Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

Проснувшись утром, Николай с удивлением отметил, что поезд движется на восток. В дневнике его есть такая запись: «Куда нас повезут после Омска? На Москву или на Владивосток? [Дневники Николая II за 1918 г. см.: Красный архив. 1928. № 12(27). С. 100-137.] Яковлев хранил молчание. Мария попыталась завязать разговор с охраной, но даже ее красота и любезность не сделали их откровенными. Вероятнее всего, они сами не знали, куда движется поезд.

Ранним утром в Екатеринбург пришло сообщение, что поезд с императорской семьей отбыл в нужном направлении. Об уловке Яковлева здесь узнали только в середине дня из телеграммы, посланной Авдеевым. Президиум заклеймил Яковлева «предателем революции» и объявил его «вне закона». Телеграммы соответствующего содержания были разосланы во всех направлениях³⁷.

Получив такую информацию, омичи выслали вооруженный отряд, чтобы перехватить поезд, прежде чем он достигнет Куломзино — узловой станции, где можно было свернуть на запад и, минуя Омск, направиться в сторону Челябинска. Когда Яковлев узнал, что обвиняется в попытке похитить его подопечных, он остановил поезд на станции Любинская и, оставив там под охраной три пассажирских вагона, в четвертом выехал в Омск, чтобы связаться с Москвой. Все это происходило в ночь с 28 на 29 апреля.

Содержание разговора Яковлева со Свердловым известно нам только в весьма сомнительном пересказе П.М.Быкова: «Он [Яковлев] вызвал к прямому проводу Я.М.Свердлова и изложил обстоятельства, по которым он решил изменить маршрут. Из Москвы было получено предложение везти Романовых в Екатеринбург, где и сдать их областному Совету Урала»³⁸. [Как сообщил недавно один из исследователей, получивший доступ к закрытым прежде архивам, после разговора с Яковлевым Свердлов связался с Екатеринбургом и потребовал «гарантий», относившихся главным образом к безопасности императорской семьи. Екатеринбург как будто дал такие гарантии при условии, что охрана пленников будет передана в ведение местных властей (Иоффе // Сов. Россия. 1987. 12 июля. 161 (9412). С. 4).]. Версия эта не заслуживает доверия по крайней мере по трем причинам. Во-первых, Яковлев вовсе не «изменил маршрут», а ехал в точности по тому пути, который согласовал со Свердловым во время их предыдущего разговора. Во-вторых, влиятельный председатель Всероссийского ЦИКа и близкий друг Ленина не стал бы ничего «предлагать» мелкому исполнителю, каким был Яковлев, а отдал бы ему прямые распоряжения. Наконец, в-третьих, если бы Свердлов действительно хотел, чтобы Яковлев сдал императорскую семью Екатеринбургскому Совету, то навряд ли состоялось бы на следующий день трехчасовое выяснение отношений между Яковлевым и местными большевиками. Наиболее вероятно, — хотя это всего лишь догадка, — что Свердлов велел Яковлеву избегать пререканий с Екатеринбургским Советом, потерявшим к нему доверие, и ехать через Екатеринбург, чтобы снять эти подозрения в намерении похитить бывшего царя.

После разговора со Свердловым Яковлев приказал машинисту ехать назад. Все это произошло ночью, пока Николай и его семья спали. Проснувшись утром 29 апреля, Николай заметил, что поезд движется теперь на запад. Это подтверждало его прежнюю гипотезу, что его везут в Москву. Александра Федоровна записала в дневнике, скорее всего со слов Яковлева: «Омский Совет не хотел пускать нас через Омск, опасаясь, что нас хотят увезти в Японию». Николай в тот же день сделал такую запись: «Все находились в бодром настроении». Итак, их не вдохновляла перспектива бежать от своих мучителей и оказаться за границей. И они радовались тому, что их везут в древнюю столицу России, ставшую главным оплотом большевизма.

Они ехали весь день и всю следующую ночь, с небольшими остановками, чтобы к утру преодолеть расстояние в 750 км, отделяющее Омск от Екатеринбурга. Ничего примечательного по дороге не происходило. Яковлев вспоминает, что царица была панически стыдлива, могла ждать часами, пока в коридоре не будет никого из чужих, чтобы пойти в уборную, и оставалась там до тех пор, пока не была уверена, что никого не повстречает на обратном пути³⁹.

