Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Однако в этой критической ситуации либеральное движение тоже раскололось на два лагеря. Правая его часть в лице Г. К. Градовского и Б. Н. Чичерина направляет Александру III записку о несвоевременности введения конституции: «власти необходимо показать свою энергию» перед угрозой революции.

Консервативные взгляды Михаила Никифоровича Каткова (1818–1887)

Начало 1880-х годов характеризуется расцветом консервативной идеологии. На крайне правые позиции переходит редактор журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости» Катков. В 1884 году в «Московских ведомостях» он занимает «наблюдательный пост», с высоты которого произносит приговоры «врагам отечества» и призывает правительство к «твёрдой власти», способной «внушать спасительный страх». Его общественная позиция чётко формулируется в статье о «царском пути», написанной в момент вступления на престол Александра III:

«Предлагают много планов. Но есть один царский путь. Это – не путь либерализма или консерватизма, новизны или старины, прогресса или регресса. Это и не путь золотой середины между двумя крайностями. С высоты царского трона открывается стомиллионное царство. Благо этих ста миллионов и есть тот идеал и вместе тот компас, которым определяется и управляется истинный царский путь.

В прежние века имели в виду интересы отдельных сословий. Но это не царский путь. Трон затем возвышен, чтобы перед ним уравнялось различие сословий, цехов, разрядов и классов. Бароны и простолюдины, богатые и бедные, при всём различии между собой, равны перед царём. Единая власть и никакой иной власти в стране и стомиллионный, только ей покорный народ, – вот истинное царство…

Только по недоразумению думают, что монархия и самодержавие исключают “народную свободу”, на самом же деле они обеспечивают её более, чем всякий шаблонный конституционализм. Только самодержавный царь мог без всякой революции, одним своим манифестом, освободить 20 миллионов рабов и не только освободить лично, но и наделить их землёй. Дело не в словах и в букве, а в духе, всё оживляющем.

Да положит Господь, Царь царствующих, на сердце Государя нашего шествовать этим воистину царским путём, иметь в виду не прогресс или регресс, не либеральные или реакционные цели, а единственно благо своего стомиллионного народа…»

Историософские воззрения Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891)

Леонтьев отстаивал в 1880-е годы свои консервативные убеждения в книгах «Восток, Россия и славянство» (т. 1–2, 1885–1886) и «Наши новые христиане. Ф. М. Достоевский и граф Лев Толстой» (1882). Он называл Каткова «нашим политическим Пушкиным», но, в отличие от него, давал религиозно-философское обоснование курсу правительства Александра III на сильную власть и подавление как революционного, так и либерального свободомыслия.

Философские взгляды Леонтьева формировались под воздействием русского идеолога «неославянофильского» направления Николая Яковлевича Данилевского (1822–1885). В труде «Россия и Европа» (1869) Данилевский утверждал существование в истории обособленных друг от друга, развивающихся по своим индивидуальным законам национальных «культурно-исторических типов». Подобно живому организму, они проходят стадии возмужания, дряхления и неизбежной гибели. В ходе истории один культурно-исторический тип сменяется и вытесняется другим. В современном историческом процессе качественно новым и развивающимся оказывается, по Данилевскому, «славянский тип», наиболее ярко выраженный в русском народе.

Леонтьев наследует у Данилевского идею культурно-исторических типов, утверждая, что каждый из них проходит в истории три стадии развития: 1) первичной простоты, 2) цветущей сложности, 3) вторичного смесительного упрощения. Главным признаком упадка и вступления нации в стадию вторичного смесительного упрощения Леонтьев считает распространение буржуазного либерализма и социализма с их идеалами равенства и культом всеобщего благополучия.

Либерализму и социализму в России Леонтьев противопоставлял «византизм» – сильную монархическую власть и строгую церковность. Эти общественные институты призваны сохранить и укрепить в стране общественное неравенство, пестроту сословных интересов и привилегий – «цветущую сложность» национальной жизни. Государственное и религиозное могущество России превращает её в новый исторический центр, тормозящий процесс либерализации и распространения революционных идей.

Леонтьев был принципиальным противником самой идеи прогресса, которая, по его учению, приближает тот или иной народ к смесительному упрощению и смерти. Остановить, задержать прогресс и «подморозить» Россию – эта идея Леонтьева пришлась ко двору консервативной политике Александра III.

Консервативная идеология. К. П. Победоносцев

Существенную роль в борьбе с конституционными идеалами русских либералов и примкнувших к ним в 1890-е годы радикальных народников играл обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев (1827–1907). В своём «Московском сборнике» (1896) он немало страниц посвятил обличению безверия русской интеллигенции, связывая этот порок с влиянием идей, идущих с Запада.

Главный изъян этих идей он видел в утверждении антихристианской по своей сути веры в «исконное совершенство человеческой природы». Эта прекраснодушная вера, отрицающая догмат о грехопадении человека, породила «чрезмерные ожидания, происходящие от чрезмерного самолюбия и чрезмерных искусственно образовавшихся потребностей». Из этой веры в человека вышли идеи свободы, равенства и братства, убеждения, что в демократических институтах власти действует закон народоправства и все решения принимаются с учётом мнения большинства.

В статьях «Великая ложь нашего времени» и «Новая демократия» Победоносцев утверждал, что «одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, та, к сожалению, утвердившаяся со времён французской революции идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воле народной. Отсюда истекает теория парламентаризма, которая до сих пор вводит в заблуждение массу так называемой интеллигенции…»

«На фронтоне этого здания красуется надпись: “Всё для общественного блага”. Но это не что иное, как самая лживая формула; парламентаризм есть торжество эгоизма, высшее его выражение. Всё здесь рассчитано на служение своему я».

«Вот как практикуется выборное начало. Честолюбивый искатель сам выступает перед согражданами и старается всячески уверить их, что он, более чем всякий иной, достоин их доверия. Из каких побуждений выступает он на это искательство? Трудно поверить, что из бескорыстного усердия к общественному благу… Кто по натуре своей способен к бескорыстному служению общественной пользе в сознании долга, тот не пойдёт заискивать голоса, не станет воспевать хвалу себе на выборных собраниях, нанизывая громкие и пошлые фразы. Такой человек раскрывает себя и силы свои в рабочем углу своём или в тесном кругу единомышленных людей, но не пойдёт искать популярности на шумном рынке…

Лучшим людям долга и чести противна выборная процедура: от неё не отвращаются лишь своекорыстные, эгоистические натуры, желающие достигнуть своих личных целей. Такому человеку не стоит труда надеть на себя маску стремления к общественному благу, лишь бы приобрести популярность. Он не может и не должен быть скромен, – ибо скромности его не заметят, не станут говорить о нём. Своим положением и тою ролью, которую берёт на себя, – он вынуждается лицемерить и лгать с людьми, которые противны ему… Какая честная натура решится принять на себя такую роль?»