Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
В первую очередь следует остановиться на мемуарах В. Ф. Булгакова и П. И. Бирюкова. Отметим попутно, что оба этих лица разделяли критическое отношение В. Черткова к православию, были противниками Церкви и в этом сохраняли единодушие с ним.
Валентин Федорович Булгаков (1886–1966) – один из самых энергичных и талантливых последователей Л. Н. Толстого [904] . Окончил гимназию с золотой медалью, учился на историко-филологическом факультете Московского университета, познакомился с Толстым в 1907 г. и стал его последователем, а затем, в 1910 г., – его последним секретарем. Автор ряда очень ценных воспоминаний о Толстом (в первую очередь книги «Л. Н. Толстой в последний год его жизни»). Принимал активное участие в издании произведений Льва Толстого и в организации музея Толстого в Москве, активный антимилитарист, в 1914–1915 гг. находился под следствием Московского военного окружного суда за воззвание против «империалистической войны». Первый директор музея Л. Н. Толстого на Пречистенке. Активный участник первого состава Помгола. В марте 1923 г. выслан советской властью за пределы России с женой и ребенком, которому не было еще двух лет (не помогли ходатайства об отмене этого решения со стороны В. Г. Черткова и других толстовцев, а также старшей дочери писателя, Т. Л. Толстой). В эмиграции жил в Чехословакии, в Праге (1923–1945). Вел широкую лекционную деятельность в странах Европы, переписывался с выдающимися деятелями культуры. В 1924–1928 гг. был председателем Союза русских писателей и журналистов Чехословакии. В 1934 г. в Збраславском замке близ Праги
904
История жизни В. Ф. Булгакова подробно рассмотрена в статье: Абросимова В. Н., Краснов Г. В. Последний секретарь Л. Н. Толстого: По материалам архива В. Ф. Булгакова // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. 61. (Май – июнь 2002).
Важно отметить, что довольно долгое время В. Ф. Булгаков, выполняя обязанности секретаря Л. Н. Толстого, был тесно связан с В. Г. Чертковым, в частности, осуществлял постоянную связь между Ясной Поляной и Телятинками. Хорошо представляя себе ситуацию в семье В. Черткова, круг его последователей и сторонников, В. Ф. Булгаков оставил ряд исторических воспоминаний, большая часть которых до сих пор остается неопубликованной.
Учитывая малодоступный характер архива В. Ф. Булгакова (его часть, хранящаяся в РГАЛИ, до сих пор недоступна большинству исследователей), нужно с тем большим вниманием отнестись к публикации одного документа этого архива в 1993 г. К сожалению, эта публикация не носит академического характера, в ней отсутствует полноценная вступительная статья, в конце текста есть краткая ремарка «по материалам Ясной Поляны». Однако по своему содержанию эту публикацию переоценить очень трудно: она в значительной степени проливает свет на проблему влияния В. Черткова на Л. Н. Толстого.
В этом тексте В. Ф. Булгаков, отмечая глубокую связь, существовавшую между ними, подчеркивает важные особенности личности В. Черткова, из которых самой важной был сильный характер, более того, огромная нравственная сила, позволившая В. Черткову круто изменить свою жизнь и из le beau Dima превратиться в реального лидера целого религиозного движения. Его лидерство основывалось на некоторых качествах: всепоглощающей любви к Л. Н. Толстому, любви по-своему реальной, в чем-то очень глубокой и постоянно возраставшей, любви, сопровождавшейся, что очень важно, пониманием того, что казалось Л. Н. Толстому в себе самым важным и глубоким, в стремлении на все смотреть его, Толстого, глазами, причем сочеталось все это со своеобразным, холодно-дипломатическим складом ума, позволившим Черткову быть самым эффективным распространителем сочинений Толстого и его имиджмейкером в Европе. Это отношение к Толстому, своеобразная одержимость объясняют то обстоятельство, что делу распространения его взглядов еще при жизни писателя и после его смерти В. Чертков посвятил большую часть своих душевных сил и материальных средств. Толстой понимал это стремление своего друга именно как призвание: «Чертков посвятил мне жизнь», – и сам отвечал ему «глубокой и трогательной благодарной любовью» [905] . В этом смысле Чертков, по мнению В. Ф. Булгакова, был большим и сильным духом человеком.
905
Булгаков В. Ф. «Злой гений» гения. С. 12, 17.
Однако эта сила сопрягалась с другой, более того, возможно, была основана на иной, неодолимой, важной и крайне опасной, с духовной точки зрения, стороне характера – властолюбии: «властолюбие, властолюбие, основанное на эгоцентризме и способное иногда переходить в прямой деспотизм <…> В его душе тщеславие – «любовь к любви людей» тонуло во властолюбии, в любви главенствовать над людьми и управлять ими. Чертков с юности привык к власти и полон был всегда чувством власти. Вот соединением этих-то двух импульсов: стремления к моральному, нравственному овладению жизненной задачей, с одной стороны, и неискоренимого, врожденного и развитого уродливым воспитанием личного властолюбия, инстинктивной повадки деспота, с другой, и определялась сущность странной, сложной, часто капризной, переменчивой, тяжелой личности Черткова» [906] .
