Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории

Будучи кандидатом экономических наук, я наивно полагал, что наша позиция, довольно логично изложенная, будет услышана. Я ошибся. Сборище тупых уродов, нашедших счеты, сделало бы меньше ошибок, чем эти высокообрпзованные господа-инспекторы, и поняли бы наши доводы скорее.

Через полгода войны я понял, что мне все равно ничего не дадут сделать, я для чиновника враг, и страшный, меня надо давить, и работать в России я не должен.

Бизнес – это зло. Не буду врать, я при желании не мог платить налоги, хотя мы очень старались, но выяснить, в этот раз мы без штрафа или нет, можно было только побывав у инспектора, поскольку он сам трактовал закон да служебные инструкции, как ему бес в уши надул.

Еще и аренда стала расти безо всякой причины, как сумасшедшая, да и вся прочая камарилья зачастила за деньгами, и я понял – все, двадцать процентов своего времени я занимаюсь бизнесом, а все остальное время отбиваюсь от наездов. Мое терпение лопнуло, и я перенес производство в Филиппины, где за стоимость годовой аренды я построил цех такого же размера, как в Москве. Так как мы взяли в аренду землю на 25 лет в промышленной зоне, то государство нам предоставило льготы по налогам, которые к тому же были чрезвычайно прозрачны и просты. Банки мечтали нам дать дешевые деньги в кредит, никаких мздоимцев, бандитов, чиновников и прочей шушеры никогда у нас не появлялось, и, несмотря на аренду домов для российских сотрудников, закупку обрудования, перелеты и все прочее, нам удалось сразу понизить отпускную цену на наши изделия на тридцать процентов. И тут я загрустил. Родному государству мы, скромные производственники, поставляющие изделия за границу, не нужны. Вся болтология Чубайса, Гайдара, Хакамады, Коха показала только одно – мы им не нужны, они про нас ничего не знают, но в России работать вбелую не выгодно. Надо брать левые фирмы и через год их банкротить, а потом открывать следующую, и так до бесконечности. А все разговоры с теми, кто у власти, напрасны.

Чиновники и бандиты оказались едины – они умели делить и отнимать, а меня мама учила, что мужчина должен приумножать и созидать.

Государство нам ясно тогда показало, что мы им не нужны, мы им не интересны, но и мы сделали правильный вывод, что наши чувства взаимны и от них ничего, кроме гадостей и проблем, не придет. С этого момента я понял, что миф о России как о великой производящей стране скоро рухнет, и останется лишь горькая правда о нефтяной вышке и присосавшихся чиновниках, и все другие виды активности только будут обслуживать сырьевые деньги, а производить станут в Азии. Мы тем самым потеряем квалифицированных рабочих, так как стране нужны торговцы и официанты, а не слесари и токари. А кого обслуживать – уже было.

ВАУЧЕР – ПОРОЖДЕНИЕ ЧУБАЙСА

После победы Ельцина над Горбачевым имена тех, кому было хорошо, имели широкую известность, но почему-то их круг ограничивался чиновниками и вмиг обретшими статус кооператоров вчерашними фарцовщиками, которые теперь воспринимались как идеологические бойцы с режимом.

Политическое бурление депутатов Верховного Совета и чиновников было фантастическим. Каждый сам себе партия – причем единственная и истинно демократическая. Точка зрения есть у всех, причем на троих таких точек зрения будет пять и каждый будет с ними не согласен. Формируются коалиции и политические союзы, разрабатываются схемы их деятельности. А вот жизнь обывателей быстро становилась хуже, и это проявлялось во всем: и в сумасшедшем росте цен, и в никчемности денег, подделывать которые не имело смысла, так как не угадаешь, какой будет дизайн через неделю и сколько нулей придется допечатывать; есть было нечего, покупать нечего, смотреть нечего, а крики о коррупции становились все громче. Появились знаменитые чемоданы с компроматом Руцкого – и звенящие от внутреннего праведного гнева голоса тогда еще молоденьких Андрея Макарова и адвоката Якубовского, нашедших очень вовремя таинственные счета самого усатого генерала. При этом как в чемоданах вицепрезидента ничего не оказалось, так и находочка адвокатов оказалась с душком, да и смешно это все сейчас вспоминать. Показанные по телевизору факсимильные сообщения, неясно откуда и о чем, но благодаря пояснениям изобличающие всех и вся.

Сама идея хранения денег за границей казалась тогда преступной и аморальной.

