Русская канарейка. Трилогия в одном томе
Шрифт:
Неудача… Ах, твою ж мать, какая неудача!
Нужно было уходить, просто плыть к берегу, и черт с ней, с лодкой… Однако все его естество, его сердце, клокочущая ярость его памяти не допускали этой мысли. Сбежать?! Когда наверху, так близко – враг, заслуживающий смерти от его руки?! Но – Винай! Как мгновенно тот опознал Леона – с первой же секунды, несмотря на полусмытый грим, а может, и не узнал, может, просто почуял смерть?
Скрываясь под водой, Леон подсчитывал доходы и убытки: один выведен из строя, трап с яхты еще не спущен, значит, вряд ли в катере быстро может очутиться кто-то из команды, и вряд ли среди них есть профессиональные бойцы. А грузить ковры им надо, и уходить им надо, так что в катере сейчас – Винай с единственным защитником. Леон всплыл туда, где в кругу электрического
– Ищи, ищи! – приглушенно крикнул Винай на английском. – Выше фонарь! Он всплывет!
– Да уж сколько минут прошло… – неохотно ответили по-русски. – Наверняка утоп… Прибьет его где-нибудь в Санта-Маргарите.
– Нет! Нет! – вновь ожесточенный фальцет: Винай. – Он долго под водой может, сам видал! Надо искать! Крикни, пусть сверху дадут прожектор. – Его голос, странно высокий, поднялся до истерики: – Не стрелять! Не стрелять! – Это он наверх, понял Леон, это яхтенным. – Только живой! Он мне нужен! Он – разменная монета!
И Леон поплыл на этот голос – зазывный, как голос сирены, самый для Леона вожделенный. Сквозь тонкий слой воды видел, как с фонарем в руке, чудесно освещенный, Винай склоняется над бортом, жадно и опасливо вглядываясь, надеясь увидеть всплывающее тело…
И тогда, собрав мышцы в единый ком, Леон торпедой вылетел из воды, мощным замком обхватил голову Виная, резко рванул, будто срывал ее с плеч, и ринулся обратно, в глубину, всем телом сплетясь в смертельный клубок со своей добычей…
Всё решили первые секунды: ошеломление жертвы, ледяная вода… Когда, инстинктивно вцепившись в Леона, Винай попытался освободиться, было поздно: Леон уже оседлал его и, стиснув железными коленями плечевой пояс, не давал освободиться, не пускал подняться вверх.
Но столь внезапно вынырнув перед лодкой, он и сам не успел глотнуть воздуха, и сейчас в его легких оставался совсем маленький запас кислорода. Уже мутилось в голове, уже, легко покачиваясь, проплыла кругами странно яркая в мутной воде обнаженная Айя – спокойное лицо, закрытые глаза; Стеша сказала: «Вот сюда», – приподняв руку, за которой тянулся шнур капельницы, показала на горло, трепещущее от нехватки воздуха… Костер горел не на пьяцце, а где-то рядом, он просто полыхал в мозгу, пожирая кислород… Леон все скакал на своем коне, обеими пятками сжимая его бока, держась до последнего мгновения, зная, как опасна эта эйфория недостатка кислорода, так гибли многие: еще секунда-две-три – и ему просто не захочется возвращаться…
Воздух в легких почти иссяк, но Леон не отпускал Виная, пока не ощутил последнего спазма в его обмякшем горле, последней судороги мертвого тела…
И тогда в полной тьме, на тающей грани сознания, отпустил, оттолкнул ногами в бездну ненавистный груз и, уже не разбирая направления, взмыл к поверхности воды…
Когда он вынырнул под завертевшийся штопор «белого червонца» луны, прямо в бьющие брызги волн, в колючий благостный дождь, перед глазами, как во сне, вспыхнула бисерная сыпь зубчатой стены домов Портофино и закачался, мерцая на волнах, далекий язычок костра Святого Георгия. В тумане ядрышко огня пульсировало, как сердце плода в материнском чреве. Он и сам сейчас чувствовал себя слепым эмбрионом в грозных морских валах, ядрышком огня в черной воде залива.
