Русская комедия

Мы стоим, правда, спиной к Волге-матушке. Тем не менее точно знаем, что нет там, на стрежне, никакого героя. Более того, совершенно точно знаем, что и не будет.

И, пожалуйста, не разевай варежкой рот, наш милый читатель. Наглотаешься не только колдыбанских ворон, самых костлявых на Средней Волге, но и колдыбанской сажи, самой черной в мире. Чем ты, собственно, недоволен, ушлый и дошлый? Ах, ты хотел, чтобы Лука Самарыч все-таки выплыл. Прямо на середину Волги. Чтобы подрулил ко всем и вся. Прямо под нос. Чтобы кепку снял, руки всем пожал, автографами или даже памятными сувенирами одарил. Дескать, вот вам, мои былинники речистые, мои волжские гомеры и гюго, убедительные вещдоки. Того, что я истинно есть. Если попросите, могу еще фонарь на лбу засветить. Хоть себе, хоть вам.

Мило, очень мило, но… Но это будет уже удивительная колдыбанская былина. А былины и легенды — не по нашей части. Наше дело — удивительная колдыбанская быль. И мы эту быль уже сотворили.

Да, да, наш ход уже сделан! Сказано: Лука Самарыч всплыл. Значит, так оно и есть. Потому как на Самарской Луке, если загибаешь с поворотом, верят на слово.

Загнули мы на зависть всем временам и всем народам. Нате вам героя!

И точка.

Теперь самое время былины-легенды слагать. Дескать, вон он, Лука Самарыч! Выплывает из-за острова на стрежень. Подруливает прямо под нос. Кепку снимает. Автографы раздает. А на лбу, на лбу-то у него… фонарь! Как звезда у знаменитой Царевны Лебеди горит…

Ну и так далее. Язык прямо чешется. Но… Нам нельзя языки чесать. Это — прямое дело и святая обязанность Колдыбана.

Смелее, Колдыбан! Делай свой ход. Загибай вдоль и поперек, а главное — с поворотом.

Мы по-прежнему стоим спиной к Волге, а лицом — к честной колдыбанской публике и с удовольствием, с особым удовольствием наблюдаем, как она меняется в лице. Как сходит с лица всех и вся энтузиазм. Как воцаряются недоумение и растерянность на лицах даже самых солидных лиц. Оцени, читатель, красоту нашей игры.

— Достославные земляки! Лука Самарыч учил: удальцы творят удивительную быль; народ слагает об этом удивительные легенды. Это означает, что здесь и сейчас для вас наступил момент истины. Как мы хотели бы разделить с вами особую радость этого особого момента! Но…

— Но теперь эстафета — в ваших руках. Ваша игра! Не смеем мешать вам.

— Да и некогда. Нам пора на прадедовскую вахту, в «Утес». Где нас и вас у колыбели легендарного героя ждет победный третий стакан.

— Как встретите Луку Самарыча — милости просим в легендарную точку номер тринадцать, чтобы рассказывать современникам, а равно потомкам удивительные, совершенно особые колдыбанские легенды и былины. Запомните пароль. Вопрос: «Как дать пить?» Истинный ответ: «В одолжение».

Ну что скажешь, читатель? Нет, не говори, будто мы подложили достославным землякам большую свинью. Будто поставили их в дурацкое положение.

Кто жаждал вновь узреть пузатое чудовище? Взыгравший Колдыбан. Тогда почему бы нашим землякам не увидеть здесь и сейчас своего вожделенного Луку Самарыча. Его, правда, нет, но разве это препятствие для истинных колдыбанцев?

Да и куда им деваться? Третий стакан ждет. А без третьего стакана ты вообще не колдыбанец. Никакой.

Так что придется всем и вся увидеть то, чего нет. В смысле своего вожделенного Луку Самарыча. А значит, мы, истинные колдыбанцы, так много пострадавшие во славу их вожделенного героя и сотворившие так много удивительных былей, услышим наконец про все про это былины и легенды.

Мы уже предвкушали скорое и особое удовольствие. Уже видели себя у барной стойки. Уже поднимали налитые в край стаканы. Уже готовы были осушить их. В одолжение родной Колдыбанщине. То есть за счет всех и вся.

