Русская Вандея
Шрифт:
Деникин, прикрываясь лозунгом «единая и великая», от начала и до конца твердил о внепартийности своей армии.
26 августа 1918 года, когда на Украине и отчасти на Дону еще верховодили немцы, он сказал в г. Ставрополе, на приеме должностных лиц и общественных деятелей, следующую речь:
«На ряду с восторженным подчас отношением к себе Добровольческая армия встречает порой и полное непонимание и хулу. Причин этого явления не мало: Добровольческая армия поставила себе задачей воссоздание единой, великодержавной России. Отсюда — ропот центробежных сил и местных больных самолюбий. Добровольческая армия не может, хотя бы и временно, итти в кабалу к иноземцам и тем более набрасывать цепи на будущий вольный ход русского государственного корабля. Отсюда ропот и угрозы извне. Добровольческая армия, свершая свой крестный путь, желает опираться на все государственно-мыслящие круги населения. Она не может стать
134
«Вольная Кубань», № 59, от 6 сентября 1918 г.
Образованием особого совещания Деникин показал, кого он считает государственно-мыслящими кругами. В это деникинское правительство вошли: ген. Драгомиров, ген. Романовский, ген. Лукомский, кадеты: Федоров, Лебедев, Астров, Маслов, Тихменев, Челищев, [135] старые сановники: Шипов, Чебышев и Нератов.
Если не бывший царский генерал-адъютант или сенатор, то эластичный, с черносотенной прослойкой кадет, напуганный революцией.
Политическая физиономия Доброволии определилась сразу же в силу пословицы: скажи, с кем ты знаком, и я скажу, кто ты.
135
До Челищева, ведавшего юстицией, в особом совещании находился генерал Макаренко, бывший главный военный прокурор царской эпохи. См. IV главу.
Великодержавность создавалась услуживанием Антанты, которая заверяла Деникина, что она спит и во сне видит мощную Россию.
Единение насаждалось путем грызни с казачеством и открытой враждой, даже войной с кавказскими республиками. Вступить в рукопашную с прибалтийскими лимитрофами не позволяло расстояние.
Больше всего досаждали Доброволии кубанские «хведералисты». Кубань, враждуя с Доброволией, не желала предоставлять все свои житницы в распоряжение Деникина, который крайне нуждался в хлебе для расплаты с благородными союзниками.
Подстрекаемый англичанами, Деникин прибег к довольно ловкому, эффектному, хотя и не достигшему сЬоей цели маневру для обуздания кубанских самостийников.
2 июня, в разгар весенних успехов на фронте, в Екатеринодаре состоялся банкет в честь уезжавшего в Англию ген. Бригса, главы английской миссии, преемника ген. Пуля. Перечислив заслуги этого иностранца перед белым станом, Деникин оттенил, что Бриге вкладывал душу в дело «спасения России».
Англичанин отвечал:
— Четыре месяца тому назад, получив приказ ехать в Россию в качестве главы британской миссии, я не знал, где находится Екатеринодар. По дороге мне говорили, что Деникин реакционер. Приехав же, я убедился, что он патриот.
Англия статую такого человека поставила бы в национальный музей, как редкий образец истинного патриотизма. Когда я приехал, положение на фронте было тяжелое. Теперь на фронте блестящие успехи, высокий дух, единение, но в тылу мелкие политиканы ведут свои интриги. Похоже, будто хороший бульдог отвоевал себе большой кусок мяса, а сзади бросаются лающие собачонки, старающиеся каждая урвать хотя бы кусочек. Для завоевания России нужно единение, танки и хлеб. «Я со своей стороны сделал, что мог: я просил свое правительство прислать танки, а Кубань должна дать хлеб. Мои заместители, ген. Хольман и Фриментль, будут энергично работать здесь на пользу русской армии; сам же я теперь могу принести больше пользы вашему делу в Англии, чем здесь. Банкет близился к концу.
Деникин взял карандаш и написал записку председателю особого совещания ген. Драгомирову, прося его сказать речь в честь заместителя Бригса, ген. Хольмана, при чем намекнул, что потом и сам хочет кое-что сказать.