30 апреля в 8 часов 40 минут утра поезд прибыл к главному вокзалу Екатеринбурга. Его встретила большая, враждебно настроенная толпа, собранная, без сомнения, местными большевиками, чтобы оказать давление на Яковлева и заставить его сложить с себя полномочия. Не очень ясно, что происходило на протяжении следующих трех часов, пока поезд стоял у перрона, а его пассажирам было запрещено выходить. Похоже, что Яковлев не хотел отдавать Николая и Александру, поскольку Екатеринбург не был для них безопасным местом. Вот что записал в дневнике Николай: «Часа три стояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов одолели первые, и поезд перешел к другой — товарной станции». Николай простодушно полагал, что весь спор шел о том, к какому перрону подавать поезд, поскольку вскоре после полудня их в самом деле отогнали на товарную станцию Екате-ринбург-2. Александра Федоровна разобралась лучше: «Яковлев вынужден был передать нас Уральскому Совету», — записала она в дневнике. Спор между Яковлевым и местными комиссарами действительно шел о том, поедет ли императорская семья дальше в Москву. Яковлев проиграл в этом споре, вероятно, в результате вмешательства Москвы, ибо центральные власти не хотели конфликтовать с екатеринбургскими большевиками и, кроме того, не очень ясно представляли себе, что делать с Романовыми. Оставить их в надежных руках в Екатеринбурге, пока не будет подготовлен показательный суд над бывшим царем, — такой компромисс вполне мог показаться Ленину и Свердлову приемлемым выходом в создавшейся ситуации.

Когда поезд въехал на станцию Екатеринбург-2, Яковлев передал пленников А.Г.Белобородову, получив расписку, освобождавшую его от дальнейшей ответственности в этом деле⁴⁰. Он потребовал выставить охрану, предположительно — для защиты императорской семьи от разъяренной толпы⁴¹. Прежде чем ему было разрешено ехать в Москву, он должен был оправдаться в своих действиях перед Екатеринбургским Советом. Совет, очевидно, был удовлетворен его объяснениями⁴². Московские власти тоже, по-видимому, не нашли в его действиях ничего предосудительного. Во всяком случае, месяц спустя он был назначен начальником штаба Красной Армии в Самаре, а затем — командующим Второй Красной Армией на Восточном (Уральском) фронте. [Ненароков А.П. Восточный фронт, 1918. М., 1969. С. 54, 72, 101. Как сообщил мне советский писатель г-н Владимир Кашиц, после того как Яковлев перешел в том же году на сторону белых, он был арестован чешской контрразведкой, затем бежал в Китай, вернулся в Советский Союз и был арестован. Отбыв срок на Соловках, он был освобожден и назначен начальником лагеря НКВД. Через некоторое время его вновь арестовали и расстреляли.]. В 3 часа пополудни Николай, Александра Федоровна и Мария в сопровождении Белобородова и Авдеева были доставлены в двух открытых легковых автомобилях в центр города. За ними по улицам следовал грузовик, набитый, по словам императрицы, «вооруженными до зубов» солдатами. Как сообщает Авдеев⁴³, Белобородов объявил Николаю, что, по решению московского ЦИКа, он и его семья будут содержаться под стражей до предстоящего суда над ним. Машины остановились возле большого беленого дома, из которого накануне срочно выехал его хозяин, Ипатьев, и который теперь большевики называли «Дом особого назначения». Членам императорской семьи не суждено было выйти из этого дома живыми.

* * *

Николай Ипатьев, военный инженер в отставке, был преуспевающим дельцом. Этот дом он приобрел всего за несколько месяцев до описываемых событий. В одной его части он намеревался жить, в другой — устроить контору. Это было двухэтажное каменное здание, построенное в конце XIX века, в псевдорусском стиле, воспроизводившем облик и декор боярских палат, оборудованное редкими по тем временам удобствами — горячей водой и электрическим освещением. Хозяин успел обставить только комнаты второго этажа, где было три спальни, столовая, гостиная, комната для посетителей, кухня, ванная и уборная. Нижний, цокольный этаж оставался пустым. К дому примыкали несколько пристроек, в одной из которых сложили вещи, принадлежащие императорской семье, и небольшой сад. Пока поезд колесил между Екатеринбургом и Омском, рабочие выстроили дощатый забор, скрывший дом от взглядов прохожих и ограничивший обзор его обитателям. 5 июня был поставлен еще один, более высокий забор.