Хотя по здравом рассуждении ничего в этом зазорного нет. Преступным может быть путь получения денег, но где их хранить, уже личное дело каждого. Ха. Конечно, такой подход неприемлем для нас, в массовом сознании советского человека наличие денег – уже преступление, а нахождение их вне страны однозначно изобличает в их хозяине врага. Ведь если у кого-то где-то что-то есть, то он когда-то туда-то и постарается дернуть. Стилистика песни из телесериала "Следствие ведут знатоки".

Вся страна быстро переходила к капитализму, в обиход вошло страшное слово – ВАУЧЕР. Думаю, что многие считали это фамилией. Странные заявления тогда еще молоденького, но уже очень уверенного в себе и абсолютно рыжего Анатолия Чубайса о немыслимых благах, которые этот клочок бумаги несет: две машины «Волга» – так это уж точно. Главное, что поражало в Чубайсе тех времен, это нежелание прислушиваться к чьему-либо мнению и убеждение, что темп оправдывает все. Прошли годы, а Анатолий Борисович не изменился – только пополнел.

Не принималось в расчет отсутствие традиции и понимания законов работы с ценными бумагами, да и непрописанность процедур.

Никаких идей о всей условности оценок стоимости объектов, о невозможности существования рыночной экономики без института частной собственности на землю и без законов, защищающих частную собственность как таковую, о необходимости развития судебной системы не принималось к рассмотрению.

Хотелось срочно создать класс собственников, как опору нового режима. Не вышло.

Граждане расставались с непонятной бумажкой легко и почти даром.

Яркая картина того времени: человек у метро ну с очень спившейся физией и плакатом-сэндвичем на груди и спине – куплю ваучер. Анекдоты про походы бабушек к гинекологу с одним вопросом: "Милок, посмотри, я свой ваучер правильно вложила?" На таком фоне приближенные к Чубайсу, да и просто предприимчивые граждане обладали поистине неограниченными возможностями.

Заводы скупались предприимчивыми вчерашними фарцовщиками и родственниками госчиновников или их доверенными лицами, друзьями, знакомыми, довольно часто и вчерашними красными директорами. Характер приобретения был скорее спекулятивным, так как новые собственники имели очень отдаленное представление об управлении, но замечательно разбирались в спекуляции, и сохранить производство удавалось лишь в том случае, если вчерашний директор становился сегодняшним капиталистомхозяином.

Работавшие на предприятиях люди не становились собственниками, а позже их же и обвиняли в непонимании собственных возможностей, предоставленных им демократами первой волны. Хотя это ограбление было лишь детским лепетом по сравнению с аферой под названием "залоговые аукционы".

Матвей Ганапольский в каком-то из эфиров на радио обвинял звонивших в том, что они не смогли грамотно распорядиться своими ваучерами, по сути являющимися частью богатого наследия, нажитого предыдущим поколением. Довольно странно было требовать деловой жилки от людей, воспитанных в иной шкале ценностей, итог был очевиден. Именно ваучерная приватизация закрепила имущественное неравенство, что вкупе с резким обесцениванием вкладов и отсутствием индексации пенсий и зарплат бюджетников выбросило миллионы россиян за черту бедности.

Я ни в коей мере не обвиняю ни Чубайса, ни Гайдара в алчности. Они люди идеи, законченные большевики, уверовавшие в монопольное обладание истиной. Конечно, им были чужды любые иные взгляды на развитие России, так как они противоречили политической доктрине, базирующейся не на демократических ценностях, а на личной преданности Ельцину и ненависти к советскому прошлому.

О программе "500 дней", направленной на рост малого и среднего бизнеса, даже и не вспоминалось, так как она не решала главного вопроса – вопроса о власти. И Явлинский уж точно не входил в ельцинскую команду, в первую очередь из-за межличностных отношений. Григорий Алексеевич никогда не был готов присягать на личную верность человеку, если, конечно, это не он сам, то есть ожидать от него командной игры не приходилось.

Все происходившее в лихие годы подчинялось только интересам политической клановой войны. Под прикрытием риторики о демократических ценностях молодые и агрессивные люди, при этом совершенно не знающие реалий предпринимательской деятельности, искали классово близких единомышленников, в чьи руки должны были перейти экономические рычаги. Корень зла для них таился в красных директорах, и если их уничтожить как клан, раздав собственность молодым, агрессивным, а главное, идеологически близким, то все наладиться само по себе. Как это всегда и происходило в России, закон лишь мешался на пути человеческих отношений. Да и какой закон – старый, советский, неприменим, нового еще нет, да и быть не может.