Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

Отчасти (но лишь отчасти) это можно объяснить тем, что несколько заговорщиков работали в руководящих органах ЧК. Своим заместителем Дзержинский назначил левого эсера Петра Александровича Дмитриевского, известного более как Александрович, который пользовался его безграничным доверием и был наделен самыми широкими полномочиями. Среди левых эсеров, работавших в ЧК и принимавших участие в заговоре, были также Я.Г.Блюмкин, отвечавший за контрразведывательную деятельность в германском посольстве, фотограф Николай Андреев и Д.И.Попов, командир кавалерийского отряда ЧК. Эти люди плели нити заговора в штаб-квартире тайной полиции. Попов подготовил несколько сот вооруженных бойцов, главным образом матросов, сочувствовавших левым эсерам. Блюмкин и Андреев взяли на себя подготовку убийства Мирбаха. Они изучили здание, в котором помещалось германское представительство, и сфотографировали выходы, которыми предполагали воспользоваться после того, как убьют посла.

Руководившая этими приготовлениями тройка планировала начать восстание на второй или на третий день работы Пятого съезда Советов, открытие которого было намечено 4 июля. Спиридонова должна была внести предложение о денонсировании Брест-Литовского договора и объявлении войны Германии. Поскольку мандатная комиссия, определявшая принцип представительства на съезде, щедро предоставила левым эсерам 40% всех мест и было известно, что многие большевики возражают против Брестского договора, руководители левых эсеров решили, что у них есть шанс получить большинство. Если выйдет иначе, они поднимут знамя восстания, убив германского посла. 6 июля было подходящим днем для начала действий, так как приходилось на Иванов день, латышский национальный праздник, который латышские стрелки собирались отмечать на Ходынском поле, в пригородах Москвы, оставив в городе лишь ограниченные силы, необходимые для охраны Кремля. [По словам командующего латышскими частями И.И.Вацетиса, к этому времени большинство из них были уже переброшены на фронт на Урал и в Поволжье. В Москве оставались лишь 1-й и 3-й полки, и в обоих не хватало личного состава. Часть подразделений 1-го Латышского полка получили приказ в первые дни июля передислоцироваться в Нижний Новгород (Память. 1979. № 2. С. 16)].

Как показали последующие события, силы правительства, сосредоточенные в Москве, были столь незначительны, что, если бы левые эсеры хотели захватить власть, они могли бы сделать это с еще меньшими усилиями, чем большевики в октябре. Но они определенно не желали брать на себя ответственность управления государством. Восстание их было не столько государственным, сколько театрализованным переворотом, грандиозной политической демонстрацией, имевшей целью зажечь «массы», возродить в них ослабевший к этому времени революционный дух. Они совершили ошибку, против которой всегда предостерегал своих последователей Ленин, — стали «играть» в революцию.

* * *

Как только в Большом театре открылся съезд Советов, большевики и левые эсеры сразу же вцепились друг другу в глотку. Ораторы от левых эсеров обвиняли большевиков в измене делу революции и в разжигании войны между городом и деревней, большевики же, в свою очередь, упрекали их в попытках спровоцировать войну России с Германией. Левые эсеры внесли предложение выразить недоверие большевистскому правительству, денонсировать Брест-Литовский договор и объявить войну Германии. Когда это предложение было отклонено большевистским большинством, левые эсеры покинули съезд¹⁰³.

По свидетельству Блюмкина, вечером 4 июля его вызвала к себе Спиридонова¹⁰⁴. Она сказала, что партия дает ему задание убить Мирбаха. Блюмкин попросил двадцать четыре часа, чтобы совершить необходимые приготовления: выправить на свое и Андреева имя документ с поддельной подписью Дзержинского, позволявший им требовать аудиенции у германского посла, достать два револьвера, две бомбы и автомобиль, принадлежавший ЧК, за рулем которого должен был сидеть Попов.

6 июля в 2 часа 15 минут пополудни (самое позднее — в половине третьего) два представителя ЧК появились на пороге германского посольства в Денежном переулке. Один из них представился как Яков Блюмкин, офицер контрразведывательной службы ЧК, другой — как Николай Андреев, представитель Революционного трибунала. Они предъявили документ, подписанный Дзержинским и секретарем ЧК, который уполномочивал их «войти в переговоры с господином Германским Послом в Российской Республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к Господину Послу»¹⁰⁵. Речь шла о деле лейтенанта Роберта Мирбаха (которого считали родственником посла), задержанного ЧК по подозрению в шпионаже. Посетителей принял Рицлер в присутствии переводчика, лейтенанта Л.Г.Миллера. Рицлер сообщил им, что уполномочен говорить от имени графа Мирбаха, но русские отказались с ним беседовать, ссылаясь на распоряжение Дзержинского встретиться лично с послом.