Когда Драгомиров кончил приветствие Хольману, Деникин, держа перед собой лист бумаги, неожиданно встал и прочитал:
«Приказ главнокомандующего вооруженными силами юга России от 30 мая 1919 года, № 145. Бессмертными подвигами Добровольческой армии, кубанского, донского и терского казачества и горских народов освобожден юг России и русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России. С замиранием сердца весь русский народ следит за успехами русских армий, с верой, надеждой и любовью. Но, на ряду с боевыми успехами, в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающееся перед расчленением великой, единой России. Спасение нашей родины заключается в единой верховной власти
и нераздельном с нею едином верховном командовании. Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой родине и ставя выше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку, как верховному правителю русского государства и верховному главнокомандующему русской армией. Да благословит господь бог его крестный путь и дарует спасение России».В первый момент все русские остолбенели от изумления. Махровые реакционеры, боявшиеся сибирского либерализма, смекнули лишь спустя несколько минут, что означает эта история с подчинением Колчаку, который находится за тридевять земель и за столько же морей.
Громовое «ура» огласило зал.
— В эти исторические минуты мы чувствовали себя в буквальном смысле слова потрясенными, — говорили члены особого совещания, расходясь с банкета. [136]
Про настроение притаившихся меньшевиков и эс-эров «Донские Ведомости» писали:
136
«Донские Ведомости», № 127, от 4 июня 1919 г.
«С чувством удовлетворения встречен приказ в социалистических кругах, которые склонны были отнестись с большим доверием к сибирскому правительству, чем к особому совещанию». [137]
На кубанских вожаков приказ произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Правительство и Рада поспешили добраться на экстренное заседание.
А Деникин, чтобы торжественнее оттенить акт своего «патриотизма», воспетого ген. Бригсом на обеде, назначил на соборной площади парад войскам и благодарственный молебен.
137
Там же.
— Юг соединился с востоком в одно целое, — сказал он войскам. — Все силы, которые стоят на пути, как препятствующие к единению России, будут сметены в прах колесом истории.
Члены кубанского правительства и Рады не присутствовали на этом торжестве.
— У нас есть кубанская конституция, и изменение ее без санкции Рады с нашей стороны было бы актом революционным и было бы равносильно перевороту, — сказал тогдашний глава кубанского правительства Курганский, сменивший Быча. [138]
138
Там же.
Зато на Дону, который с воцарением бывшего свитского генерала Богаевского и кадета Харламова обнаружил сильный уклон к подчинению Деникину, «патриотический» акт последнего встретили доброжелательно, «Донские Ведомости» писали в передовой: [139]
«Генерал Деникин признал адмирала Колчака верховным правителем России. Это признание указывает на непоколебимость и уверенность, на единение и согласие всех борющихся с красной властью сил. Свершилось! Уже одно наличие, одно даже наименование верховного правителя России подействует на самую психику общества и народа особым образом: все и повсюду почувствуют, что страница истории перевернулась, и начинается новая глава. Зловеще и панически будет, несомненно, действовать это имя на красную власть и ее приспешников, бодряще и утешающе на всех русских граждан, томящихся под этой властью. Но не забудем, что акт ген. Деникина есть не только акт политической дальновидности, но и нравственно высокий акт личного величия и благородства, которым главнокомандующий подает высокий пример гражданской совести всем, кто действительно любит единую и великую Россию».
139
Там же.
«Единонеделимцы» уже считали Россию спасенной.
Н. Львов писал в «Великой России»: [140]
«Мы получили, наконец, единую, всероссийскую, национальную власть, и все величие этого события не во внешнем блеске и внешней славе, а в той простоте, в которой это совершилось. Одним порывом благородного сердца Россия вдруг спаялась в одно неделимое целое. Мы получили власть, не силою нам навязанную, осуществленную не захватом честолюбия, а бескорыстным признанием ради блага России».
140
Выдержка, помещенная в «Донских Ведомостях» от 9 июня № 132.