Мы уже собирались покинуть сцену, то бишь помост, укутанный в старый советский кумач, но тут…

Глава двадцатая

— Мне стыдно за вас!

Все вздрогнули. Этот голос мог принадлежать только одному человеку в мире.

Все вперили взоры в волжскую даль. Но там никого не было. Зато по шатким ступеням на временную сцену-помост поднимался какой-то субъект.

— Мне стыдно за вас! — вещал он голосом, знакомым нам аж до зубной боли. — Весь мир взирает на Колдыбан с верой и надеждой, а Колдыбан взахлеб проводит пустое мероприятие.

— Лука Самарыч? — изумленно вопросила толпа.

— Еремей Васильевич, — решительно представился колдыбанцам субъект.

На помосте действительно стоял Еремей Васильевич Хлюпиков. Но не в брезентовой плащ-палатке. Не в болотных сапогах. Не в штанах шириною с лужу на площади имени Октябрьской революции. Хлюпиков был в новом двубортном костюме. В белоснежной сорочке. И даже при галстуке, завязанном двойным виндзорским узлом. То есть как все и вся. Очевидно, специально. Чтобы его не путали с Лукой Самарычем.

С какой стати этот монстр заявился сюда как снег на голову? Что он затеял?

— Уважаемые сограждане! — твердо заговорил костюмно-галстучный Хлюпиков. — Позвольте вас спросить: кого вы тут слушаете? Кто такие эти люди?

— Это — удалые соратники нашего легендарного героя Луки Самарыча, — аттестовал нас ведущий Леопардов хорошо поставленным голосом, но явно запинаясь, так что мнительный режиссер Станиславский непременно бы обрадовался: «Не верю!»

— На Самарской Луке верят на слово, — усмехнулся новоявленный инспектор, куда более тонкий, чем знаменитый столичный режиссер, и тонко уточнил:

— Верят тому, кто красиво загибает и при этом не тонет. Вот я и хотел бы проверить этих якобы удальцов-соратников. Не сорвутся ли они на крутом повороте? Что скажет публика?

— За! — не задумываясь, согласилась честная колдыбанская публика, охочая до всяких удивительных представлений, тем более задаром.

Вот это поворот! Мы очугунели, подобно монументу, который стащили с пьедестала, решив, что нечего ему гордо пылить на площади, а пусть пылится где-нибудь в уголке в заводском музее.

А монстр заводился, как на воскресном базаре или как на советском митинге.

— Здесь и сейчас совершилась удивительная Колдыбанская быль: Лука Самарыч восстал от смерти к вечной легендарной жизни, — распинался монстр. — Восстал, но… почему-то не спешит явиться перед лицо родного Колдыбана и родной эпохи? Очевидно, тут есть какая-то особая причина. Если собрание не возражает, я назову ее.

— За! — радуется, как дитя на новогодней елке, любопытный Колдыбан.

— Дело в том, — охотно продолжил выступальщик с двойным виндзорским узлом, — что удивительная колдыбанская быль еще не дошла, точнее — не доведена до истинно победного конца. Расставаясь с верными соратниками-удальцами, Лука Самарыч дал им свой особый атаманский завет…

— Если эти люди — действительно соратники Луки Самарыча, — и он погрозил нам пальцем, как базарным спекулянтам, — они должны знать, о чем идет речь.

Читатель, наверняка, помнит ту околесицу, которую нес Лука Самарыч, то бишь сторож Хлюпиков, после того как сдуру подписал ахинею, то бишь исторический приказ № 13. Мы, конечно, тоже помнили всё слово в слово, но как нормальные люди не хотели и не собирались вспоминать.

— Может быть, Лука Самарыч оставил нам еще и атаманский клад? — попытались отшутиться мы, хотя и по-московски, то есть плоско. — И кто вы, собственно говоря, такой? Если мы не ошибаемся, то вы — Еремей Васильевич Хлюпиков. Не более чем пенсионер и ночной сторож. Насколько нам известно, герой Самарской Луки, наш любимый Лука Самарыч не знал никакого сторожа Хлюпикова. Во всяком случае, мы никогда не видели их вместе.