Русская литература сегодня. Жизнь по понятиям
Шрифт:
Во-первых, тогда, когда у литератора «с именем», то есть с уже сформировавшейся репутацией, появляется вдруг однофамилец, и читателю предоставляется возможность самому разбираться, какой из Алексеев Цветковых пишет стихи, а какой – радикальную анархистскую прозу. И кому именно – Венедикту или Виктору Ерофееву – принадлежит поэма «Москва – Петушки» или роман «Russkaya красавица». И чем стихи вологодского поэта Александра Романова отличаются от стихов новосибирца Александра Романова. Путаница здесь почти неизбежна, о чем отлично знают не только составители биобиблиографических словарей, но и журналисты – достаточно напомнить, как некролог академику Владимиру Топорову был в одной из московских газет проиллюстрирован фотографией критика Виктора Топорова.
Стремясь выйти из чужой тени, яснее
Впрочем, злоключения невольных двойников на этом не заканчиваются, ибо, и тут мы подошли ко второму случаю, доппельгангеров нередко порождает практика коммерческого книгоиздания. Либо по неведению, и тогда говорят об аллонимах (так поэту и литературоведу Игорю Волгину даже через суд не удалось отстоять право на исключительное владение своим литературным именем в конфликте с автором криминального чтива Игорем Волозневым, который тоже решил присвоить себе эту благозвучную фамилию). Либо в маркетинговых целях, и тогда г-жа Мельникова выпускает свои книги в «ЭКСМО» под именем Ирины, а печатаясь в «Центрполиграфе», выступает уже как Валентина Мельникова. И совсем уж дикий пример – судебная тяжба между издательствами «АСТ-Пресс книга» и «ЭКСМО» привела к тому, что на книжном рынке сосуществуют два Федора Сухова – один реальный, а другой представляющий собою плод бригадного сотрудничества анонимных книггеров.
И наконец, третье значение у слова «доппельгангер» появляется, когда говорят, что кто-то (и, как правило, с конкурентными намерениями) претендует на уже занятую литературную нишу. Так, Татьяну Устинову не без основания называют доппельгангером Полины Дашковой, которая первой у нас попыталась срастить приемы дамской и криминальной прозы, или, еще один пример, считают, что автор иронических детективов Галина Куликова буквально в затылок дышит Дарье Донцовой, импортировавшей в Россию «фирменную» технику Иоанны Хмелевской.
Курьеза ради, отметим, что и у автора этих строк есть свой доппельгангер. Это Вячеслав Огрызко, который не просто вслед за моим двухтомником «Новая Россия: Мир литературы» (М.: Вагриус, 2003) выпустил серию собственных биобиблиографических словарей о современных писателях, но и пользуется каждой возможностью дискредитировать своего предшественника.
См. АЛЛОНИМ; ИМПОРТОЗАМЕЩЕНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ; КНИГГЕР; ПСЕВДОНИМ; СТРАТЕГИИ ИЗДАТЕЛЬСКИЕ
ДОСУГОВАЯ ЛИТЕРАТУРА
Общее название книг, которые, отступая от классического императива «Душа обязана трудиться», предназначены для того, чтобы стать легким, необременительным, хотя отнюдь не обязательно развлекательным чтением. Этот термин, как и обозначаемое им понятие, пока еще только приживается, причем приживается с трудом, вызывая сопротивление литературных критиков и квалифицированного читательского меньшинства. Что и неудивительно, ибо в русской литературной традиции к чтению как к отдыху и, в особенности, к поставщикам этого чтения принято относиться либо высокомерно осуждающе, либо, в лучшем случае, снисходительно. Поэтому Борис Акунин, который, собственно, и ввел этот термин в нашу речевую практику, на вопрос о своих предшественниках отвечает: «В мировой литературе – сколько угодно: Конан Дойл, Стивенсон, Дюма, Честертон и т. п. – вплоть до “Имени Розы” и “Парфюмера”. С русской литературой сложнее – из-за того, что качественной досуговой литературы не было ни до 17-го года, ни после. Ну, Алданов. Ну, “Два капитана”. Ну, Стругацкие. По-моему, все».
