Русская красавица. Антология смерти

Я напряглась, чтоб не думать, а Пашенька, почуяв что-то, загнанным зверем зыркал в мою сторону, опасаясь, что я вытворю что-нибудь недозволенное. Он крутил туда-сюда стильно-обработанной макушкой. Я вспомнила вдруг, как сооружала эту стрижку, и, смеясь, прогуливалась ладонью по самым кончикам жёстких волос свежевыстриженной площадки. Вспоминала и удивлялась, отчего же данное воспоминание не бередит в моей душе никаких собственнических рефлексов, отчего таким ненужным кажется мне сейчас и этот мальчик, и эта площадка на макушке, и даже длинные, загибающиеся кверху реснички. Сложившейся ситуацией мой Пашенька окончательно стёрся, и навсегда превратился в Сонечкиного Павлушу. И это оказалось совсем не больно.

Заговорить о главном я готовилась непозволительно долго. Подозрительно озиралась на окно, не доверяя карнизу, вслушивалась в шаги в коридоре. Готова была даже накрыть подушкой телефонную трубку, какими-то генетическими, вскормленными советскими страхами наших дедов, инстинктами подозревая, что в трубке наверняка подслушивающее устройство. Долго раскачиваться на разговор было нельзя, и я решилась. Выпалила всё скопом, не позаботившись даже подготовить атмосферу разговора.

– Сонечка, я не поеду в твой тур, и тебя позвала совсем за другим.

– Хм? – Сонечка приподняла бровки и вопросительно ткнула наманикюренным мизинцем на своего бой-френда.

– Нет! – отмахнулась я, – Он просто для прикрытия. Сонечка, милая, ты одна можешь мне помочь. Только не расспрашивай ни о чём! Мне нужно, чтобы ты поехала на Цветную. Не знаю, где находится. Это трамвайная остановка где-то в старом центре. Запоминай. От остановки должен идти переулок. Не знаю, куда. Тот, кто описывал мне дорогу, и подумать не мог, что я стану искать. Мне просто передавали свои ощущения от дороги домой, а я теперь по ним пытаюсь вычислить точный адрес. Это смешно, но других данных у меня нет. Причём, сама я никуда поехать не могу. Сразу засекут, что ищу кого-то… В общем, в конце переулка должен быть старинный-старинный двухэтажный дом. Из тех, в которых, прикасаясь к стенам, чувствуешь биение вечности… Возле подъезда огромное дерево и много детей. Всегда много играющих детей, за которыми присматривают вечные старушки, оседлавшие подподъездные лавочки. Они сварливые, смешные и эпохальные. Больше всего я наслышана о старушках:

– А это кто пошёл с девочкой? – склероз иногда подбрасывает подподъездникам темы для разговоров, – Вон, с маленькой такой, чёрненькой, с самокатом? Новенькая что ль?

– Ой, Андреевна, ты совсем с глузду съехала, – отвечает другая старушенция, – Это ж Тоня с дочкой. Ну, Тоня. Помнишь, маленькая такая, чёрненькая, все с самокатом вокруг нас бегала…

– Какая Тоня?

– Да дочь Таси! Той, что такая чёрненькая, маленькая, бегала тут вокруг нас… Болезненная такая …С самокатом.

Такие вот у них разговоры. По крайней мере, мне так рассказывали. А потом добавляли:

«Все мы здесь – сиюсекундные гости. Мы приходим, взрослеем, уходим, а старушки и самокаты остаются, и вот уже наши внуки комплексуют от собственной мимолётности, нечаянно подслушав их разговоры…»

– Как краси-и-во! – восхитилась Сонечка. Я знала, знала, что она поймёт меня! – А кто это говорил?

– Тот человек, которого ты должна будешь найти по моей просьбе. Её зовут Марина, и она исчезла из моей жизни при весьма загадочных обстоятельствах. А я не могу даже вырваться, чтобы разыскать её и поговорить… Потому что за мной следят… Точнее, я выдумываю, будто за мной следят. Но так выдумываю, что сама в это верю…Меня это страшно бесит!