Германское посольство в течение некоторого времени уже получало предостережения о возможных актах насилия. Приходили анонимные письма и подозрительные визитеры, например электрики, желающие проверить абсолютно исправную проводку; какие-то неизвестные фотографировали здание посольства. Мирбах не хотел встречаться с посетителями, но, поскольку они предъявили документ за подписью председателя ВЧК, он спустился поговорить с ними. Русские сказали, что его может заинтересовать дело лейтенанта Мирбаха. Посол ответил, что предпочтет получить эту информацию в письменном виде. В этот момент Блюмкин и Андреев извлекли из портфелей револьверы и стали стрелять в Мирбаха и Рицлера. Оба промахнулись. Рицлер и Мирбах бросились на пол. Потом Мирбах вскочил и попытался бежать через гостиную на второй этаж. Андреев кинулся вслед и выстрелил ему в затылок. Блюмкин метнул бомбу на середину комнаты. Затем убийцы выскочили через открытые окна. Блюмкин поранился, но ухитрился не отстать от Андреева. Они перелезли через окружавшую здание посольства чугунную ограду высотой в два с половиной метра и сели в ожидавший их автомобиль с включенным мотором. Мирбах умер в 3 часа 15 минут пополудни, не приходя в сознание¹⁰⁶.

Сотрудники посольства опасались, что нападение на посла было сигналом к штурму здания посольства. Военные приготовились к обороне. Попытки связаться с советскими властями ни к чему не привели, так как телефонные линии были перерезаны. Военный атташе Ботмер поспешил в гостиницу «Метрополь», где находился комиссариат по иностранным делам, и рассказал Карахану, заместителю Чичерина, о том, что произошло. Карахан связался с Кремлем. Ленин узнал о событиях приблизительно в 3 часа 30 минут пополудни и немедленно поставил о них в известность Дзержинского и Свердлова¹⁰⁷.

В тот же день, некоторое время спустя, германское посольство посетили большевистские руководители. Первым прибыл Радек, у которого на поясе висело, по словам К. фон Ботмера, нечто размером с небольшое осадное орудие. Вслед за ним появились Чичерин, Карахан и Дзержинский. Большевистских деятелей сопровождал взвод латышских стрелков. Ленин оставался в Кремле, но Рицлер, принявший на себя руководство посольством, настоял, чтобы он появился лично с объяснениями и извинениями. Это было в высшей степени необычное требование, с которым иностранный дипломат мог обратиться к главе государства, но влияние немцев было в этот момент так велико, что Ленин вынужден был повиноваться. Около пяти часов пополудни он приехал в посольство в сопровождении Свердлова. Как сообщают немецкие очевидцы, его интересовали исключительно технические подробности трагедии. Он попросил, чтобы ему показали место, где произошло убийство, объяснили, как стояла мебель и какие разрушения причинила бомба. Осмотреть тело погибшего он отказался. Ленин принес извинения, которые, по словам одного из немцев, были «холодны, как собачий нос», и обещал, что виновные будут наказаны¹⁰⁸. Ботмеру показалось, что русские были страшно напуганы.

* * *

Убегая, убийцы обронили свои бумаги, в том числе документ, пользуясь которым они проникли в посольство. По этим материалам и из рассказа Рицлера Дзержинский узнал, что нападавшие отрекомендовались как представители ЧК. Не на шутку этим встревоженный, он отправился в Покровские казармы в Большом Трехсвятительском переулке, дом 1, где размещался боевой отряд ЧК. Казармы находились уже под контролем людей Попова. Дзержинский потребовал, чтобы ему выдали Блюмкина и Андреева, угрожая, что расстреляет весь Центральный комитет левых эсеров. Вместо того чтобы подчиниться, матросы Попова арестовали Дзержинского. Он должен был служить заложником, гарантирующим безопасность Спиридоновой, которая пошла на съезд Советов, чтобы заявить, что «русский народ освобожден от Мирбаха»¹⁰⁹.

События эти развивались в грозу, под проливным дождем, из-за которого вскоре Москва окуталась густым туманом.

Возвратившись в Кремль, Ленин с ужасом узнал, что Дзержинский арестован ЧК: по словам Бонч-Бруевича, услышав эту новость, «Владимир Ильич нельзя сказать побледнел, а побелел»¹¹⁰. Подозревая, что ЧК изменила ему, Ленин, через Троцкого, отдал распоряжение об ее роспуске. М.И.Лацису было поручено сформировать новую службу безопасности¹¹¹. Лацис поспешил в штаб-квартиру ЧК на Большой Лубянке и обнаружил, что она тоже находится под контролем Попова. Матросы из левых эсеров, которые вели Лациса под конвоем к кабинету Попова, хотели пристрелить его на месте; спасло только вмешательство Александровича¹¹². Несколько дней спустя, когда роли переменятся и Александрович окажется в руках ЧК, Лацис ничем не ответит ему на этот товарищеский жест.

В тот вечер матросы и солдаты, поддержавшие левых эсеров, вышли на улицы, чтобы взять заложников. Останавливая автомобили, они извлекли из них двадцать семь большевистских функционеров.

В распоряжении левых 5серов было 2000 вооруженных людей (матросы и кавалерия), восемь артиллерийских орудий, шестьдесят четыре пулемета и от четырех до шести броневиков¹¹³. Это были солидные силы, если учесть, что основная часть латышских стрелков отдыхала за городом на природе, а русские части либо солидаризировались с восставшими, либо объявили нейтралитет. Ленин оказался в таком же унизительном и затруднительном положении, в каком был в октябре Керенский: глава государства, не имевший вооруженных сил, чтобы защитить свое правительство. В тот момент ничто не могло помешать левым эсерам, если бы они того пожелали, захватить Кремль и арестовать все большевистское руководство. Им не пришлось бы даже применять силу, так как у членов Центрального комитета были пропуска, дающие им право беспрепятственно проходить в Кремль, включая все находившиеся там учреждения и частную квартиру Ленина.