Этот список наверняка расширится, если мы пополним его книгами Ильфа и Петрова, Александра Беляева и Ивана Ефремова, произведениями, составляющими авантюрный (приключенческий), юмористический, фантастический, детективный
разряды нашей словесности. А главное – если наряду с собственно беллетристикой понятием досугового чтения мы обнимем и то, что в советские годы называлось научно-популярной литературой, и книги о путешествиях, и сочинения прикладного характера, и мемуаристику, и краеведение, и жизнеописания людей, примечательных в том или ином отношении, выбирая во всем этом репертуаре произведения, написанные занимательно и доступно, но не примитивно, удовлетворяющие простительное желание читателей без особых интеллектуальных затрат и духовных усилий расширить свой кругозор.Решающим условием при таком подходе оказываются не вымышленность или невымышленность (документальность) повествования и даже не его литературное качество, а сознательная авторская установка (стратегия). «Мы ж и не претендуем на уровень Достоевского или Чехова, – говорит Владимир Руга, вначале выпустивший в соавторстве с Андреем Кокоревым несколько романов в формате альтернативно-исторической прозы, а затем сосредоточившийся на описаниях повседневной жизни Москвы и москвичей в разные исторические эпохи. – Наши книги – это легкое познавательное чтение с минимумом эротики и максимумом любопытной информации. Условно говоря, для чтения в самолете. Если человек прочитает за три часа эту книжку и у него в голове останется несколько интересных фактов, значит, наша задача выполнена».
Любопытно, что авторы, руководствующиеся этой стратегией, в зависимости от конкретной задачи легко меняют жанры, стилистику, повествовательные регистры своих произведений, всякий раз, впрочем, оставаясь в зоне досуговой литературы. Так, одна из зачинательниц славянского фэнтези Мария Семенова свела свои представления об отечественной праистории в популярной энциклопедии «Мы – славяне», Татьяна Сотникова, пишущая «беллетристические романсы» под псевдонимом Анны Берсеневой, издала адресуемые своим же читательницам популярные пособия «Все диеты под одной обложкой» и «Как зачать ребенка», а Диля Еникеева, обучающая россиянок искусству достижения перманентного оргазма, делает это и в формате остросюжетного «чувственного детектива», и в виде занимательных «рекомендаций сексолога».
Нынешний рынок, будто бы в компенсацию прежнего издательского невнимания к досуговым потребностям публики, буквально наводнен тем, что книготорговцы называют литературой массового спроса. Читателем этой литературы может стать (и становится), – по словам Бориса Акунина, – «кто угодно. Всякий, кто чистит зубы по утрам и не голосует за ЛДПР». Соответственно возникает и необходимость не столько повышения общего уровня культуры в стране (что, разумеется, желательно, но вряд ли возможно), сколько предложения рынку высококачественных книг, которые могли бы послужить ориентиром и для читателей, и для издателей. Особой отметки в этом смысле достойны, например, авторский опыт Михаила Гаспарова, чья познавательная и увлекательная книга «Занимательная Греция» была уже не раз переиздана, или практика издательства «Время», запустившего серию «Высокое чтиво» для произведений, которые совмещают в себе и собственно литературный, и досуговый потенциалы.
См. БЕЛЛЕТРИСТИКА; ЗАНИМАТЕЛЬНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; КАЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА; МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА; МИДДЛ-ЛИТЕРАТУРА
ДРУГАЯ ЛИТЕРАТУРА
Мысль о том, что культуру можно разделить не по идеологическим (аристократическая – демократическая, советская – антисоветская), статусным (официальная – неофициальная, профессиональная – непрофессиональная) или эстетическим (традиционная – инновационная, реалистическая – авангардная) параметрам, а по степени соответствия консервативным читательским и/или зрительским ожиданиям, впервые пришла Владимиру Паперному. Это он дал своей дисссертации о сталинской архитектуре название «Культура два» (Анн Арбор, 1985). И лишь четыре года спустя Сергей Чупринин свои соображения о только-только тронувшихся в путь к читателям произведениях Виктора Ерофеева, Юрия Мамлеева, Валерии Нарбиковой, Зуфара Гареева свел в статье с названием «Другая проза» (Литературная газета. 1989. №?6).