906
Там же. С. 5.
Именно эти особенности характера – властность и деспотичность – содействовали тому, что В. Чертков достаточно быстро выдвинулся на роль лидера того движения, которое традиционно называется толстовским. Со временем он превратился «в своего рода «папу» маленькой, родившейся под тульским небом «церкви», стал «властным руководителем безвластных» [907] , «генерал-губернатором от толстовства», причем стремился овладеть безраздельно не только последователями писателя, но и им самим.
907
Там же. С. 5–6.
Такая «жесткая» характеристика вполне согласуется с отдельными наблюдениями лиц, знавших В. Черткова не столь близко. В своем дневнике в 1915 г. З. Гиппиус рисует такой его портрет: «Смиренно-иронический. Сдержанная усмешка, недобрая, кривит губы. В нем точно его “изюминка” задеревенела, больная и ненужная. В не бросающейся в глаза косоворотке. Ирония у него решительно во всем. Даже когда он смиренно пьет горячую воду с леденцами (вместо чаю с сахаром) – и это он делает как-то иронически. Так же и спорит, и когда ирония зазвучит нотками пренебрежительными – спохватывается и прикрывает их смиренными. Неглуп, конечно, и зол» [908] .
908
Гиппиус З. Н. Около Толстого [В. Г. Чертков] // Воскресение: Ист. – публ. альм. № 3: 170 лет со дня рождения Льва Толстого. Тула, 1998. С. 57.
Между прочим, эти записи З. Гиппиус о Черткове крайне интересны еще и тем, что на материале рукописи Черткова об уходе Толстого из Ясной Поляны (которую Гиппиус называет «жестокой» и «невозможной») она пытается (и очень убедительно!) показать, «что делает с «правдой» Чертков» [909] , т. е. продемонстрировать его способность так преподносить факты-«стеклышки», что сама «мозаика» поворачивается в нужном для него освещении. Фактически эту же сторону характера В. Г. Черткова подчеркивает и хорошо знавший его много лет М. В. Нестеров, он пишет об упорстве, непреодолимой тупости, ограниченности в восприятии жизни и идей [910] .
909
Гиппиус З. Н. Указ. соч. С. 58.
910
См.: НестеровМ. В. Письма. Л., 1988. С. 304.
В. Ф. Булгаков прямо перечисляет тех лиц, которые составляли «партию В. Черткова», т. е. служили ему для различных целей: это А. Л. Толстая, жена В. Черткова А. К. Черткова, ее сестра О. К. Толстая, секретарь А. П. Сергеенко, пианист А. Б. Гольденвейзер, переписчица и подруга А. Л. Толстой В. М. Феокритова. Кроме того, этот список лиц, близко стоявших к Черткову, должен быть дополнен большой группой «прихлебателей», о которых сообщал Б. А. Дунаев: «…они не имеют ни службы, ни заработка, и свободная вольготная жизнь около и на средства Черткова требует от них только безусловного подчинения и выполнения воли кормящего их. Все это преподносится как великое народное движение, идущее по религиозному пути» [911] . Это свидетельство получает подтверждение из совсем неожиданного источника – записки секретного сотрудника Московского охранного отделения, журналиста И. Я. Дриллиха, который, ссылаясь на иронические показания местных крестьян, утверждал, что при Черткове постоянно живут 7–8 молодых людей, которые получают 10 рублей в месяц каждый только за то, что считают себя толстовцами, ничего не делают, но только «бродят» по окрестностям и вступают в беседы с крестьянами [912] . Первым результатом этих бесед крестьяне более пожилого возраста «с нескрываемым раздражением» назвали то, что молодежь полностью перестала ходить в церковь. В этом же донесении говорится, что все «общественные» учреждения В. Г. Черткова в значительной степени выполняют функцию активной пропаганды толстовских взглядов среди окрестного крестьянского населения. Записка Дриллиха заканчивается характерным признанием: «Могу констатировать, что влияние идей Толстого и следы пропаганды чувствуются на каждом шагу, особенно среди деревенской молодежи» [913] .
911
Цит. по: Ершова О. Е. «Первый ученик» Л. Н. Толстого: [О В. Г. Черткове] // Мещерские хроники: К 90-летию пребывания Л. Н. Толстого в Мещерском крае. Чехов, 2002. С. 25.
912
См.: [ЩеголевП. Е.] «Блондинка» в Ясной Поляне в 1910 г.: Записки секретного сотрудника // Нева. 2008. № 4. С. 231.
913
[ЩеголевП. Е.] «Блондинка» в Ясной Поляне в 1910 г.: Записки секретного сотрудника. С. 233.