Было много воздуха: много льющегося в отверстые легкие влажного морского воздуха, много свободы и оглушительного счастья…
Затем – удар по голове, раскат фейерверка и гулкие, затухающие всплески огромной темной воды…
Вначале, как обычно, в сознание прокрались и расцвели запахи: кофе, свежая выпечка, зеленый хаос листвы…
Одновременно, чувствуя страшное давление в мочевом пузыре, Айя качнула пудовой головой. Правую щеку лизнуло прохладой. Душисто… Чистота… Там окно? Хорошо, приятно… Рука, занемевшая под животом, ожила и поползла по материи, холодной и гладкой. Еще не понимая, где она, уже порадовалась, что опять обошлось…
Главная задача сейчас – разлепить глаза и доползти до унитаза. Где он, кстати?.. Но прошло еще минут двадцать, пока она пошевелилась, медленно ощупала вокруг себя тонкую ткань пододеяльника и край кровати – куда можно спустить ноги… Приподнявшись, спустила их, тихо покачиваясь
и чувствуя сквозь веки свет и чудесные запахи из окна. Утро, сказала себе. Утро и – возвращение…В туалете, куда она счастливо добралась и где с невыразимым наслаждением изливала из себя водопады, озера накопленной жидкости, чуть покачиваясь и прислонясь виском к кафельной стене, и потом еще долго сидела, просто медленно обретая тело, мысли, зрение и память, – в туалете она вспомнила, что: Леон. Тревожился. Кричал… Ворочал ее заполошными руками… потому что именно сегодня…
– Ничего-ничего, – сказала она себе. – Сейчас в душ, а когда он вернется, я тут как огурчик.
С полчаса она стояла под душем, жадно хлебая воду прямо из пригоршни, довольно быстро на сей раз обретая мышцы живота и спины, чувствуя, как возвращается упругость ног и рук, а желудок просит – нет, умоляет, вопит! – о куске хлеба, а лучше, о помидоре. О красном сочном помидоре. Жрать! – весело приказала себе. Жрать, жрать поскорее!
Она крепко растерлась полотенцем, готовая тотчас идти с Леоном куда скажет. Вернулась в комнату и, как обычно, прилегла еще на чуток, о, совсем на минуточку! – проспала около часа здоровым, прозрачным человеческим сном, в котором они с Леоном ехали по длинной подъездной аллее к замку, о чем-то споря, а потом еще куда-то почему-то бежали, и Леон говорил, что за музыкой всегда так быстро бегут, что он научит ее, Айю, бегать за музыкой, и тогда она все услышит… Потому что это не вопрос слуха или врожденной глухоты, говорил он, а вопрос скорости звука… И этот сон выметал последние остатки дурноты и шел только на пользу. На пользу и душевный покой.
Проснулась абсолютно здоровая.
Сразу все вспомнила и с ледяной ясностью поняла: Леона нет, и нет уже давно.
Волна паники накатила и сразу отхлынула: да он сейчас придет; с ним ничего не может случиться. Ведь утро? А какое сегодня число?
Кинулась к рюкзаку за ноутбуком, не нашла его и только тогда заметалась и обнаружила свой ноутбук на столе: лежал на самом видном месте, вот дурында! Открыла, набрала пароль – и увидела два этих письма. Почему-то сначала принялась за то, другое, названное «Shauli», – странный набор английских букв, ни черта не значащий, какие-то обрубки лего в явно установленном порядке. Попыталась поменять расширение, потянулась стереть, но удержалась. И только тут увидела, что другой файл назван «Supez».
И торопливо его открыла.
«Супец, ну и здорова же ты дрыхнуть, – кому только рассказать. Ну-ка просыпайся скорее! Если читаешь это письмо, значит, я еще не вернулся. И ты вот что сделай: немедленно закажи такси и сматывайся из Портофино. Хозяйке скажи, что сейчас тебе сообщили: мол, с бабушкой приключился обморок на берегу и ее уволокли в госпиталь в Рапалло, так что ты едешь к ней. Весь инвалидный инвентарь оставь в женском туалете в аэропорту, пусть персонал думает, что старуха два дня не может просраться.
Денег в портмоне тебе пока хватит. Если не хватит, сними по карточке. Код простой: первые две цифры – дата твоего появления в Париже, две вторых – день твоего рождения. Задача нетрудная. За пансион тоже плати карточкой. Главное, ничего не бойся, но: в Париж пока не суйся. Ни с кем не встречайся. Веди себя как прежде – ты у нас толковая. А лучше всего, поезжай к отцу, я найду тебя там непременно.
Письмо (Shauli) сразу же пульни по адресу… (следовал дикий, как само письмо, набор цифр вперемешку с буквами, с французским доменом).
И помни: в Лондоне нас ждет целая бутыль собственного соджу, на которую никто, кроме нас, покуситься не смеет!»
Вот когда ее обуял ужас. Она заглянула в новостную программу, узнала сегодняшнее число, и ее тут же вырвало – еле успела добежать до раковины. Монотонно бормоча: «Ничего-ничего-ничего, он сказал, чтобы не боялась…» – она кое-как оделась, дрожащими руками натянув что под руку подвернулось: его, Леона, джинсы и его же синий свитерок… Наткнулась взглядом на идиотский патлатый парик, нахлобучила его на голову и, вместо того чтобы поступить, как велел Леон, ринулась на поиски…