Дом был переоборудован в надежную тюрьму. Наличие двух заборов исключало всякую возможность общения с внешним миром. Но, как будто этого было недостаточно, 15 мая стекла наглухо запечатанных окон закрасили белой краской и только сверху оставили узкие прозрачные полоски. Пленникам было разрешено посылать и получать строго ограниченное число писем. Вся их переписка, главным образом с детьми, проверялась ЧК и местным Советом. Но вскоре ее совсем запретили. Иногда в дом пускали посторонних — священников и уборщиц, но вступать с ними в разговор было категорически запрещено. Охранники тоже не имели права разговаривать с пленными. Первое время в дом доставляли газеты, но 5 июня прекратили и это. Продукты, привозимые из города, — сначала из столовой Совета, а затем из находившегося неподалеку женского монастыря, — проверяла охрана. Пленники были полностью отрезаны от мира.

Охраняли дом 75 человек. Все они были русскими (за исключением двух поляков), из местных рабочих⁴⁴. Они были разбиты на два подразделения: одно несло внешнюю охрану, другое — внутреннюю. Платили охранникам хорошо — 400 руб. в месяц плюс продовольствие и одежда. Более малочисленная группа внутренней охраны была расквартирована в самом доме. Группа внешней охраны вначале тоже помещалась в доме, на первом этаже, но затем заняла частный дом, стоявший напротив. Охранники, заступавшие на дежурство, были вооружены револьверами и гранатами. Двое или трое из них постоянно находились наверху, не выпуская узников из виду. На вооружении охраны было четыре пулемета, установленных на первом и втором этажах, на террасе и на чердаке. Посты, расставленные снаружи, должны были контролировать все выходы и не подпускать близко к дому посторонних. Всем этим командовал Авдеев. Его кабинет, в котором он и жил, находился на втором этаже, в комнате для посетителей.

Николай и Александра очень беспокоились о детях, но вскоре их тревоги кончились: 23 мая в доме неожиданно появились три дочери и Алексей. Они проплыли на пароходе по реке Тобол до Тюмени, а оттуда уже приехали поездом. В специально сконструированных корсетах девочки тайно провезли драгоценные камни — всего около 8 кг. Когда они приехали в Тюмень, охрана не разрешила слугам помочь им нести багаж.

Чекисты арестовали четверых придворных: адъютанта Николай II князя Илью Татищева, А.А.Волкова — камердинера императрицы, ее камер-фрейлину княгиню Анастасию Гендрикову и придворную лектрису Екатерину Шнейдер. Их отправили в местную тюрьму, где уже находился князь Долгорукий, приехавший из Тобольска с Николаем и Александрой. Все они, за исключением одного человека, погибли. Большинству из оставшихся членов императорской свиты было велено покинуть Пермскую губернию. Личный слуга Алексея К.Г.Нагорный и камердинер Иван Седнев были допущены в дом Ипатьева. Врач цесаревича Владимир Деревенко получил разрешение проживать в городе как частное лицо. Два раза в неделю он осматривал Алексея, всегда в присутствии Авдеева.

Багаж, привезенный из Тобольска, хранился в саду, в сарае. Члены императорской семьи часто ходили туда в сопровождений стражи, чтобы взять что-нибудь из вещей. Охранники начали потихоньку растаскивать императорское имущество. Когда 28 мая Нагорный и Седнев выразили протест против воровства, их арестовали и отправили в тюрьму, где четыре дня спустя они были убиты чекистами. Кражи эти тревожили Николая и Александру, так как среди прочих вещей в сарае хранились два ящика с их личной перепиской и дневниками Николая.

В конце мая 1918 года в доме Ипатьева находились одиннадцати узников. Николай и Александра занимали угловую комнату. Алексей вначале жил в одной спальне с сестрами, но 28 мая, по причинам, о которых мы еще скажем, переехал к родителям. Великие княжны спали в средней комнате на раскладушках. В комнате рядом с террасой жила А.С.Демидова, горничная царицы, единственная из пленников, у, кого была своя комната. Доктор Боткин располагался в гостиной. В кухне жили трое слуг — повар Иван Харитонов, его поваренок Леонид Седнев (юный племянник арестованного камердинера) и камердинер великих княжен Алексей Трупп.