В своих воспоминаниях В. Ф. Булгаков высказывает гипотезу, что В. Чертков страдал припадками мозгового расстройства, делавшими его «совершенно невменяемым и неответственным за свои поступки человеком» и продолжавшимися от 3 до 12 дней, причем долго живший в Англии в доме Чертковых врач – словак А. Шкарван – считал, что это проявления прогрессивного паралича, от которого, между прочим, В. Чертков и скончался в 1936 г. Впервые такой диагноз был поставлен ему в 1925 году, эта точка зрения нашла отражение в воспоминаниях В. Ф. Булгакова «Как прожита жизнь», указавшего на непосредственную причинную связь между болезненным состоянием С. А. Толстой, В. Г. Черткова и смертью Л. Толстого [914] . Л. Н. Толстой мог знать об этой болезни, о чем свидетельствуют два его намека в письмах (см.: ПСС. Т. 67. С. 205; Т. 88. С. 135). Именно болезнью можно было бы объяснить некоторые совершенно нелепые выходки, когда Владимир Григорьевич мог, например, показать своему собеседнику язык.
914
См.: Булгаков В. Ф. О Толстом. Тула, 1964. С. 194; «…Кажется, что я спасал себя…»: Уход Льва Толстого из Ясной Поляны глазами Валентина Булгакова и Михаила Сухотина. Публ. В. Абросимовой // Независимая газета. 1998. 12 ноября. С. 8; Булгаков В. Ф. «Злой гений» гения // Слово. 1993. № 9-12. С. 17. Впрочем, друзья Черткова категорически отрицали саму возможность такой болезни и активно консультировались с врачами, которые подтвердили, что гипотеза А. Шкарвана маловероятна (ОР ГМТ. Ф. 60. Оп. 2. № 171). Шершенева (Страхова) Е. Ф. «Об ушедшем спутнике, общем пути и друзьях» (мемуары). Приложение к гл. V. Л. 53. А. А. Шкарван – врач, словак по национальности, близкий знакомый Д. П. Маковицкого, долгое время был одним из самых задушевных корреспондентов В. Г. Черткова и делился с ним своими самыми интимными переживаниями. Однако летом 1904 г. между ними произошел конфликт, связанный с изданием А. Шкарваном перевода на немецкий язык статьи Л. Н. Толстого «Одумайтесь!». Затем подобная ситуация повторилась в связи с немецким переводом «Круга чтения» (РГАЛИ. Ф. 552. Оп. 1. Д. 2804. 1897–1910). А. Шкарван. Письма В. Г. Черткову. Л. 58 и далее, 80 и далее.
В свою очередь, это, конечно, накладывало определенный отпечаток на характер отношений В. Черткова и Л. Н. Толстого, отношений, которые включали в себя ряд своеобразных черт, главной из которых была, безусловно, внутренняя непоколебимая уверенность Черткова в том, что сам, без его помощи, Л. Н. Толстой не сможет быть проводником своих идей; Чертков как будто чувствовал себя по отношению к Толстому всегда «первым учеником», более того, антрепренером, распорядителем всей общественной и культурной работы, связанной с Толстым, даже хозяином, не признавая никакой конкуренции со стороны других фаворитов и близких последователей; в конечном счете это привело его к стремлению самого Толстого «держать в руках» [915] .
915
Булгаков В. Ф. «Злой гений» гения. С. 9, 10, 13.
Эта уверенность сопровождалась типично сектантским, очень узким подходом к проповеди своих и толстовских взглядов, «и притом с претензией считать себя за непогрешимого толкователя “учения”, а свой дом – за единый штаб и центр «движения» [916] .
Эта сторона личности Черткова (в практической сфере обращавшаяся в самоволие в редакционно-издательских делах) создавала для него большие проблемы в работе с окружающими людьми, на что обратил внимание однажды сам Толстой. В письме В. Черткову от 16 октября 1898 г. есть очень любопытная характеристика последнего как деятеля, данная ему писателем: «Вы от преувеличенной аккуратности копотливы, медлительны, потом на все смотрите свысока, grandseigneur-ски [917] , и от этого не видите многого и, кроме того, уже по физиологическим причинам, изменчивы в настроении – то горячечно-деятельны, то апатичны» (ПСС. Т. 88. С. 135). Заметим, что именно на эту сторону характера обращает внимание и М. В. Муратов, но интерпретирует ее совершенно иначе, в нужном для возможного «заказчика» книги направлении: «Прямолинейная правдивость, соединенная с большой настойчивостью, которую проявлял Чертков, добиваясь, чтобы те, кто с ним вместе работает, делали свое дело именно так, как ему представляется правильным, создавала полное отсутствие гибкости в его отношениях с людьми, и он был гораздо более одинок в своей работе, чем это можно было подумать» [918] .
916
Там же. С. 2.
917
Grandseigneur – барин(фр.). Возможно, именно в этом письме Л. Н. Толстого содержится намек на психическое заболевание В. Г. Черткова.
918
Муратов М. В. Цит. соч. С. 135.