– Любовь? – совершенно серьёзно поинтересовалась Сонечка, для которой не было другого оправдания человеческим страстям.

– Что-то вроде, – покорно согласилась я, потом всё же решила не обманывать, – То есть, нет. Не любовь. Просто меня мучает совесть. Я думаю, Марине пришлось исчезнуть из-за меня…

– Всё время забываю, что ты – это ты! – засмеялась Сонечка, – Из-за больной совести, ты способна на всё, даже на такое коварство, как срочное вытаскивание меня из тёплой постели и…

– И меня! Не переживайте, Марина, найдём вам вашу тёску. Нам такое приключение не помешает… – к моему удивлению, он предстоящими поисками загорелся весьма искренне, и даже не предполагал, что Сонечка может затеять их без него. Что ж, тем лучше.

– Итак, ты хочешь, чтобы мы по этим восторженным описаниям разыскали место… И что?

– Ничего, – поспешила успокоить Сонечку я, – Просто узнай, где живёт Марина. Вдова. Мать двоих детей. Купила квартиру недавно… Будет возможность, подойдите к ней, передайте, что я очень-очень извиняюсь… А потом мне расскажите, как она живёт. Ладно? Пожалуйста, Сонечка! Ты – моя единственная надежда.

– И я! – снова подал голос Пашенька и захохотал от собственного желания быть замеченным. Потом развеселился ещё пуще, – Да здравствуют приключения! – провозгласил решительно, – Всегда знал, что женщины – умалишенные! И это здорово! Считаю за честь соучаствовать в бзиках главных из невменяемых. Да здравствуют совести и выдуманные слежки! Искать то, не знаю что, чтобы узнать то, что не найти, – моё любимое занятие. В особенности, если учесть, кто будет моим напарником по поискам… Ладно, ладно, – он осёкся под нашими грозными взглядами и моим шипением «не шуми!» – Сумасшедшим лучше не противоречить. Завтра же мы вашим поручением займёмся.

Так, сам того не заметив, Пашенька решил всё за Сонечку и дал согласие за обоих. Я была страшно довольна. Тысяча коротких спасибо-выдохов – Павлуше, одно длинное, протяжное и сильное – Сонечке.

– Вы молодцы, вы герои, вы спасители…И ещё одна просьба, – обращаясь больше к Павлуше, начала я, – Всё это нужно держать в тайне. И про поиски Марины, и про меня, и про всех нас… Понимаете?

Они всё прекрасно понимали, обещали хранить тайну, хотя и сообщили, что при первой же возможности оттащат меня к психиатру для изгнания двух моих маний – мании их величия, и мании моего преследования.

Павлуша выходит несколько раньше, громко, по-хозяйски, хлопая дверью нашего коммунально сортира в коридоре. Сонечка не удерживается от желания посплетничать.

– За Павлушу тебе спасибо, – вежливо начинает она, – Я везучая… Ты его своим характером так зашугала, что я ему теперь образцом духовности и нежности кажусь… Он мне про свою предыдущую бабу рассказывал в двух словах. Я не верила, что такое бывает. Круглосуточное ожидание, постоянное напряжение, чувства побитой собаки, которую в любой момент могут прогнать… А теперь, когда понимаю, что речь о тебе – верю. Бедный мальчик… Хорошо, что он никогда не был влюблён в тебя по-настоящему. Просто грелся в лучах, использовал… Потому и порвал так легко…

Неожиданно раздражаюсь. Выходит, они меня обсуждали?! Мозгами понимаю, что Сонечка не специально. Что «предыдущая баба» и я – для неё два разных образа, и она честно пересказывает услышанное, не заботясь о том, что может задеть меня этим… Мозгами понимаю, но душой не принимаю… И Пашенька тоже хорош! Если ему было так плохо, какого хрена приходил? И почему претензии свои ко мне он излагает не мне, а Сонечке? Тьфу! Делается гадко…

– Ну и, конечно, в сексуальном плане с ним придётся поработать, – продолжает делиться своими текущими проблемами Сонечка, – Ты его, конечно, существенно подпортила в этом смысле. Все эти хихоньки-хахоньки… Никакой техники…