в Риме, тайно подключившись к соседскому интернету, я написала своей подруге, которая жила здесь с мужем и ребенком. Мы договорились встретиться у фонтана де Треви.

Мой спутник ушел гулять по антикварным магазинам. Думаю, наша культурная программа для двоих его все ж доконала. Особенно когда в галерее Памфили я не исключила того, что Караваджо спал со своими мальчиками-моделями:

– Уж очень они аппетитны, – пояснила я свою мысль.

В качестве оправдания отмечу, что мы совпадали в быту. Поэтому, когда при расставании он сказал, что будет ждать меня дома, я ни минуты не сомневалась – будет.

Фонтан де Треви поразил мое воображение. Он стоял без воды, весь забитый досками. Колесница Нептуна была завалена строительным мусором. Тритоны и гиппокампы оказались погребены под грандиозной реконструкцией, которую как раз переживал фонтан.

Мою подругу я сразу узнала: выпускницы филфака не меняются. Сначала она стала вести себя как типичная итальянка: крепко меня обняла, поцеловала в обе щеки и без умолку говорила на помеси языков:

– Как я рада! Погода – супер! Пошли в Piccolo Arancio, там отличные lasagne! Ты любишь?

– Что, что? Дорогая, ты не могла бы помедленнее, куда мы идем? – беспомощно проговорила я.

Наконец она сжалилась надо мной:

– Пошли, говорю, в ресторан, я тебя лазаньей угощу. Как ты живешь?

– Живу хорошо, только вот не здесь, а в холодной стране, так что лучше ты расскажи про себя.

– Ой… Мы живем не очень, конечно, хорошо, сейчас кризис, доходы упали, бизнес все убыточней…

За этой умиротворяющей болтовней мы подошли к милому ресторанчику и вошли внутрь.

– Расскажи мне, как выйти замуж за итальянца, – попросила я, когда мы сделали заказ.

Она критически меня оглядела и сказала:

– Выпьем. Расскажу.

И вот мы пили шампанское и ели лазанью. Ресторан был небольшим и темно-уютным. Наша беседа текла как ручеек, и я вела себя непринужденно. Моя подруга объясняла мне, почему я никогда не буду жить в Риме. Я не знаю языка. Никакого. Даже русский я знаю на четыре с минусом – она помнит, мы же вместе учились. И у меня нет хорошей специальности. А мужчины здесь легко не женятся, потому что в Италии сложно развестись.

– Нет, конечно, ты хорошо выглядишь и у тебя такой невинный образ… Похожа на ангелочка. Правда, ангелочки здесь всем надоели века с пятнадцатого… Но тебя вполне могут пригласить на аперитив. И даже на что-то большее ты можешь рассчитывать…

– На ужин? – уточнила я.

– На ужин, – подтвердила она. – Но так, в принципе, на твоем месте я бы поохотилась в других городах, – деловито завершила она свою мысль.

Мы снова выпили. Я говорю:

– Я вообще замуж не хочу! Только недавно с бывшим рассталась.

– Серьезно? Ах ты, бедняга, – оживилась моя подруга, – а ну расскажи!

– Ну, значит, как было дело… Как… А! Дело было в Риме, конечно! – осенило меня. Не знаю, зачем я начала ей врать. Может, сработал комплекс неполноценности, который она уже почти во мне воспитала.

– В Риме? – озадаченно спросила моя подруга.

– Да, в Риме. Я, знаешь ли, приехала сюда по делам, а он… В общем, захожу я, значит, в дорогой ресторан в платье с открытой спиной. У меня назначена деловая встреча. Ну не совсем, конечно, деловая, с аперитивом, как ты говоришь…

Я отхлебнула и через весь стол потянулась за бутылкой, продолжая выдумывать историю своей любви:

– И вижу – за столиком в углу мой бывший. Тот самый, который всего неделю назад заявил мне, что у него кризис и ему нужно подумать. А рядом симпатичная блондинка. Подумал, значит… Я, конечно, устроила скандал, потом рыдала. На следующий день он позвонил и спросил, когда мне угодно забрать вещи. Глупая, в общем, история, зачем я ее рассказываю…

– Послушай, но это ужасно! – такой была ее искренняя реакция на мою неискреннюю речь.